– Какой парень? Чьих чар? – и за спиной М.А. появляется Вика.

Да вот, – небрежно поясняет М.А., – Ольга Николаевна одним своим появлением ввергла в смятение целый московский офис, особенно его молодую мужскую часть, и кое-кто там теперь себе места не находит.

– Правда? – восторженно реагирует Вика. – Какая прелесть!

Кто б сомневался! А М.А. хорош – болтун несчастный! Мужчина – что с него возьмешь. Он полагает, что очень удачно и остроумное пошутил, а на самом деле дал жизнь новой большой, длинной и жирной сплетне. Уже давно никому не мыли кости на тему личной жизни. И вот тебе, пожалуйста! Ольга Николаевна и юный Альбертино. Просим любить и жаловать. Будет чем заняться в течение долгого рабочего дня. Судя по плотоядному Викиному взгляду, волна сплетен накроет меня не далее как сегодня к вечеру, а поглотит – к концу недели. Я лучезарно улыбаюсь ей и поворачиваюсь к компьютеру.

– Максим Александрович, – спохватывается Вика, – я же за вами.

– Да? – вопрошает М.А. абсолютно незаинтересованным голосом.

– К вам же сын пришел.

– Действительно, – боковым зрением вижу, как М.А. смотрит на свои часы, – спасибо, Вика.

Они удаляются. Я вскакиваю со своего места и подхожу к двери. Выглядываю в коридор. Вика и М.А. идут в сторону приемной и о чем-то разговаривают. Надеюсь, не обо мне. М.А. не похож на человека, способного откровенничать с секретаршей. Тогда, позвольте, задумываюсь я, какого черта он выдал меня?

Никакого сына в коридоре не наблюдается. Наверное, сидит, ждет папашу в кабинете. Я опять усаживаюсь за компьютер. Значит, это был мальчик. Тот ребенок, которого должна была родить белобрысая и пухлая Наталья. И ему сейчас ни много ни мало – я принимаюсь за подсчеты – лет четырнадцать. С ума сойти! У М.А. уже сыну четырнадцать, а я все еще не у дел.

Нет, невозможно сидеть и делать бюджет филиалов, когда рядом, почти за стенкой, такое происходит! Я подхватываюсь и вылетаю в коридор. Напускаю на себя деловитый вид и шествую в сторону приемной. Что мне там нужно? Быстро, быстро соображай. Бумага? Нет, отпадает, Вика только что из моего кабинета, наверняка вспомнит, что с бумагой у меня все в порядке. Вика у нас глазастая. Дискету? Чушь собачья. У Вики у самой вечно нет чистых дискет. Я замедляю шаг. Вот напасть, как трет левая туфля. А в магазине все было чудесно. Известный парадокс: туфли, такие удобные и мягкие в магазине, превращаются в некое подобие «испанских сапог», стоит за них только заплатить и принести их домой. Я бросаю взгляд на злополучную обновку и – о, эврика! – понимаю, зачем мне срочно нужно в приемную. Пластырь. Мне жизненно необходим пластырь. Вика, как всякая уважающая себя катастрофистка, держит в тумбочке солидную аптечку. Пластырей у нее там – всех размеров и конфигураций. У меня, впрочем, тоже, но не по причине страха перед всем на свете, а по причине постоянных конфликтов с обувью, но сейчас я собираюсь сделать вид, что только Вика с ее предусмотрительностью и любовью к ближнему способна спасти меня от тягот земных… И я тяну на себя дверь приемной.

Через несколько минут я покидаю заботливую Вику, удовлетворенная по части пластырей от пяток до макушки и абсолютно не удовлетворенная по части четырнадцатилетних подростков. Его там просто-напросто нет. Сына М.А. Он, скорее всего, у отца в кабинете. Не сидеть же сиднем, дожидаясь его появления. Да и что я хочу увидеть? Не знаю. Поэтому ухожу, зажав в руке пачку модных японских пластырей.

Каким образом другие умудряются обзаводиться детьми? Я имею в виду, конечно, не техническую сторону дела. С этим-то как раз все ясно. Хотя вопрос о том, как другим удается заводить детей – логическое продолжение вопроса о том, как другим удается находить себе спутников жизни. Все взаимосвязано. Можно, безусловно можно родить ребенка, не выходя замуж. Слава богу, с этим сейчас никаких проблем, не то, что лет двадцать-тридцать назад, но ведь не от кого попало, верно? Хочется родить ребенка от человека, который… который… словом, от которого хочется родить ребенка. А такого нет. У меня, во всяком случае. И поэтому я, несмотря на всех своих тридцать семь претендентов, одна как перст.

Все какие-то дискотеки, проходные варианты, суета. Дети, мне кажется, вносят в эту жизнь некий элемент стабильности. Не только потому, что привязывают тебя к себе: корми, пои, укладывай, никуда не ходи. Это-то само собой разумеется. Я имею в виду стабильность другого рода. Они – нечто, вокруг чего начинает крутиться твоя жизнь, крутиться и наполняться смыслом. А раз появляется смысл, значит, появляется стабильность.

«Что это со мной?» – озадачиваюсь я. Давно ли я захотела иметь детей? Нет-нет, я и не захотела еще. Мы же договорились: захотеть можно только от одного конкретного мужчины. Нет, я пока просто задумалась. И это тоже в новинку. Раньше я и не задумывалась. Было некогда. Ведь столько было суеты. Дискотеки, проходные варианты…

Может, мама и права, и стоит попробовать еще пару-тройку раз. Не исключено, что я не дошла буквально одного шага до той черты, за которой для меня начнутся перемены. Она сказала, что быстро «свести» (ненавижу это слово, ненавижу!) меня с этим «симпатичным брюнетом» в возрасте «года на три тебя старше» не получится. Надо подготовить почву, чтобы все выглядело спонтанно. «Ты же знаешь этих мужчин». Мне ли не знать? После тридцати семи экземпляров-то. Пусть готовят почву. Маме с ее подружкой это только в кайф. Реалити-шоу. «Свидание вслепую».

Я листаю свои расчеты. Выкинуть все из головы и взяться за дело. Надо довести работу до ума и отдать Юрику. Или М.А.? Черт, жизнь как-то неожиданно усложнилась. Причем по всем направлениям сразу.

Галка врывается ко мне в шестнадцать двадцать три. Волосы стоят дыбом, глаза прищурены. Я внутренне сжимаюсь. Тревога! Она хлопает дверью и останавливается напротив меня, скрестив на груди руки и пронизывая меня взглядом. Неужели что-нибудь узнала?

– Когда Жаннета собирается вернуться? – тоном следователя угро спрашивает Галка.

– Наверное, завтра, – неуверенно отвечаю я. – А что?

– Утром? – продолжает допрашивать Галка.

– Скорее всего.

Жаннета, в отличие от меня, предпочитает путешествовать в Москву и из Москвы по ночам. Не любит терять время в дороге.

– Тогда вечером назначаем сбор, – решительно говорит Галка.

– Сбор чего? – морщу я лоб.

– То есть встречаемся. – Галка смотрит на меня взглядом психиатра, только что распознавшего в подопытном неизлечимые психические отклонения.

– Зачем? – Я все больше и больше напрягаюсь.

– Есть дело.

– Какое? – Нет уж, нужно выяснить все на берегу, до того как Галка обрушится со своим делом на ничего не подозревающую ранимую Жаннету.

– Расскажу, когда встретимся, – строит загадочные глаза Галка и мимолетно улыбается. – Не назначай никаких мероприятий на завтра.

Я тихонько перевожу дух. Улыбается – значит, не замышляет ничего смертельного. И тут же начинаю заводиться – к чему тогда весь этот агрессивно-таинственный вид? Все бы ей важности на себя напускать.

– Что-то про работу? – Я делаю еще одну попытку приблизиться к истине.

Галка пренебрежительно фыркает:

– Вот еще! Исключительно про личное.

Поворачивается и выходит из кабинета, на. ходу посылая мне воздушный поцелуй. Я встаю и направляюсь к стеллажу, где стоит банка с кофе. Пора принять допинг, иначе я не дотяну до конца рабочего дня. Все как сговорились трепать мне нервы!

Я беру в руки бутылку, в которой храню питьевую воду. Закончилась. Надо идти на кухню. На кухне в основном и происходят все наши чае– и кофепития. Юрик весьма строг по части принятия пищи на рабочих местах. Но мне иногда делает поблажки. Я ведь никому не мешаю своим скромным бутербродом и тихим прихлебыванием, так как сижу в одиночестве. Время от времени я демонстрирую приверженность рабочей дисциплине и тусуюсь со своими обедами на кухне, но сейчас мне необходимо одиночество. Хорошо бы еще закрыться на ключ, чтобы уже гарантированно ни с кем не общаться до конца дня, но вряд ли это удастся сделать.