И все-таки, перед тем как начать изложение его космогонической теории и связанных с ней проблем здоровья человека, необходимо вернуться к истокам его пути, внимательно проследить за тем, как ученый-медик превращался в целителя, использующего в своем лечении Энергию Сотворения[5].

ЗАМКНУТЫЙ КРУГ

В 1988 году Сергей Сергеевич Коновалов пришел по распределению работать в Окружной клинический госпиталь им. 3. С. Соловьева. Год работы в отделении неотложной терапии и реанимации отодвинул на некоторое время его поиски нового пути.

Размышлять и сомневаться здесь времени не было.

Работа требовала знаний, практических навыков, молниеносного принятия решений. Сюда поступали люди, находящиеся на грани между жизнью и смертью, и нужно было сделать все возможное, чтобы спасти их, вывести из угрожающего состояния. Это наделяло работу высшим смыслом, заставляло отдавать все силы и знания спасению человека. Наверное, невозможно описать то чувство триумфа и восторга, которое испытывал и он, и медицинские сестры – совсем молоденькие девушки, когда благодаря их усилиям остановившееся сердце снова начинало биться через тридцать, сорок, а то и пятьдесят минут. Его душа, жаждущая, похоже, только одного – помогать людям, наконец-то была удовлетворена!.. Но ненадолго.

И все-таки путь, который был предназначен Сергею Сергеевичу, и здесь самым необычным образом подавал свои тайные знаки, заставляя задумываться, искать. Разумеется, каждый врач, работающий в реанимации, неоднократно сталкивается со смертью. К смерти нельзя привыкнуть. Она – боль и горе родных, их слезы и страдания. Все это отзывается необыкновенной тяжестью на сердце врача, на руках которого умирает пациент. Однажды, после смерти пациента, когда Сергей Сергеевич с тяжелым грузом на сердце вошел в ординаторскую, буквально через минуту-две вслед за ним тихо, взволнованно и как-то украдкой вошла медсестра. «Вы знаете, – пролепетала она, обращаясь к Коновалову, – мне страшно». Сергей Сергеевич удивленно поднял брови: к сожалению, не всегда усилия реанимационной бригады заканчивались победой над смертью, но медицинский персонал не испытывал никогда суеверного страха перед умершим человеком. «Там что-то странное…» – продолжала она, и Сергей Сергеевич поспешил назад, в реанимационную палату. В одном из верхних темных углов они вместе с медсестрой, замерев, наблюдали явственно светящееся бесформенное пятно…

Это произошло только однажды. Или только однажды было замечено врачами. Но махнуть рукой на это было не так-то просто. Что же такое смерть?

Остановка сердца? Прекращение процессов жизнедеятельности? И все? Но почему при виде этого странного свечения сразу приходит в голову мысль о душе, покидающей тело? Возможно ли такое?

Раздумывать было некогда. Работа не оставляла на это времени. И все-таки иногда случались необъяснимые вещи. Необъяснимые с точки зрения науки…

Так, например, больной, находящийся в коме, неожиданно пришел в себя и сел на кровати. К нему направилась удивленная медсестра: выход из комы – явление довольно редкое. Мужчина начинает собирать вещи. Медсестра, не понимая, что происходит, спрашивает его: «Что вы делаете? Ложитесь». – «Передайте это моей жене, – просит больной, протягивая ей собранные вещи, – мне это уже не понадобится». – «Да что вы такое говорите? Ложитесь, успокойтесь, я сейчас позову врача…» – «Не нужно врача, меня уже нет, я ушел, передайте это…» С этими словами больной снова ложится в постель и… умирает.

Все это вызывало не просто изумление, все это будило воображение и ум. Может быть, смерть – это не конец, а только граница, за которой – совсем другая жизнь? Так ли наивно религиозное представление о бессмертной душе? Так ли далеко от истины?

И в чем же тогда истина?

Через какое-то время Доктор Коновалов понял, что не испытывает полного удовлетворения от своей работы. Он ведь видит больного только короткое время, спасает его, отводит от страшной черты, за которой – смерть, небытие, а дальше тот переходит в обычное отделение больницы, и его дальнейшая судьба неизвестна. Возможно, кому-то это покажется обычным делом, нормальным явлением.

Действительно, если врач будет интересоваться судьбой каждого своего пациента, вникать во все ее нюансы, то что же получится? У него и времени не останется на личную жизнь. А врач ведь обыкновенный человек, у него свои заботы, обязанности перед семьей. И разве возможно впустить в свою душу этот бесконечный поток человеческой боли и страданий, с которым врач ежедневно сталкивается в силу своей профессии? Душа не выдержит! Поэтому одни врачи привыкают держать душу на запоре, виртуозно делая свое дело, но ни в коем случае не допуская внутрь чужую жизнь со всеми ее страданиями, а другие в какой-то момент просто привыкают к чужим страданиям, устав сочувствовать, равнодушно делают свое дело. Это они говорят пациентам: «Не вы один такой», «У вас не самое тяжелое заболевание», «Ваши жалобы – обычное дело». Знакомо? Еще бы!

Каждому. Действительно, не может же врач растрачивать свою душу на каждого пациента, тем более что таких пациентов у него каждый день – десятки.

Не может, если это не такой врач, как Коновалов.

У него хватает сил ежедневно пропускать через свою душу боль и страдания нескольких тысяч пациентов.

И не пациентом он чаще всего называет больного, а – «дорогой мой человек». Это обращение стало своеобразным лозунгом всей его деятельности. Пациенты повторяют его в своих письмах как молитву, как пароль. Вы можете сомневаться в этом, сидя дома в собственном кресле, но там, в зале на его сеансах, в этом не сомневается никто.

Из истории болезни 1002162 (1927г.р.): «…Вы вернули меня к жизни, к себе самой. Избавили от нежелания жить… Я получила от Вас и через Вас свою связь с Вселенной, отчего стала сильнее и хоть капельку мудрее. Я верю, что уже никогда не останусь без поддержки в трудный час, потому что мы вместе…»

Из истории болезни (1941 г.р.): «…Сергей Сергеевич! Не могу не добавить к сотням невыразимых в словах благодарностей свою искреннейшую признательность за Ваш ПОДВИГ – этический, духовный, профессиональный, физический, человеческий! За исцеление наших „побитых“ душ, за возвращение возможности жить. Я знаю многих „помеченных Богом“ людей в искусстве, но Ваше творчество, а вернее – миссия, не оставляет сомнений по поводу того, чья работа важнее…»

Из истории болезни 1007728: "…Спасибо за то, что лечите всех нас. Каждый человек, приходя к Вам на сеансы, не чувствует себя обделенным вниманием. Он попадает в атмосферу доброты, понимания, любви. Когда Вы обращаетесь к залу, мне кажется, что Вы обращаетесь именно ко мне, чувствуете, что у меня болит, и хотите помочь.

Успокаиваете, поддерживаете, утешаете. И точно такие же чувства испытывают все мои знакомые, которые ходят к Вам…"

Затем Сергей Сергеевич Коновалов проработал три года в кардиологическом инфарктном отделении. И вот именно здесь он впервые ощутил полную свою беспомощность как врача. А это означало отсутствие перспектив для больного.

Больной поступал в отделение. Его лечили. И как лечили! Используя весь арсенал средств современной медицины, ничего не упуская из внимания. Здесь были и хороший уход, и широкие возможности по реабилитации, и весь современный объем лечения.

Больной выписывался в удовлетворительном состоянии, а через некоторое время чуть раньше или чуть позже, снова поступал в отделение. Это был какой-то замкнутый круг!

На этом отделении лечили в основном сердце. Современная медицина вообще разделила человека на составляющие и воспитала поколения врачей, призванных лечить именно его составляющие – сердце или желудок, почки или печень, но только что-нибудь одно. «Доктор, а у меня еще…» – «Это не ко мне. Я только по почкам».

Естественно, что больные с инфарктом миокарда или иными поражениями сердца, находящиеся на лечении, страдали и другими хроническими заболеваниями, начиная от банального остеохондроза и заканчивая тяжелыми поражениями органов и тканей, в том числе системными заболеваниями. На фоне инфаркта миокарда и, как правило, в среднем двухнедельного постельного режима многие сопутствующие заболевания обострялись.