Гарсия неловко потер шею, словно стараясь избавиться от подступающей мигрени.

— «Я снова сказал приятелю опустить собаку, пусть она уходит. Но остальная компания весело поддержала его: „Да пошли ты его! Вытряхни этот старый мешок с блохами!“

Я даже не видел, откуда появился нож. Я знал только, что все произошло внезапно, и в руке у моего приятеля появился мясницкий нож».

Гарсия оторвался от страницы и мельком глянул на Хантера. Тот внимательно слушал.

— «Под крики „сделай это… сделай!“ он вскинул плачущую собаку высоко в воздух. Ее глаза были полны ужаса. Собака знала, что должно случиться. Мой приятель с силой полоснул тесаком ей по шее. Кровь хлынула струей. Она брызнула мне на лицо и грудь, и у меня свело желудок. Маленькое собачье тело, обмякнув, шлепнулось на землю. Секунд тридцать или около того оно дергалось и содрогалось, когда ее покидали последние признаки жизни. Все веселились и хохотали, пока не уставились на меня. Сам того не осознавая, я начал плакать».

Гарсия, наклонившись, положил дневник на стол и кончиком пальца провел по глазам.

— «Вскоре после этого я стал отдаляться от компании. С тех пор я никого из них не видел. Я не могу точно сказать, когда после инцидента в парке начались ночные кошмары. Может, через пару месяцев, но они никогда не оставляли меня».

— Подготовься, — сказал Гарсия, придавая особую важность тому, что собирался прочитать.

— «В моих снах не собаку, а меня держали за волосы. Это я был в ошеломлении, как то бедное животное. Я пытался, но не мог убежать. Я не видел лица противника, но знал, что это не мой друг, тот, кто обезглавил собаку. Он держал в руке меч. Когда лезвие приблизилось ко мне, я оцепенел, не в силах шевельнуться. Я открыл рот и попытался закричать, но не смог выдавить ни звука. Я был испуган. Медленным движением холодное лезвие врезалось мне в основание шеи. — Гарсия снова сделал паузу. Новое неловкое движение шеей. — Я чувствовал, как оно постепенно разрезает мою плоть, отделяя голову от тела. Боль была невыносимой. Я чувствовал, как кровь пропитывает мою одежду. Тело начало холодеть. Удар был чистым и безошибочным, но почему-то я все еще не умер. Моя голова стукнулась о землю и перевернулась несколько раз, как голова собаки той ночью в парке. Но мое тело не было безголовым. — Гарсия положил руки на стол и уткнулся лбом в сжатые кулаки. — Теперь на плечах у меня была голова дворняжки — глаза широко раскрыты, черный язык вывалился из перекошенной пасти. И человек с мечом, словно совершая какой-то ритуал, разливал мою кровь вокруг меня. Мою голову забрали, чтобы сжечь. Вот тогда я и проснулся».

Гарсия потер уставшие глаза.

— Это ни в коем случае не может быть совпадением, — сказал он, помотав головой. — Обезглавливание, голова собаки, разлитая кровь… Отец Фабиан годами видел во сне свою страшную смерть. Как это может быть?

Хантер задумался, после чего медленно поднял взгляд.

— Ты смотришь на это под неправильным углом зрения, Карлос. Отец Фабиан не видел во сне свою смерть. Убийца знал о его ночных кошмарах и решил претворить их в жизнь.

— Ну тогда послушай следующую строчку. — Гарсия склонился над текстом: — «Я никогда никому не рассказывал ни о той истории в парке, ни об этих снах, которые мучают меня».

36

Хантер посидел молча несколько секунд, переваривая то, что Гарсия сообщил ему. Тайну ночных кошмаров, которые мучили и пугали отца Фабиана больше двадцати лет. Кошмаров, которые кто-то превратил в реальность.

Первым заговорил Гарсия:

— Убийца не мог прочитать этот дневник, как сделали мы. Алтарник рассказал нам, что никогда не было никакого взлома и никто не имел доступа в комнату священника, кроме его самого.

Он встал, подошел к окну и распахнул створки. В офисе не было душно, но внезапно он ощутил потребность в глотке свежего воздуха.

Хантер сдавленно вздохнул.

— Не могу поверить, что убийца узнал о ночных кошмарах из дневника.

— Почему же нет? Мы же смогли.

— Совершенно верно. Нас двое. — Хантер снова расположился на стуле. — Мы читали не отрываясь почти три дня. Сколько дневников мы проработали, прежде чем наткнулись на страницы, которые и рассказали нам об этих снах?

— Достаточно, — признал Гарсия, медленно проведя правой рукой по лицу.

— Киллеру были необходимы то ли редкостная удача, то ли много свободного времени над дневниками, чтобы, как и мы, найти рассказ об этом сне. И почему в таком случае он не взял дневник с собой? Почему оставил его на месте? Дневники не были ни пронумерованы, ни датированы. Мы бы никогда не узнали, что один исчез.

— Так как же? — Гарсия остановился перед столом Хантера, положив руки на бедра.

— Дневники не датированы. — Хантер показал на книги на полке. — Священник мог вписать этот кусок, который ты прочел, на прошлой неделе или пять лет назад.

Гарсии потребовалось всего несколько секунд, чтобы уловить ход мысли Хантера.

— То есть ты думаешь, что, написав этот кусок, священник мог кому-то рассказать…

Хантер кивнул:

— Этот сон явно значил очень много для священника. Он попытался избавиться от него с помощью записи.Это не сработало.

— То есть следующим логическим шагом было переступить порог и рассказать кому-то, — сделал вывод Гарсия, и Хантер с ним согласился.

Телефон на его столе зазвонил, и он успел снять трубку до второго звонка. Слушая, он напрягся.

— Мы сейчас спустимся.

— В чем дело? — спросил Гарсия.

— Внизу нас ждет кто-то, желающий поговорить с нами.

— О чем?

— Об убийце отца Фабиана.

37

Девочка только что вышла из возраста подростка. Она в одиночестве сидела в допросной на втором этаже. Хантер и Гарсия наблюдали за ней с прозрачной стороны зеркального стекла из соседней комнаты.

Ее нельзя было назвать привлекательной, но не оставалось сомнений, что внешность не была самым главным в ее жизни. Ее растрепанные каштановые волосы беспорядочно падали на плечи. Большие и красивые карие глаза покраснели. Длинное зимнее пальто, надетое на ней, явно знавало лучшие времена.

— Она всего лишь ребенок, — нахмурился Гарсия. — Снова — кто она такая? — спросил он у полицейского, который первым поговорил с девочкой и привел ее в эту комнату.

— Она сказала, что ее зовут Моника, но не надо быть специалистом, чтобы увидеть, как она врет.

— И она сказала, что у нее есть информация об убийстве в церкви Семи Святых?

Офицер кивнул:

— Она сказала, что будет говорить только с детективом, который занимается этим делом. Я пытался внизу взять у нее заявление, но она отказалась. — У полицейского был смущенный вид.

— Что-то еще? — спросил Хантер, чувствуя растерянность полицейского.

— Что-то в ней… — Он перевел взгляд с одного детектива на другого. — У меня от общения с ней мурашки бегут по телу.

Гарсия подошел ближе к зеркалу. Он внимательно рассматривал девочку. У той был испуганный вид.

Моника подняла глаза, когда оба детектива вошли в комнату. Ее взгляд скользнул по Гарсии и остановился на Хантере.

— Привет, — сказал тот с теплой улыбкой, протягивая ей руку. — Я детектив Хантер, а это детектив Гарсия.

Она встала, улыбнулась в ответ и пожала им руки, задержав руку Хантера дольше, чем Гарсии.

— Я Моника. — У нее был мягкий голос с нотками печали.

— Просто Моника? — спросил Гарсия, слегка вскинув брови.

Она закусила нижнюю губу, и ее обеспокоенный взгляд вернулся к Хантеру.

— Все в порядке, — успокоил он ее. — Я Роберт, а он — Карлос, — кивком указал он на партнера. — Я предпочитаю, чтобы меня звали по имени. Это не так формально.

Она слабо улыбнулась.

— Взять что-нибудь попить? Воду, кофе, содовую…

— Немного воды было бы отлично, спасибо, — сказала она, садясь.

— Я принесу, — вызвался Гарсия, тут же направляясь к дверям.