— А что ты хотел бы сделать? — эхом отозвалась она, и дрожь предчувствия пробежала по спине, наполняя странным возбуждением.

Он откинул голову и создал промежуток между их телами, чтобы посмотреть на нее сверху вниз; в его взгляде сверкнула такая враждебность, что Сорель испугалась, не зная, как вести себя дальше.

— Свернуть твою хорошенькую шейку, — закончил Блейз свою мысль тоном констатации факта.

Она вытаращила глаза, открыла рот и пропустила шаг.

Блейз мгновенно отреагировал на ее оплошность, прижав крепко к себе, так что Сорель могла почувствовать его силу, тепло тела, движение бедер, когда он снова влился в ритм музыки, а она автоматически ему последовала.

Знакомое состояние — оказаться в руках Блейза и подчиняться в танце — было нестерпимо, оно напомнило, как ей не хватало его прошедшие месяцы… годы.

Вокруг них в вихре проносились другие пары. Сорель постаралась обрести голос.

— Я понимаю, тебе какое-то время было тяжело, но четырех лет вполне достаточно, чтобы преодолеть обиды.

— О, я преодолел, не беспокойся. Не думаешь же ты, что я все это время нянчился со своим разбитым сердцем?

Она вообще не считала, что у него разбито сердце, но понимала, что своим поступком уязвила его гордость. Четыре года назад он уже имел высокое положение в обществе и в деловом мире, внеся свежие идеи и энтузиазм в фирму, которая и без того слыла в Новой Зеландии процветающей, а то, что он молод, холост и происходит из богатой семьи, служило дополнительной пищей для газетных сплетен.

— Я уверена, ты не страдал от недостатка в желающих утешить тебя, — проговорила Сорель.

Выражение лица Блейза изменилось; он сощурился, и она не могла прочесть, что у него в глазах.

— Ты права. Конечно. — Он говорил нейтральным тоном, глотая звуки. — С такого расстояния данная схема вещей едва ли имеет цену.

— Тогда что же ты меня все время задираешь? И почему… хочешь свернуть мне шею?

— Я выражаюсь фигурально, не более того. Ни один мужчина не хочет, чтобы из него делали дурака.

— Я не собиралась так делать.

— Ты могла бы мне сказать заранее, если у тебя появились сомнения, — заметил Блейз.

— Я знаю. Я же сказала, что прошу прощения.

Она просила извинения в письме, после того как улизнула из-под венца, зная, что родителям и Елене придется как-то выкручиваться из ситуации, в которую она их втравила. На письмо Блейз не ответил, да она и не ожидала ответа. Сорель писала, что просит его постараться ее простить, но не ждала, что так и будет. Но чего она уж никак не ожидала, так это что он сохранит недобрые чувства так долго.

Она никогда не считала Блейза своим врагом, и ее больно задело, что он, кажется, так считает.

— Ты меня ненавидишь? — тихо спросила Сорель.

— Ненавидеть тебя? — с явным пренебрежением переспросил он, чтобы у нее не оставалось сомнений, что она недостойна такого чувства. — Нет, конечно. Ненависть — пустая трата сил.

Подразумевалось, что он тратит их на более важные вещи. Боль в ее сердце усилилась. Глупо, потому что она сама воспитала в нем намеренное безразличие к ней.

— К тому же, — продолжал Блейз, — если ты собираешься здесь остаться, нам то и дело придется встречаться. Жизнь станет очень некомфортной, если мы не сможем выносить друг друга.

— Я никогда не говорила, что не выношу твоего вида!

Язвительная улыбка скривила тонкие губы.

— Ты просто думала, что не сможешь выносить его за завтраком до конца своих дней, так?

— Ты же знаешь, что все происходило гораздо сложнее.

— Я понятия не имею, насколько сложно все было. Или не было. Твое письмо ничего не прояснило. «Дорогой Блейз, извини, прощай!»

— Как несправедливо! Неправда! — Она провела тогда много часов в терзаниях, что написать.

— О, признаю, присутствовали и другие слова, но суть изложена именно в этих.

Сорель не могла тогда выразить свои чувства, сама их не очень понимала, но чем ближе подходил день свадьбы, тем сильнее ее охватывала паника. Она попыталась сказать матери о своих сомнениях, но Рода Кеньон их отмела и заверила ее, что сама тоже пережила взвинченное состояние невесты, но такое бывает со всеми и проходит. Она ни разу не пожалела, что вышла замуж за отца Сорель. «Завтра у тебя все будет хорошо».

Но хорошо не стало, и через одиннадцать часов Сорель в конце концов нашла в себе мужество поступить так, как хотела.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Я тогда еще не созрела для замужества, — объяснила Сорель. — Я была слишком молода.

— Видимо, да, — Блейз впервые проявил хоть какое-то понимание. — Я не догадывался, насколько ты еще ребенок.

— Я знаю, нельзя тянуть до последнего момента, — продолжала она, — но, как ни глупо, я боялась расстроить вас всех — тебя, своих и твоих родителей.

Ее нерешительность смешивалась с тем обстоятельством, что она знала Тарноуверов всю жизнь и всю жизнь обе семьи молчаливо ожидали, что они поженятся, хотя Блейз был на шесть лет старше и в детстве обращал на нее мало внимания. Мальчишкой он просто проявлял терпимость, а она его обожала и всюду ходила за ним по пятам. Родители взирали на их отношения с умилением. Когда Сорель с подружками еще не признавали мальчишек, Блейз казался уже слишком взрослым, чтобы включать его в это презренное племя, а при первых проявлениях волнений подросткового возраста он стал объектом их невинных фантазий.

А потом она выросла…

— Мы так долго оставались друзьями, — промолвила она. — Разве нельзя…

— Назад мы не вернемся, — прервал ее Блейз. — Мы не дети.

— Ну а в качестве взрослых разве мы не можем все забыть? Ради наших семей, если уж нет других причин?

Он, казалось, задумался над ее словами. Глядя в сторону, Блейз маневрировал среди танцующих, отыскивая зазор. Когда он снова встретился с ней глазами, они словно подернулись тонкой дымкой вуали.

— Конечно. Могу пообещать, что буду держать руки подальше от тебя.

Он говорил, а сам не отрываясь смотрел на нее. В его голосе слышалось что-то вяжущее и тревожащее. Сорель беспокоили и ранили интонации его голоса.

Музыка прекратилась, и Блейз выпустил ее из рук.

— Спасибо, — поблагодарила она.

Он наклонил голову, и Сорель постаралась не заметить в его жесте иронии.

— Я провожу тебя к столу.

Больше он к ней не прикасался. Когда они подошли к столу и Сорель взяла бокал, протянутый предыдущим кавалером, Блейз обменялся приветствиями с ее родителями, которые уже сидели за столом.

— Сорель говорит, что, возможно, останется здесь жить, — небрежно оповестил он их, — если найдет работу в Веллингтоне.

Мать удивленно посмотрела на нее.

— Нам ты ничего не сказала!

— Я еще не решила, — быстро ответила Сорель.

— Вот и правильно, — с одобрением закивала Рода. — Пора возвращаться домой.

— Самое время, — поддержал ее Айен. — Хорошо, что наш ребенок опять будет дома.

Бесполезно обращать внимание на слово «ребенок». Она у них единственная и для отца всегда останется ребенком.

— Извини, если я выпустил кота из мешка, — произнес Блейз.

— Неважно, я все равно рассказала бы им, — пожала плечами Сорель.

Блейз еще немного поболтал с Родой и Айеном и вернулся к своему столу, где Чери сидела, подавшись вперед к компании напротив, и слушала какую-то веселую историю. При появлении Блейза она повернулась к нему, просияла, протянула руку. Блейз взял ее и сел рядом.

Сорель отвела разочарованный взгляд.

Жених и невеста опять пошли танцевать, прижимаясь друг к другу. Глядя на безмятежно-счастливое лицо Елены, Сорель почувствовала, как к горлу подступает ком. Ее охватила жгучая зависть. Кузина была в том же возрасте, в котором Сорель когда-то собиралась вступить в брак, — двадцать один год. К тому же Елена знала своего мужа до свадьбы всего девять месяцев, но уверена в правильности своего решения. Сорель не понимала, как можно влюбиться в незнакомого мужчину и быть уверенной, что хочешь провести с ним всю жизнь.