Меня тогда разобрало любопытство, и на следующий день я вернулась с фонарем и выяснила, что стена, загораживавшая проход, обвалилась и теперь оттуда можно пролезть в еще одну большую пещеру, некогда служившую подвалом товарного двора. На месте самого двора давно возвели дома и магазины, а подвал остался.

Удивляясь собственной храбрости, я продвигалась по кирпичным хитросплетениям из одного подвала в другой. Шум машин и журчание воды сопровождали меня повсюду. Нырнув в очередную арку, я неожиданно увидела пусть тусклый, но свет. В этом тоннеле был небольшой отводок от Риджент-канала.

Прямо передо мной высился четырехэтажный склад, усеянный арочными окнами. Отводок, который я тогда обнаружила, оказался искусственной заводью, когда-то исполнявшей роль частного порта, — отсюда товар с судов сгружали на склад. Туристические яхты до сих пор им пользуются, когда нужно развернуться. Отводку даже дали имя в честь его неофициальной функции — коллектора останков и инородных тел. Его прозвали Ямой дохлых псов.

Теоретически, если я сейчас пойду по тому же маршруту, только в обратную сторону, то смогу попасть в хранилище с той стороны, откуда Луэлин меня точно не ждет.

Но для этого придется прыгнуть в канал.

Дойдя до бечевника, я остановилась у небольшого пешеходного мостика, перекинутого через Яму дохлых псов. У берега покачивалась одинокая лодка. Я, особо не задумываясь, забралась в нее и пристально оглядела окрестности. Якобы чтобы убедиться, что меня никто не видит, но по правде — чтобы отсрочить неизбежное. Дождь лил сплошной стеной, черная вода внизу недобро сверкала. Пахло дизельным топливом и гнилыми водорослями.

Каналы — это вам не реки. В них нет ни приливов, ни отливов, ни течения. Риджент-канал глубиной всего в метр. Теоретически я смогу пройти вброд. Тут совсем близко до моста и до самой дыры.

Чего уж теперь размышлять? Я сняла куртку и свитер, спрятала их в рюкзак и полезла в воду. Она доходила мне до шеи — я неслабо просчиталась, прикидывая глубину. Одной рукой держа рюкзак над головой, а другой отталкиваясь, я двинулась вперед.

На каждый шаг уходила целая вечность. Дно — то твердое, как гранит, то мягкое, как оконная замазка, — было усыпано самыми разными предметами. Некоторые приходилось обходить, и каждую секунду я проклинала себя за то, что отдалилась от берега.

В арке стало темнее, но глаза вскоре привыкли. Через пару секунд я даже смогла различить впереди каменную лестницу. Закинув рюкзак, я подтянулась и влезла на первую ступеньку.

Ничего другого, кроме как дрожать всем телом, я в тот момент делать не могла. Стянув с себя мокрую футболку, я переоделась в свитер и куртку из рюкзака. Так-то лучше. Вылив из кроссовок грязную воду, я продолжила путь — сквозь вереницу арок, каждая из которых была не более шести футов в высоту и двенадцати в ширину.

В катакомбах пахло стоячей водой, канализацией и еще чем-то едким, почти химическим. Воздух был неподвижен, и чем дальше я продвигалась, тем сильнее искажались звуки вокруг: и мерная капель, и шуршание грызунов в грудах мусора. Понятия не имею, как сюда попал мусор, но факт был налицо. Я видела мешки из супермаркетов, объедки фастфуда, одежду, дохлых кошек и даже один складной стульчик для пикников. С каждым шагом уличный шум становился все тише, пока не исчез вовсе. Теперь я слышала только скрип своих подошв, когда они соприкасались с булыжником.

За каждым сводом этих бесконечных арок меня могли поджидать. Я светила фонариком прямо перед собой и старалась не шуметь, а заодно подмечать подозрительные тени и звуки.

Через несколько минут впереди замаячила северо-западная стена, посредине которой разверзся вход в лошадиный туннель. Если мне не изменяет память, отсюда уже рукой подать до подвала товарного двора.

Перемещаться тут было проще: во-первых, я уже не сомневалась в правильности выбранного направления; во-вторых, сквозь вентиляционные решетки сверху сочился свет. Вскоре я была уже в подвале.

Полпути позади.

Я шла по лужам, казавшимся слизью, мимо арок, и ворот, и клепаных колонн. Когда что-то пролетело у самого уха, я с трудом сдержалась, чтобы не закричать. И вот, уже почти в конце туннеля, я услышала то, что не могла игнорировать. Мужской голос.

91

Я инстинктивно выключила фонарик. За голосом последовал трескучий звук рвущейся бумаги. А может, помехи полицейской рации. Нет. Меня не могли тут найти. Наверняка звук проник сверху, с улицы, через вентиляционную решетку.

Вот только решеток там не было и в помине. Я была уже в подвале, а они остались в туннеле.

Господи, я же так старалась! Как они меня выследили? Они ведь даже не искали меня. Все то оборудование, которым снабдил меня Джосбери, вышло из строя после падения в реку. И ничего нового мне не выдавали.

Кроме телефона.

Если бы я не подозревала, что кто-то может меня услышать, то непременно заревела бы в голос. В больнице мне дали новый телефон, специальный телефон для офицеров, которые отправляются на опасные задания. Почти весь день телефон был выключен, и я наивно полагала, что этого достаточно. Но вдруг Джосбери установил внутри датчик, который работал постоянно?

Я осторожно вытащила телефон из кармана — и последние сомнения исчезли. Неподалеку от меня кто-то ступил в воду.

ОБОТП не нужно было меня искать, они и так знали, где я. Весь день. С того самого момента, как я выскочила из машины Джосбери, сославшись на тошноту. Они следили за мной. И я сама их сюда привела.

Я готова была сдаться. Просто включить фонарик и окликнуть их. Но почему-то не стала. Нет, подумала я, это еще не конец.

У южной стены подвала я нагнулась и неслышно положила подлый телефон на землю. А потом, одной ладонью ведя по кирпичной кладке, пошла дальше, пока не очутилась на углу. Мне несказанно повезло: левой рукой я нащупала проем в стене, который выведет меня в западный лошадиный туннель. На свой страх и риск мигнув фонариком, я полезла в проем. Еще один поворот, еще пара метров — и я смогу войти в хранилище подъемников на уровне верхней галереи. Насколько я поняла, Луэлин поджидала меня на противоположном конце, у лестницы. Если нет, ситуация кардинально менялась.

Я притаилась за углом, прислушалась. Вокруг не было видно ни зги. И я вошла в хранилище.

Рядом снова текла вода. Много воды. Пол хранилища всегда подтоплен, и мы десять лет назад соорудили свои жалкие домишки на верхней галерее, что тянется по трем сторонам из четырех.

Я двигалась предельно осторожно и молилась, чтобы пол подо мной не просел. За десять лет многое могло измениться. Галерея была сто семьдесят метров длиной. Сотни аккуратных шажков хватит, чтобы перейти на верхний этаж восточной бойлерной. В бойлерных меньше пространства, но и меньше сквозняков; во времена моей скитальческой юности за эти места разворачивалась самая завзятая борьба. Наверняка Луэлин держит Джоанну именно там.

Воду я, конечно, не видела, но слышала, как она журчит внизу, плещется и булькает, а запах ее выстелил мне уже все горло. Сейчас тут, наверно, еще глубже, а раньше было добрых десять футов. Если я перегнусь с края галереи, то смогу зачерпнуть воды. Я как будто бы шла над громадным подземным бассейном, и чувство это, доложу я вам, лишало меня присутствия духа.

Нащупав угол, я бочком спустилась по ступенькам. Когда рука наткнулась на висящий кусок полиэтилена, я поняла, что это вход в бойлерную. Отодвинув занавеску и перешагнув через порог, я что-то услышала.

В бойлерной было темно хоть глаз выколи, но я прекрасно помнила это помещение. Я не раз ходила здесь в густом мраке, хотя сейчас понимала, что густой мрак — это еще не кромешный. Десять лет назад тут горела свечка, лампадка или хотя бы керосинка. Теперь же кто-то мог смотреть мне прямо в глаза — а я об этом и не знала. Выбор невелик: или заговорить, или зажечь фонарь.

— Джоанна, — прошептала я, понимая, что голос не выдаст меня так безбожно, как свет.