Когда он оказался метрах а пятидесяти от железнодорожного моста, который находился как раз между старым кожевенным заводом и зданием фельдкомендатуры, следы, оставленные на песке и в рыхлой земле, совсем уже не походили на звериные.

Вне всякого сомнения, то были человеческие следы.

Отто фон Фенн поспешил туда, где они исчезали, и добрался до берега, укрытого зарослями ивняка, склонившего ветви к самой воде. Он поднял голову и осмотрел мост. Огромное, чудовищное стальное животное, разлегшееся поперек Нишавы, казалось мертвым и страшным существом.

У опоры моста, у самой каменной кладки, виднелась тень.

Она недвижно и немо замерла в темноте, которую местами прорезал стальной свет луны.

Хладнокровно, практически ничего не ощущая, Отто фон Фенн поднял карабин.

В полумраке можно было рассмотреть голову, и он знал, что нужно целиться именно в нее.

Неожиданно с севера донесся резкий свист. Длинная вереница грузовых вагонов, которые тащил огромный черный паровоз, с оглушительным шумом въехала на железнодорожный мост. Вагоны освещались фонарями и электрическими лампочками.

Их мерцающий свет лился сквозь шпалы на пространство под мостом.

В странной игре света и тьмы, сопровождаемой металлическим грохотом стальных колес, катящихся в каких-то десяти метрах от него, Отто фон Фенн ясно разглядел черты создания, в которое он целился.

– Господи Боже, Спаситель Небесный! – услышал он свой вопль, полный отчаянного бессилия. – О Господь мой! Как… Да разве возможно такое?!

Он опустил карабин.

Окаменев, он уставился на существо, чувствуя ответный взгляд.

Колеса вагонов стучали высоко над его головой.

Свет… Тьма… Свет… Тьма… Свет…

Секунду спустя под железнодорожным мостом через Нишаву, у стены, сложенной из серого сичевачского камня, уже никого не было.

Состав пересек мост и исчез в направлении железнодорожной станции.

Где-то за его спиной раздались крики людей и собачий лай.

Он отвел затвор карабина и вынул патрон с серебряной пулей. Он посмотрел на его серебристую верхушку, размахнулся и забросил его далеко в воды реки.

Потом спокойно отвернулся и зашагал вниз по течению.

Где-то позади него в чистых волнах Нишавы купалось отражение бледной луны.

23

Штурмбаннфюрер Генрих Канн довольно улыбнулся.

Дело было кончено. Он долго трудился, но воздалось ему сторицей. Он ни в чем не ошибся, проверил все несколько раз, спланировал все до мельчайших деталей, педантично и профессионально. Он чувствовал, как свербит от возбуждения кожа, а вдоль позвоночника по телу бегут мурашки. Канн приказал часовым ни в коем случае не беспокоить его, он собирается как следует отдохнуть и выспаться, чтобы около полуночи со свежей головой заняться делами, которые раз и навсегда следует довести до конца.

Он вышел из большого белого круга и повернулся, чтобы глянуть на свое совершенное творение.

На полу перед ним в кругу была начертана большая пентаграмма, а по ее краям – множество старательно выписанных рун. На столе в углу лежал ключ, которым он откроет врата.

Еще немного, и можно будет начинать обряд.

24

Еще немного, и можно будет начать акцию.

Воя Драинац не спеша вынимал из сумки оружие. Каждому по пистолету, по две обоймы и по гранате. Предварительно он довел до них план. Все следовало начать около часу ночи, когда весь город спит, а немецкие патрули встречаются редко; провести акцию следовало быстро.

Стеван, Драгиша и Младен стояли недвижно, трепетно глядя на него. Они ожидали, когда он скажет речь.

Но он только медленно повернулся к ним, поднес сжатый кулак к виску и процедил:

– Товарищи! Смерть фашизму!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

Минула полночь, и Ниш заснул, облитый серебристым лунным светом. Время от времени вдалеке слышался собачий лай, но между двумя собачьими перебранками тишина растягивалась, как распятая тяжелая, сырая телячья шкура. Как будто ничто не нарушает глубокий сон города, такой близкий к смерти и такой бесконечно далекий от нее, короткий и беспокойный, но все-таки укрепляющий. Ниш спит без сновидений, без надежды и без права на нее, и нынешней ночью живут в нем только звери, посылающие зов с одной городской окраины на другую, с одной окрестной горы на соседнюю… Долгими протяжными криками, горячими от жажды крови.

Драинац слышит этот ночной вой, и он с ног до головы окатывает его волной страха, а вдоль позвоночника, словно ядовитая змея, скользит животный уже. Именно потому Воя осторожно пробирается по темным переулкам, то и дело оглядываясь и прижав ладонь к животу, где под рабочей блузой спрятан пистолет. Он опасается, что кто-то или что-то, внезапно оживет в этой темноте, нечистое и злое.

Его пугает этот вой, не то человеческий, не то звериный, а временами одновременно и тот и другой, что страшнее всего. Он приводит на память таинственные убийства, что произошли в городе за последние несколько месяцев, жертвами которых в основном стали немецкие солдаты. Он точно знал, что его люди тут ни при чем, да и никто другой не мог этого совершить, судя по зверской расправе, учиненной над несчастными жертвами. Он не мог понять, в чем тут дело, да и не хотел этого знать. Но по городу упорно кружили слухи о телах, найденных с оторванными головами, и о головах, у которых отсутствовало тело…

И еще одно обстоятельство пугало народ: у жертв была выпита кровь…

Драинац остановился как вкопанный, когда в его воспаленном мозгу возник образ существа, способного на такие страшные поступки.

Он почувствовал, как волосы на его затылке внезапно встали дыбом.

Воя тряхнул головой, чтобы отогнать ужасную картину.

Будучи опытным нелегалом, он продолжил разрабатывать план ликвидации Крсмана Теофиловича.

Он приказал своим людям занять позиции около дома Крсмана, сам же решил оставаться в некотором отдалении, в переулке, откуда он мог спокойно следить за обстановкой. Стеван, как самый опытный, пойдет первым, остальные двинутся вслед за ним. Они ликвидируют Теофиловича и того четника, что поселился на втором этаже. Остальные парни разберутся с буржуйской женой и девчонкой, просто для того, чтобы ребята почувствовали кровь, узнали, что такое борьба. Прислугу они пощадят, потому что она все-таки рабочий класс, пролетарии, а не буржуазия.

На разработку плана пришлось потратить несколько дней, и потому задуманная им акция казалась ему уже свершенной. Каждый врывается со своей стороны, причем Стеван идет прямо к входной двери. Двое влезают в окна с южной и северной стороны, третий остается во дворе, на стреме. Когда все будет готово, он подаст им сигнал, после чего лично войдет в дом, чтобы убедиться в четком исполнении задания. И оставит записку: «Так будет с каждым, кто прислуживает оккупантам», после чего мстители скроются во тьме.