В тишине, навалившейся на переулки, чувствовалось нечто сакральное. Наверное, именно потому люди, согнанные в один из них, молча стоят, понурив головы, совсем как на литургии. Но не голос Бога раздавался здесь, а вместо церковных колоколов доносился барабанный бой, задававший ритм неумолимой логике военной жизни.

Впрочем, какая разница?

Здесь поселилось зло.

Оно терпеливо ждет… И в ожидании закуривает длинную сигарету, набитую отличным табаком.

Неманя смотрит на человека с необыкновенно светлыми волосами и пытается понять, почему от него исходит физически ощутимая, просто невероятная ненависть.

Этот человек, штурмбаннфюрер в черной униформе, с безразличным взглядом, ритмично попыхивает ароматной сигаретой.

Штурмбаннфюрер командует, и грохот залпа проносится переулком, после чего воцаряется тишина, а семь человек, которых выстроили у растрескавшейся стены бывшей сапожной мастерской, падают на землю почти одновременно. Еще один приказ солдатам, после которого тяжко вздыхающих согнанных жителей Ниша заставляют выслушать очередную лекцию о необходимости беспрекословного послушания новым германским хозяевам.

Неманя Лукич все еще противится воспоминаниям. Немецкий офицер бросает на землю недокуренную сигарету. Вышагивая гибкой и почти неслышной кошачьей походкой, немец со смирением мудреца вынимает из кобуры длинноствольный пистолет девятого калибра и подходит к первому телу. Не спеша, педантично целится и стреляет в голову. Потом подходит ко второму, третьему, четвертому… Толпа молча наблюдает за представлением, будто присутствует при некоем тайном ритуале.

Слышны только выстрелы, резкие, звенящие. Неманя отмечает про себя еще одну особенность палача в черном.

Немец человек основательный, даже когда занят убийством.

Особенно когда занят убийством.

Офицер заканчивает свою работу и поворачивается к толпе.

Никто не произносит ни слова. Никто не решается вздохнуть полной грудью.

Потому что здесь царит зло. Оно неумолимо исполняет свои обязанности.

Дьявол в черной униформе хорошо знает это. Отсюда и торжествующая поза, которая говорит сама за себя. Отсюда две пары молний в петлицах его мундира.

Неманя узнает древний символ.

Руна «Зиг».

Знак Тора Громовержца.

На всех фронтах Европы Германия неуклонно проигрывает эту бессмысленную войну, но здесь, посреди Сербии, в маленьком городке, о существовании которого слышали далеко не все германские картографы, немецкий офицер наслаждается победой над горсткой испуганных и голодных людей.

Кто знает…

Может, этим он хочет доказать свою принадлежность к высшей расе?

Люди потихоньку расходятся. Офицер садится в открытый вездеход, который уносит его по пыльной турецкой мостовой. Неманя закуривает длинную американскую сигарету и погружается в раздумья.

Где-то за ужасными картинами смерти, за белой стеной, забрызганной кровью расстрелянных, чьи-то нежные руки касаются кружевной занавески в окне гостиничного номера…

И рядом с этой смертью…

Ему почти удается рассмотреть картину, скрывающуюся за дымкой долгих лет постоянного бегства. Он почти увидел ее.

Рядом со мной… Вернуться в ту давнюю весну, когда ОН впервые попал в этот город. И для меня… Вновь испытать все это. Анна, ты все еще остаешься живой…

Голос спутника возвращает его к действительности:

– Лучше нам срезать дорожку, мой господин, – произносит Нишавац. – Не годится болтаться по переулкам, швабы сейчас нервничают и потому скоры на расправу.

Неманя отбрасывает только что закуренную сигарету, и Нишавац реагирует на этот жест, изображая на лице огорчение.

– Как скажешь, Нишавац. Куда ты меня ведешь? Если увиденное не испортило тебе аппетит, мы смогли бы зайти пообедать в «Карпатию». Там и выпить можно. А это все поскорее забыть. Я в эту войну научился…

– Чему, Нишавац?

Гармонист вытаскивает из кармана грязных штанов исцарапанный портсигар, открывает его и берет неряшливо скрученную сигарету. Прикурив, он выдыхает густой клуб дыма и хрипло произносит сквозь его завесу.

– Быстрее забываешься, когда ты напиваешься!

3

– Только тебя и не хватало, Нишавац… Я еще глаза не протер как следует, а ты уже приперся, – с отвращением пробормотал Тома Шебек, совладелец «Карпатии» протиравший за стойкой стаканы. – Ты чего это, рядом с моим заведением ночевал?

– Не психуй, Тома, лучше подай чего покрепче, чтобы горе залить, – с неподдельной искренностью попросил Нишавац. – Видишь, какого приличного клиента я привел? Это господин Неманя из Белграда. Ученый человек, настоящий европеец…

Тома Шебек был крупным мужиком за сорок, когда-то он играл левого бека в команде «Синджелич». Дни, проведенные на футбольном поле, оставили ему на память незалеченную травму головы. Врачи рекомендовали принимать какие-то лекарства, которые помогли бы снять надоедливый правосторонний тик, однако он предпочел им домашнюю ракию двойной перегонки. Поэтому левое веко у него привычно задергалось, когда он глянул на высокого мужчину в шинели, сопровождавшего Нишаваца. Ресторатор смерил его взглядом от пыльных солдатских сапог, которые, как он был уверен, не напялил бы на себя ни один из сербских офицеров, до лица, которое украшала тщательно подстриженная господская бородка. После этого отложил в сторону тряпицу и насухо вытертый стакан и смиренно возгласил:

– Ох, очень приятно… Извините, я немного нервничаю… Вчера какие-то офицеры ввалились в мое заведение…

– Ничего страшного, – отозвался Неманя, подходя к стоике. – Удивительно, что вы еще не закрылись в такое страшное время.

– Так ведь надо как-то выживать, мой господин. Как вас, извините?..

– Лукич, – ответил Неманя, протягивая руку. – Майор Неманя Лукич.

– Майор? – Шебек удивленно поднял брови и посмотрел на него. Он страдал оттого, что никак не мог определить возраст необычного гостя. В самом деле, Шебек был в полном недоумении: мужчине, подошедшему к стойке и крепко пожимавшему его руку, могло быть и двадцать, и сорок.

– Вас это удивляет?

– Да ну, что вы. – Шебек пожал плечами, высвобождая ладонь. – С армейскими у меня никаких проблем. Ни с нашей стороны, ни с этой, ихней. Разве что иной раз с болгарами схлестнемся. Они и не солдаты вовсе, а так, бандиты какие-то. Вечно бардак устроят… Но только не здесь! Не в городе. Немцев они побаиваются. А как по селам рванут… Хуже чем турки, честное слово!

– Слышал об этом. А разве у вас здесь нет подразделений королевской армии?

– Не знаю, о какой армии и о каком короле ты говоришь, дружище. Ты ведь мне не сказал, какой армии ты офицер?

– Я из армии Дражи.

– Ну, если так… Только вслух об этом не говори. Правда, воевода Печанац [15]ушел в мир иной, но его бандитов все еще на каждом углу полно. А им-то все равно, с кем ты – с Дражей или с Тито.

– Да вряд ли им все равно, кто здесь четник, а кто коммунист.

– А чего ты хочешь от воришек да карманников? Но и эти бездельники, что на стенах всякую хрень пишут, ничуть не лучше. Просто у них оружия не хватает.

– Вы это про коммунистов?

И тут Нишавац из-за стола в уголке подал голос:

– Тома, блин, оставь человека в покое! У тебя есть что-нибудь пожрать? Есть у тебя свиные отбивные? В прошлый раз они ничего себе были.

– Прошлый раз еще до оккупации был, Нишавац. Что-то тебя память подводит.

– Так чем же ты сегодня гостя попотчуешь? Денег мне не жаль, сегодня ночью я одного болгарина в барбут ободрал! Можно и угоститься. Кебабы у тебя наверняка есть. Я точно знаю, что хозяин Крсман дружит с Мико, что орудует на черной бирже, и наверняка ему мясо со швабских складов продает. Да еще подай свою водку из ныжимок, что у хозяина Крсмана от отборного винограда остаются, да еще подай нам – если есть, конечно, – пирог слоеный с сыром. Да всяких закусок поболе!