Вскоре они познакомились, благо что их приемные матери стали дружить. Поначалу у них были общие игры, а затем, по мере того как они росли, общей становилась и их жизнь. Общаясь с Браулио, Беатрис поняла, что печаль досталась в наследство не только ей одной и что Браулио довелось пережить подобную трагедию — а может, и похуже. Их души оказались родственными, и как-то само собой получилось, что они стали откровенно рассказывать друг другу о своих мыслях, чувствах и пережитых горестях.
Беатрис знала, что в Браулио смешалась кровь двух рас, что он наполовину цыган. А еще она знала, что именно поэтому он и стал сиротой и по этой же причине к нему с неприязнью относились цыгане, презиравшие «полукровок». Тем не менее Беатрис завидовала Браулио, считая, что ему, по крайней мере, известно, какова причина его горя, какой бы странной и необоснованной эта причина ни казалась. Браулио точно знал, кого ему следует ненавидеть.
Раздраженный окрик преподавательницы теологии вывел Беатрис из задумчивости и вернул ее к действительности. Однако не прошло и двух минут, как она опять задумалась — на этот раз уже о том, какое платье наденет сегодня вечером на концерт, который организовали в своей резиденции ее приемные родители и куда была приглашена значительная часть мадридской аристократии.
Резиденция графа и графини де Бенавенте состояла из большого особняка, нескольких жилых строений поменьше, просторных помещений для карет и конюшен. А еще тут был густой парк со старыми ветвистыми дубами и красивыми фонтанами. Разнообразие стилей построек было обусловлено тем, что к фамильной резиденции, приобретенной еще в начале прошлого века, постепенно добавлялись и приобретаемые соседние здания, которые потом были обнесены по внешнему периметру высоким забором.
Цоколь, углы внешних стен и обрамление проемов дверей и окон главного здания были сделаны из мрамора, а остальной фасад и перекрытия — из кирпича. Это здание было в три этажа высотой, а под крышей был еще и чердак.
Донья Фаустина и ее супруг Франсиско стояли у подножия лестницы, идущей от главного входа, и встречали многочисленных гостей-аристократов, священников и политиков, о прибытии каждого из которых, завидев ту или иную карету, громогласно объявлял мажордом.
На Фаустине было верхнее платье из парчи и малинового шелка с большим вырезом сзади и с треугольным нагрудником спереди, изготовленным из материи более темного цвета и предназначенным не только для того, чтобы подчеркнуть природную красоту Фаустины, но и для того, чтобы хоть как-то скрыть ее выступающий живот: она была беременна. В этот вечер граф и графиня де Бенавенте буквально светились счастьем и пытались передать свое восторженное настроение всем окружающим. Да, им было из-за чего радоваться, так как до этой беременности их брак в течение почти одиннадцати лет был бесплодным. Король и королева вежливо отклонили приглашение на этот концерт, однако королева согласилась на участие в нем ее придворного музыканта Доменико Скарлатти, которому было поручено сыграть в доме ее подруги Фаустины новую сонату.
— Епископ Перес Прадо, начальник канцелярии святой инквизиции! — мажордом объявил о прибытии этого жуткого человека, которого граф де Бенавенте пригласил против воли своей супруги.
— Герцог де Уэскар, посол Испании во Франции!
Несмотря на существовавшее между графом де Бенавенте и герцогом де Уэскаром яростное соперничество и оппозиционность герцога по отношению к маркизу де ла Энсенаде, граф все-таки решил пригласить герцога де Уэскара, Фернандо де Сильву Альварес де Толедо, поскольку тот был выходцем из самой Могущественной семьи Испании.
Вслед за ним приехали герцог и герцогиня де Мединасели, граф и графиня де Вальмохада, герцогиня де Аркос, герцог и герцогиня де Кастро. Все эти люди были близкими друзьями четы де Бенавенте. Затем прибыли и другие видные представители аристократического Мадрида, а также посол Франции, посол Венеции и — одним из последних — посол Англии Бенджамин Кин.
Самым последним явился ведающий финансами, обороной, флотом и управляющий владениями в Вест-Индии, а также занимающий должность первого министра дон Сенон де Сомодевилья, маркиз де ла Энсенада. Он обменивался любезностями с встречавшими его на входе графом и графиней де Бенавенте несколько дольше, чем остальные гости, сердечно благодаря своих друзей за приглашение.
Просторное помещение, в котором должен был состояться концерт, было залито ярким светом, исходившим от четырех огромных люстр. Стены помещения были обшиты деревом и дорогой материей, а также украшены позолоченной лепниной с большим количеством изящных фигурок.
Женщины уселись на стоявшие в зале стулья в английском стиле, которых было около пятидесяти, а их мужья собрались в кружки и, угощаясь сладким вином, оживленно о чем-то разговаривали.
Беатрис и Браулио выбрали для себя укромное местечко, где легче было стойко выдержать это мероприятие, которое им обоим казалось очень даже скучным, и где можно было поболтать, не мешая окружающим.
Когда в зале появился музыкант Скарлатти, все мужчины подошли ближе к тому месту, где сидели женщины, чтобы не пропустить начало сонаты.
Скарлатти изящно изогнул свои руки, и его виртуозные пальцы произвели первые аккорды. Искусно противопоставляя различные темпы — медленные и быстрые, — он всецело захватил внимание публики, которая, едва только зазвучали первые ноты, оценила несомненное мастерство музыканта.
Казалось, все присутствующие были увлечены сонатой, однако многие из сидящих в зале успевали и поглядывать по сторонам: некоторые из них косились на людей, присутствие которых им было явно неприятно; другие оглядывались, чтобы кивком поприветствовать своих знакомых; третьи с наслаждением разглядывали собравшихся здесь красивых дам.
Главный инквизитор Перес Прадо перешептывался с главой иезуитов отцом Игнасио Кастро и исповедником короля, тоже иезуитом, отцом Раваго. Видя, что они сидят рядом и явно чему-то радуются, английский посол Кин подумал, что предметом их разговора наверняка является сегодняшний неожиданный арест Великого магистра испанских масонов Уилмора. Кин, узнавший об этом аресте незадолго до начала концерта, напряженно размышлял над тем, какие последствия может возыметь это событие — как для него самого, так и для некоторых из его соотечественников.
Сидевший в другой части зала маркиз де ла Энсенада, вроде бы внимательно слушавший сонату, размышлял тем временем, с кем из присутствующих ему стоило бы сразу после концерта поговорить. Заметив молодого герцога де Уэскара, он подумал, что этому человеку не стоит уделять внимания. Уж лучше он поговорит с английским послом, которого маркиз уже заметил среди присутствующих, а затем пообщается с отцом Раваго, чтобы разузнать, что тот собирается делать с масоном Уилмором, разоблаченным соглядатаем графом де Вальмохадой.
Когда Скарлатти в быстром темпе играл уже последние ноты сонаты, Браулио с удивлением заметил, что лицо его любимой Беатрис становится все более бледным. Ее взгляд был прикован к лицам двоих из присутствующих — главного инквизитора и главы иезуитов, которые вызвали у нее воспоминания о самом трагическом моменте в ее жизни, пережитом пять лет назад.
Музыка все еще звучала, когда Беатрис вдруг стремительно подскочила со своего стула и, громко топая каблучками, бросилась прочь — подальше от этого зала. К удивлению всех присутствующих, Браулио кинулся вслед за Беатрис. Однако догнал он девушку лишь возле ее спальни.
— Не знаю, что с тобой произошло, Беатрис, однако необходимо, чтобы ты мне об этом рассказала.
Она бросилась в его объятия и, тяжело дыша, несколько секунд не могла произнести ни слова.
— Я их видела… — наконец сказала она, повторив затем эти слова дважды, ничего не объясняя.
— Кого ты видела? — с тревогой спросил Браулио.
— Я видела лица смерти.
Берег реки Мансанарес