— Хорошо, я готова, — сказала она.

В комнате повисла тишина. Воздух задрожал от энергии, — энергии, которую Конни почти могла увидеть: она перетекала к ней. Поток серебряных искр, раскручивавшийся из рога единорога; белый свет, с треском и шипением исходящий из кончиков крыльев Громовой птицы; серо-стальные цепи, которые с лязгом протянулись по земле от деревянных молоточков горного гнома к ее ногам. Она мгновенно распознала их различную природу: мягкую, яростную, несокрушимую. Напомнив себе, что ей следует сопротивляться этим воздействиям, она пошарила в своем сознании в поисках того дара, которым, как говорили, она обладает, и наткнулась на кое-что в темноте — оно прорастало в ней, как цветочная луковица ранней весной выбрасывает первые побеги. Постепенно в ее сознании вырисовались слабые очертания щита. Она прикрылась им сверху. Это сработало: чужие мысли отступили.

— А теперь постарайтесь настойчивее добраться до Конни, — сказал Фредерик, внимательно наблюдая за девочкой, которая даже наморщила лоб от усердия.

Существа начали пробивать ее броню; их удары становились все сильнее, и все тяжелее было держаться. Коварная волна мягкого спокойствия просочилась через барьер и ласково окружила ее разум: единорог прорвал защиту. И тут же, как будто прорвало плотину, следом хлынули остальные, наполняя сознание Конни своим присутствием. Ее, как беспомощный листок, увлекло и закружило этим потоком.

— Ох! — воскликнула Конни, хватаясь за копну сена, чтобы не рухнуть на пол.

Все присутствующие немедленно отступили.

— Это было весьма неплохо, Конни, — сказал Фредерик. — Ты не должна сейчас ожидать от себя слишком многого сразу. Ты смогла понять, как нужно действовать?

— Да, — тяжело выдохнула Конни, — но я не настолько сильна, чтобы удерживать щит.

— Может быть, пока еще не настолько, тем более что против тебя сейчас выступали такие мощные сознания, но ты наберешься сил и умения. Второй прием — меч — поможет тебе это сделать.

— И что это за меч? — с сомнением спросила Конни. Она в жизни еще не брала в руки меч.

— Дядюшка Реджинальд описывал его как основное душевное состояние универсала. На самом деле он использовал другой образ, чтобы передать его суть: он говорил, что универсал подобен морю, в которое впадают все реки, — огромной дельте, в которой холодные воды, теплые воды, быстро и медленно текущие воды — все смешиваются в едином потоке. Ты никогда не теряешь власти над собой, потому что ты — море, но при этом можешь без труда ощутить присутствие каждого отдельного представителя.

Конни все еще переполняли сомнения.

— Но какое отношение это имеет к мечам?

— Извини, милая, этого я не помню, — виновато сказал Фредерик.

— Это следующая ступень, — вмешался Гард, со скрипом поднимаясь на ноги. — Универсал может объединить эти силы и, если они того желают, направлять их. Много человеческих веков минуло с тех пор, как я последний раз занимался такими вещами. Мы, горные гномы, неохотно общаемся с теми, кто не относится к нашей стихии, но когда наступает необходимость, даже мы позволяем универсалам направлять нашу силу.

— Тогда давайте попробуем, — сказала Конни, ей было любопытно, что из этого получится. Она уже однажды чувствовала, как через нее проходит сила — когда Громовая Птица спалила куст. Не будет ли это похоже на то ощущение?

Снова в сарае повисла тишина ожидания. Конни пыталась очистить свое сознание и представить, что она — огромное море, только солнечное и спокойное, а не темное и бурное, какое она видела в сознании Каллерво. Три присутствия подступали к ней, и она представила их себе как три притока, смешивающих свои воды с ее водами. Когда ее внимание на мгновение ослабло, она припомнила, как Морджик сказал, что она широка, как океан: ей не составляло труда быть тем, кем она была по своей природе.

— Бедный Морджик! — Это была не мысль Конни: она услышала мысли Ветра-Жеребенка.

— Мы должны ему помочь. — А это уже Гард.

— Сила молний может как ранить, так и лечить, — добавила Громовая Птица.

Затем эти четверо замерли в изумлении: они впервые в жизни могли общаться друг с другом вместе и напрямую.

— И воин и целитель одновременно, — пробормотал Гард.

Все четверо, как один, поняли, что им следует делать. Они начали устанавливать контакт с Морджиком. Конни нащупала его присутствие совсем близко и постепенно мыслями дотянулась до него.

— Универсал, — последовала ответная мысль, — я слаб и скитаюсь далеко в своих снах. — Старый дракон ощутил присутствие остальных вместе с ней. — Но кто это вместе с тобой?

Советники назвали свои имена и предложили свои дары: Ветер-Жеребенок — покой, Гард — силу, а Громовая Птица — энергию. Конни чувствовала, как их сила течет в ней, словно расплавленный металл, переливающийся в форму. С усилием она сосредоточилась и провела к Морджику каждое из этих предложений, так чтобы ни одно не потерялось по пути. Она чувствовала, что обладает орудием огромной мощи, объединяющим в себе витой клинок целительства единорога, укрепляющую мощь земли и динамическую силу грозовых туч. Направив его на дракона, прорезая им шкуру, словно алмазным скальпелем, добираясь до внутренней язвы, она ощущала энергию, проходящую через каждую частичку драконьего тела, — она очищала, оттягивала яд, оставленный Каллерво и его приспешниками. Наконец Морджик испустил тяжелый вздох и погрузился в сон без сновидений. По сигналу Конни Советники свернули свое присутствие и прервали связь друг с другом в уверенности, что полностью исцелили Морджика и он теперь быстро поправится.

— Итак, вот это и был меч, — сказал Фредерик. Конни открыла глаза и увидела, что он улыбается ей. — Мы были свидетелями того, что происходило, благодаря нашему контакту с мифическими существами.

— У тебя замечательный дар, Конни, — сказал Орленок. — Через тебя мы можем слышать и видеть друг друга так же ясно, как ты сама. Теперь я понимаю, как Общество смогло сохраниться на протяжении столетий. Почему мы забыли об этом?

— И правда, почему? — подхватил Фредерик. — Мой дядюшка никогда не упоминал о том, что меч можно использовать совместно. Боюсь, что в его время он уже стал редким оружием. Общество сильно ослабло, когда стали проявляться последствия индустриальной эпохи, и он большую часть своей жизни провел скрываясь.

Конни чувствовала себя обессиленной. Если бы она могла описать свое состояние словами, она бы сказала, что ощущает себя берегом после отлива: сознание ее было усеяно мыслями, завязшими там, как в песке.

— Может, у них больше не было сил, чтобы использовать его, — сказала она. — Я поняла, что это прием, который нельзя использовать слишком часто. Я бы вконец выдохлась, если бы это продлилось дольше.

— А ведь ты еще не пришла в себя после встречи с Каллерво, — добавила Кайра. — Мы должны быть внимательнее к нашему универсалу, друзья.

— В таком случае — в постель и спать, — сказал Фредерик. — Но прежде чем ты пойдешь, думаю, можно признать, что ты успешно завершила первую стадию своего обучения, ведь верно, товарищи мои Советники?

— Действительно, можно, — согласилась с ним Кайра. — Тебе еще предстоит научиться гораздо более сложным вещам, Конни, но теперь ты можешь пройти следующие несколько ступеней самостоятельно.

Орленок серьезно кивнул и добавил:

— И все же я думаю, что нам не следует слишком распространяться об этом успехе. Нельзя допустить, чтобы до Каллерво дошли известия о том, что ты владеешь этими умениями: он может счесть тебя еще более желанным союзником — или пленницей, — чем когда-либо. Правда, я начинаю сомневаться в том, что нам удастся скрыть от него что-либо касающееся тебя. Кажется, он знает о тебе больше, чем мы.

С такими тревожными мыслями Конни вернулась в фермерский домик к Эвелине. Склонившись над казанком яблок, запеченных в тесте миссис Мастерсон, мистер Мастерсон предлагал мистеру Коддрингтону завезти его на вокзал по дороге — когда он будет отвозить домой Лайонхартов. Конни искренне пожелала, чтобы он этого не делал. Она не сомневалась в том, что если эксперт и дальше будет околачиваться в Гескомбе, то Каллерво в скором времени станет известно о ее успехах во всех подробностях. Поэтому за столом она сидела тихо, как мышка.