— Вы так и пишете: в русскую национальную освободительную армию?!-переспросил Гитлер. — Но об этом следовало раньше доложить мне.
— Этот пункт играл важную роль… [185]
— А я считаю, что необходимо избегать такого положения, когда у нас могли бы создаться ложные представления. Необходимо различать право пропаганды, которую я направляю на ту сторону, и то, что в конечном счете мы делаем на самом деле,-заметил Гитлер, но замечанием этим не ограничился. — Не следует допускать даже малейшей мысли насчет того, что мы хотели бы найти, скажем, компромиссное решение. В этом смысле мы имели трагический урок уже в Первую мировую войну в отношении Польши…
Фюрер напомнил историю польских легионеров, задуманных во время Первой мировой войны для борьбы с русскими войсками, но в результате повернувших в самый неподходящий момент оружие против немцев. Увлекшись, Гитлер обрушился на эмигрантов, которые не только без числа сидят в хозяйстве Розенберга, но, к сожалению, имеются и при армиях. Это — бывшие балтийские дворяне и другие балтийские немцы. Не забыл Гитлер помянуть и украинских эмигрантов, которые обжились в Германии, и, к сожалению, даже приобрели гражданство и которые, естественно, смотрят на немецкую освободительную кампанию с большой радостью.
— Но они видят не наши национальные цели, в перспективе они видят свои собственные цели,-сказал Гитлер. — Каждый народ думает о себе и ни о чем другом.
— В дополнение к этому осмелюсь доложить,-сказал Кейтель, когда фюрер закончил свою речь, — что, когда Польша действовала против нас, немецкие офицеры, как, например, один командир кавалерийского полка, состоявший в немецкой армии и четыре года участвовавший в боевых действиях, перешли на сторону Польши, чтобы принять на себя командование соответствующими подразделениями. Польское столбовое дворянство!
— Да…-кивнул Гитлер. — На сегодня перед нами встает именно такая опасность. Приказ № 13 вообще не подлежит обсуждению. Равным образом и другие вещи можно делать с таким расчетом, чтобы практически из них не вытекало никаких даже самых незначительных последствий и чтобы прежде всего не допустить распространения такого образа мыслей, какой я, к сожалению, уже обнаруживал у некоторых субъектов. Я могу лишь сказать: мы никогда не создадим русской армии — это фантазия первого разряда. Прежде чем мы это сделаем, будет гораздо проще, если я из этих русских сделаю рабочих для Германии, ибо это в гораздо большей степени является решающим фактором.
Мне не нужно русской армии…
Если я взамен этого получу русских рабочих, это меня вполне устраивает. Я могу тогда высвободить немцев, я могу соответствующим образом переквалифицировать русских. Наибольшим достижением для нашего производства будет являться рабочий, который будет занят на работе [186] в Германии и которого мы должны, естественно, снабжать совершенно иначе, чем немцев.
Одного нам нужно решительно избегать — чтобы у нас неожиданно не возникла мысль: может быть, наступит день, когда дела у нас пойдут плохо, — и нам нужно только создать украинское государство, тогда все будет в порядке, тогда мы получим один миллион солдат.
Мы ничего не получим, ни одного человека! Это такая же фантазия, как и тогда. Мы совершили бы величайшую глупость. Мы прежде всего упустили бы из виду цель настоящей войны… Никаких отдаленных целей я намечать не могу в смысле создания независимых или автономных государств. Ибо начинается дело, и всегда оно кончается независимым государством. Это совершенно ясно, таков бывает заключительный аккорд песни.
Здесь нужно ставить вопрос со всей остротой, чтобы у нас не возникало никаких ложных представлений…
— Мы имеем всего 78 батальонов туземных батальонов…-доложил начальник Генерального штаба. — 1 полк и 122 роты. Это все. Из этих 78 батальонов 47 находятся в распоряжении фельдмаршала, на Украине и в распоряжении командующего запасной армией. Так что, собственно, — впереди остается немного, и все они очень распылены, поскольку они находятся впереди. Далее имеется особая категория численностью в 60 000 человек. Это — некоторая разновидность охраны. Они сведены в совершенно мелкие группы. О добровольных помощниках — их приблизительно до 220 000 человек. Они распределены в войсках примерно по 4-5 человек на одного артиллериста. Их нельзя убирать.
— В этих добровольных помощниках я не усматриваю никакой проблемы,-сказал Кейтель. — Что касается туземных соединений, то там дело опаснее, так как они сведены в достаточно крупные единицы.
— Имеется только одно-единственное подразделение полкового типа,-возразил Цейдлер. — Все остальные сведены в батальоны. Это также не представляет опасности.
— С моей точки зрения,-прервал этот спор Гитлер, — решающий момент заключается не в самом факте существования этих соединений, а в том, что мы ни в коей мере не должны дать себя обмануть насчет того, чего вообще мы можем от них ждать и какое действие это произведет на другую сторону.
— Я позволю себе заявить,-проговорил Кейтель, — что мы будем рассматривать национальный комитет Власова как чисто пропагандистское средство.
— Но необходимо провести резкую черту,-сказал Цейдлер. — Там, где дело касается противника, там можно все делать, а что происходит внутри, там дело обстоит иначе. Здесь должна быть ясная граница. [187]
— Я этот вопрос еще раз поставил перед Розенбергом совершенно четко,-сказал Кейтель. — Я задал ему вопрос: каковы их собственные намерения в отношении национального комитета? Что касается нас, то мы предполагаем использовать их в целях пропаганды для возможно более широкого привлечения перебежчиков.
Его ответ: сведение этих добровольных помощников (так он их называет) и русских, украинских, кавказских, татарских боевых соединений в единую русско-украинскую освободительную армию, а также, добавлю я, использование этого предприятия с пропагандистскими целями.
Здесь мы имеем дело не только с использованием в целях пропаганды, но и особого рода сосредоточением. А это есть именно то, чего фюрер не желает.
Оказалось, что того, чего не желает фюрер, не желает никто.
— Сосредоточение я считаю совершенно неправильной мерой, и уж ни в коем случае в форме дивизий,-поспешил заявить начальник Генерального штаба. — Батальоны еще допустимы, их легко держать в руках. Но соединения выше этого не должны допускаться, за исключением казачьей дивизии. Эта последняя будет вести себя вполне порядочно.
— Я сказал бы, что, если бы мы успешно удержались на Кавказе, мы могли бы наверняка получить соединения не у грузин, а у мелких тюркских народов,-с сожалением проговорил Гитлер.
— Такие соединения есть!-торопливо отозвался Кейтель. — Они будут составлять исключение из вышеуказанного правила, так как они являются сильнейшими врагами большевизма. Они стоят вне дискуссии. Это — тюркские легионы. Это чисто туземные соединения. Я еще раз могу указать на то, что мы говорили в прошлом году, в начале сентября, они особо отличились в борьбе с бандами… Эти роты, поскольку они состоят из безусловно надежных элементов на добровольческой основе, могут быть оставлены и дальше, а также могут создаваться заново.
Разговор о Власове начал личный адъютант Гитлера Шмундт.
Он сказал, что его беспокоят поездки Власова на фронт. Власов разъезжает всюду в качестве проповедника и проповедует национальное освобождение как в населенных пунктах, так и перед добровольными помощниками и войсками…
— Это я уже запретил,-сказал Кейтель.
— Генерал-полковник Линдеман говорит не совсем так, как думает господин фельдмаршал…-возразил Шмундт. — Он говорит, что несомненно, этим больше всего затруднил борьбу с партизанами. Линдеман говорит, что теперь наступил момент, когда одно из двух: или надо сделать уступку этому Власову, даже если мы не намерены остановить его, и сказать: «Вы за это получите то-то и то-то», или все это дело надо отклонить начисто. Иначе это ударит нам в спину, люди станут выражать недовольство и вместо того, чтобы обслуживать железнодорожную сеть, в один прекрасный день начнут саботировать ее.