По всей стране ударами невероятной силы, на которые были способны только механизмы, но никак не люди, оказывались убиты самые отъявленные головорезы и прожженные вражеские агенты. Однако, как ни странно, ни в одном случае никаких следов техники обнаружить не удалось.

Почти обо всех случаях этих загадочных убийств были отбиты рапорты в тот самый специальный объединенный комитет ФБР и спецслужб. И ни один убийца не был задержан.

Было ясно, что Харрисон Колдуэлл вышел на след, который приведет его прямо в логово главного врага. Теперь он не сомневался, что как только он выяснит, кто стоит за этим бездействующим комитетом, то будет знать, на кого работают те двое, что охотятся за ним.

А для этого надо прочесать бескрайний лабиринт телекоммуникаций Америки, опросить сотни детективов, специалистов по вычислительной технике и инженеров-связистов. После программы “Спейс-шаттл” это будет самым широкомасштабным и четко скоординированным технологическим проектом.

Впрочем, осуществить его было не так-то сложно. Все решали деньги.

Харолд В.Смит видел, как развиваются события, как огромное число технических специалистов прибывает со всех краев для участия в проекте, имевшего целью установить адресат, к которому стекалась информация об убийствах, большая часть коих была делом рук Римо и Чиуна.

У Смита были большие сомнения, что следы могут привести к нему. Тем не менее он не переставал восхищаться возможностями электронной техники. Существовали, например, машины, способные по остаточному теплу определить, входил ли в помещение человек. Может, были и такие, которые могут установить, кто имел доступ к терминалу? И все же он считал, что принял все меры предосторожности и нагородил достаточно преград. Но на электронные замки есть электронные отмычки.

Сидя в своем кабинете и наблюдая, как на него надвигается вся эта махина, он вдруг почувствовал себя очень уязвимым и очень одиноким.

За махиной в роли Голиафа стоял Харрисон Колдуэлл, человек, ничем себя не проявивший на гражданском поприще, пока не развернул эту кампанию. Смит пока не мог сказать, какие цели преследует Колдуэлл — благие или злые. Но его надо было остановить. И вразумить. Римо справится с этим без труда.

В последние дни Римо что-то не объявлялся. Смит наудачу набрал номер в мотеле, по которому говорил с ним в последний раз. Ему повезло. Римо все еще был там.

Хуже оказалось то, что Римо умер.

— Что?!

— Он только что перестал дышать. Он отказался от врача. Вообще от какой бы то ни было помощи! До самого конца он наотрез отвергал всякую помощь. — Это говорила женщина, которая жила с ним в одном номере.

— Пульс?

— Я не умею щупать пульс.

— Зеркальце у вас есть? — спросил Смит.

— Зачем мне зеркальце?

— Так есть или нет?

— Маленькое дамское зеркальце?

— Да, да.

— Есть. В сумочке у меня зеркало есть.

— Возьмите и поднесите ему к губам.

— А, поняла, если запотеет — значит, дыхание еще есть.

— Вот-вот, — поддакнул Смит.

Он ждал, барабаня пальцами по столу и размышляя, во что же они все влипли. Может, в том, что некоторые приписывают звездам, действительно что-то есть? Уж слишком крупным было невезение, чтобы случиться помимо воли провидения.

Ну, ее только за смертью посылать...

Наконец она снова взяла трубку.

— Он мертв, — всхлипнула она.

Глава одинадцатая

Нет, Смит определенно чокнутый. Чиун всегда это знал, но все же попытался его урезонить.

— Да, вы уже сказали мне, что он умер. Но что же я могу поделать, раз человек не желает должным образом чтить предков? Вот и приходится расплачиваться.

— Над всей организацией нависла опасность. Вы — наша последняя надежда!

— Всеобщая беда — неуважение к предкам. В любой цивилизации тот, кто почитает свое прошлое, чтит все самое хорошее и полезное.

— Значит, вы помочь не можете?

— Могущество, сила, достоинство и честь Дома Синанджу всегда к вашим услугам, всегда готовы послужить вашей славе и процветанию, — изрек Чиун и повесил трубку, решив, что пора повидаться с Римо.

Он собирался выйти из номера, когда снова раздались звонки. Он не подошел. Это, конечно, Смит.

Внизу к нему обратился служащий отеля и сказал, что кто-то настойчиво пытается с ним связаться.

Чиун взял трубку — вдруг это девица, с которой живет Римо. Но это оказался Смит.

— Я подумал, что нас, наверное, разъединили, поэтому позвонил к портье, чтобы узнать, в отеле ли вы. Мне сказали, что вы как раз спустились. Послушайте, Чиун, у нас проблема. Я не могу говорить с вами по этому телефону. Вы можете мне сами позвонить?

— Да восславится имя твое в веках! С неизменным моим почтением... — молвил Чиун и, повесив трубку, зашагал к выходу.

Мотель, в котором остановился Римо, находился неподалеку. Все произошло раньше, чем Чиун предполагал. И все же Римо так преуспел в Синанджу, что было трудно сказать, где кончается Синанджу и начинается Римо — пока дело не доходило до неучтивости. Тут, конечно, давало себя знать его белое естество.

Женщина в номере Римо была в полном смятении. У постели сидел врач. Отняв стетоскоп от груди больного, он покачал головой.

Римо неподвижно лежал на кровати с закрытыми глазами и обнаженным торсом. На нем были только спортивные трусы. Тело его застыло. Висевшая на цепочке золотая подвеска сбилась к уху.

— Боюсь, уже слишком поздно, — сказал врач.

— Уберите отсюда этого белого, — приказал Чиун, обращаясь к Консуэло.

— Но это врач!

— Никакой он не врач! Он корейца от японца не отличит. Где у него лечебные травы? Где седина, спутница мудрости? Ему от силы лет сорок.

— Римо умер, — сказала Консуэло.

— Уведите его отсюда, — твердил Чиун. — Неужели и это придется делать самому?

— Ваш друг мертв, — сказал врач.

— Что вы понимаете в смерти! Что вы понимаете в смерти?! Вам доводилось убивать?

— Ну хорошо, мне надо оформить акт.

Чиун только махнул рукой. Если этот молокосос хочет самолично доложить начальству, какой он глупец, — это не его, Чиуна, забота.

Когда врач ушел, Чиун объявил, что Римо вовсе не умер.

— Тогда что с ним? С виду он совершенно мертв. Ни пульса. Ни дыхания. Врач сказал, что он умер.

— Его губит упрямство, — сказал Чиун. Он показал на подвеску, съехавшую Римо к уху. — Уберите это!

— Какой толк сейчас убирать какое-то проклятое золото? — недоуменно спросила Консуэло. Уже слишком поздно. Как старик этого не понимает?

— Уберите, — не унимался Чиун.

— Хорошо. Теперь это не имеет значения. Он был хорошим парнем, — сказала Консуэло. Ей захотелось на прощание поцеловать Римо в лоб, укрыть его простыней, чтобы он успокоился навеки. Но вместо того она через голову стянула с него цепочку с подвеской и протянула ее старику азиату. Тот в ужасе шарахнулся. Это был не просто шаг назад — это было какое-то движение, отбросившее его в дальний конец комнаты раньше, чем прозвучал шорох его одежд.

— Не подносите ее ко мне! Уберите. Она проклята!

— Да ладно вам, — устало молвила Консуэло.

— Унесите ее отсюда. Вон. Вон отсюда!

— Я не поняла, что я должна сделать? Подойти к первому встречному и сказать: “Не угодно ли золотую подвеску?”

— Унесите ее отсюда!

— Но она стоит не меньше нескольких сот долларов!

— Вон отсюда!

— Ушам своим не верю, — сказала Консуэло. — Ваш друг умер, а вас больше всего занимает жалкий кусок золота!

— Вон!

— Ну хорошо. Я ухожу. Но вы все-таки ненормальный.

— Червяку лебедь всегда кажется некрасивым, — сказал Чиун.

— Вы меня оскорбляете! — возмутилась Консуэло.

— Ну, кажется, мы наконец поняли друг друга.

Вернувшись, Консуэло увидела, что Чиун сидит рядом с телом. Она не поверила своим глазам: этот старый и верный друг, которого Римо называл не иначе как “папочка”, сидел на кровати и грозил покойнику.