Да. Джейн хорошо помнила, как накануне вечером сидела с виконтом в библиотеке. Подумать только, она наедине с мужчиной! И их разговор. Как он просил ее совета в том, как ему следует поступить с дочерью. И его готовность выслушать ее мнение. Она думала, что будет совершенно косноязычной в его присутствии. Но она узнала еще об одной черте характера этого невероятного человека: он не был высокомерным или авторитарным, как она представляла себе всех мужчин. Он был обычным человеком, у которого не было ответов на все случаи жизни, даже на самые очевидные из них.

   Он не знал, что все, в чем нуждался его ребенок, это любовь. Любовь ее отца. И он не знал, что хорошее, послушное поведение дочки вовсе не свидетельствует о том, что она счастлива. Он обратился к ней, к Джейн, за помощью. Даже самый лучший из мужчин мог нуждаться в небольшой помощи от нее в какой-то момент жизни.

   Эта мысль согревала ее, когда она вчера легла спать. И воспоминание о том, как она коснулась его. Она вспоминала его мужскую руку под своей собственной. Запах незнакомого аромата. Ощущение его тела. И понимание того, что ее тоска, которую она подавляла в себе многие годы, имела вполне определенную причину. Это была тоска по человеческому общению, поддержке и одобрению, товарищескому отношению и дружбе. И еще по чему-то. Она не знала, что это было, не считая того момента, когда он остановился возле ее комнаты и стал благодарить за то, что она приехала, и за то, что уделяет внимание Веронике. Она почувствовала, будто задохнулась. Как будто в коридоре не стало воздуха.

   Она чувствовала тоску… по нему. Она была не в состоянии выразить свои потребности более определенно.

   Поэтому и сбежала в свою комнату, как испуганный кролик.

   — И здесь тоже, — погладила ее по плечу повариха, отчего Джейн ощутила странное успокоение. В ее жизни было так мало физически контактов. — Она будет счастливым рождественским подарком и для некоторых леди, мисс.

   «Но вы не леди, Граггс». Она, словно наяву, услышала слова, которые были произнесены в классе для домашних занятий два дня назад. Да, она не была леди. Джейн грустно улыбнулась и поднялась из-за стола.

   — Вы, наверное, будете ужасно заняты, чтобы сделать все, что запланировано, — предположила Джейн. — О, я едва могу дождаться всех этих запахов и вкусов. Я едва в состоянии дождаться Рождества.

   Повариха удовлетворенно засмеялась.

   — Все будет так, как и положено на Рождество, — уверила она.

   Но ничего подобного не было в ее жизни. Это ее первое Рождество. Она не могла дождаться праздника. В тоже время, ей хотелось как следует посмаковать каждое мгновение подготовки. Они должны пойти собирать зелень и омелу сегодня днем. Она, Вероника и, возможно, Дебора. И лорд Бакли, который придет к ним, чтобы помочь донести ветки.

   Вероника по-прежнему сидела на полу возле очага, сложив ноги по-турецки, и гладила мягкую шерсть кошки.

* * *

   Он не верил в то, что это происходит на самом деле. Он был на дереве, на самой крепкой ветке, чувствуя себя разгоряченным, взъерошенным и грязным. Состояние его ботинок (он был в этом уверен, хотя и не смотрел вниз), доведет его камердинера до сердечного приступа. Внизу стояла мисс Граггс, с расставленными руками, как будто собиралась его поймать, если он полетит вниз. Дебора прижимала ладонь ко рту, чтобы скрыть то ли визг, то ли смех, а Вероника спокойно и серьёзно, не отрывая взгляда, смотрела вверх.

   — Мисс Граггс полагает, что в дополнение ко всему падубу, который мы собрали и всем сосновым ветвям, которые мы нарезали, нам необходима еще и омела, — обратился он к своей дочери перед этим. — Как ты думаешь, Вероника, нам нужна омела?

   — Да, пожалуйста, папа, — сказала она

   А Дебора смеялась — она начала смеяться с самого начала их похода и ни на минутку не остановилась с тех пор — и добавила свой голос к просящим, сообщив, что настоящее Рождество возможно только, если есть омела, под которой можно целоваться.

   Поэтому он был здесь. На дереве.

   Затем он спустился вниз с огромной охапкой омелы, разорванной перчаткой и глубокой царапиной на ботинке, который уже явно нельзя будет отремонтировать.

   И все это во имя Рождества.

   — Знаешь, почему я рискнул жизнью и здоровьем, чтобы собрать это? — спросил он улыбающуюся Веронику.

   — Потому что мисс Джейн попросила? — предположила она.

   Джейн. Он не думал, что у нее будет такое имя. И все же оно очень ей подходило. Спокойное и скромное.

   — Не угадала, — сказал он. — Для того, чтобы воспользоваться ею по назначению.

   Он поднял ветку над нелепой шляпой девочки, которую Нэнси явно считала подходящей для дочери актрисы, наклонился и поцеловал ее в мягкую прохладную щечку. Тем самым удивив самого себя: почему он это сделал?

   — Любой джентльмен имеет право поцеловать леди, которую застанет под омелой без опасения получить пощечину, — сказал он. — Это такой Рождественский обычай. Видишь? — с этими словами он выпрямился и поцеловал хихикающую Дебору. — Теперь мы должны отнести всю эту растительность к дому.

   — А как же мисс Джейн? — тихо, совершенно серьезно поинтересовалась малышка.

   И он понял, что его поймали. Словили на горячем. Поскольку, когда он демонстрировал использование омелы дочери и племяннице, в действительности, он хотел это сделать с мисс Граггс. Даже несмотря на то, что она была чопорной, невзрачной и до кончиков ногтей типичной школьной учительницей. Хотя сегодня днем это уже не казалось правдой. Как только они вышли из дома, в ее глазах появился свет, который тронул его до глубины души. Она наслаждалась всем этим точно так же, как девочки.

   — О, с мисс Граггс это тоже действует, — сказал он, поворачиваясь к ней и снова поднимая веточку омелы. И тут же почувствовал, как у него перехватило дыхание. Она стояла, замерев, глядя на него бесхитростно и беззащитно.

   Он поцеловал ее быстро и легко, как и двух других. Не считая того, что совершенно опрометчиво поцеловал ее в губы. И поцеловав ее, почувствовал себя еще более разгоряченным, чем после вылазки на дерево.

   Она резко отвернулась, прежде чем они смогли встретиться взглядами, и начала энергично складывать ветки в связки. Они собрали целых три связки.

   — Здесь твоя, Вероника, — показал он. — Будешь нести омелу, потому что она без колючек. Дебора, возьми эту связку падуба. А последнюю возьму я.

   Когда он потянулся за самой большой связкой, то задел рукой мисс Граггс, и тут, наконец, их взгляды встретились. Ее глаза были огромными и блестящими. Неужели из-за холода на ее глазах выступили слезы? Или, на самом деле, из-за поцелуя? Конечно же, ее целовали и прежде. Конечно, это не может быть ее первым поцелуем. Или может? Он в очередной раз задался вопросом о ее прошлом, о ее жизни. Обедневшие родители и необходимость самой себя содержать? Но она не планировала ехать домой на Рождество.

   — Я пришлю кого-нибудь с телегой за сосновыми ветвями, — решил он.

   — Мы везде развесим зелень, — неожиданно громко запела Дебора, без малейшего намека на музыкальный талант.

   — Тра — ля — ля — ля — ля — ля — ля — ля — ля, — подпела ей мисс Граггс прекрасным контральто.

   — Это время для веселья, — подхватил он их пение и многозначительно посмотрел вниз, на Веронику.

   — Тра — ля — ля — ля — ля — ля — ля — ля — ля, — присоединилась она к ним, отчаянно фальшивя.

   — Радость к нам придет, — хором пропели они втроем, в то время как мисс Граггс поддержала их своим мелодичным «тра — ля — ля».

   Проклятье, подумал виконт Бакли, когда неожиданно осознал, что радуется мысли о наступлении Рождества.