Сплетение гирлянд над каруселью вспыхнуло разноцветными огнями, отбрасывающими блики на пол. Из невидимых динамиков зазвучала музыка – тревожная, дребезжащая и в то же время завораживающая. Как из музыкальной шкатулки. Хизер где-то слышала этот мотивчик… Пока она думала, аттракцион преображался. Засверкал вычищенным блеском пол, грязь с лошадок стекла вниз бурыми потёками и растворилась в воздухе, не долетев до земли. Арена дрогнула, когда включился главный двигатель и лошади начали описывать танец вокруг центральной колонны, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз – сначала медленно, потом всё быстрее. Как в былые славные времена. Карусель Счастья ожила.

Тринадцать, подумала Хизер, чувствуя, как её воротит от мелькающих перед глазами белоснежных фигур. Теперь в карусели властвует число тринадцать…

Ей показалось, что между рядами пластмассовых лошадей у противоположного края арены мелькнуло что-то чёрное. Наверное, это всё-таки была игра воображения, потому что, сколько Хизер ни старалась углядеть, что там, ей это не удалось. Лошади двигались слишком быстро, туманя глаза и разум, чуть ли не слетая со своих стержней. Ветхий двигатель не мог обеспечить такой скорости, их двигало что-то другое. Хизер чувствовала себя как ребёнок, заблудившийся на ярмарке – всё вокруг было залито ярким вспыхивающим светом и беспрестанно двигалось, двигалось, двигалось… Она уже готова была схватиться за голову и закричать: «Прекратите, ради Бога!», когда всё кончилось. Арена остановилась как вкопанная, нещадно бросив её вперёд. Хизер пришлось опереться руками об одну из лошадей, чтобы не упасть. К пальцам прилипло что-то мокрое и липкое, и она с отвращением отскочила от животного, вытирая руки о жилетку. Лошадь сопроводила её мрачным взором глаз, налитых кровью. Раскрашенные губы сложились треугольником, образуя злобную ухмылку.

Огни потухли. Хизер осталась одна в полутьме, цепляясь за рукоять пистолета. Тут и там на арене раздавались противные хлюпающие звуки, будто кто-то топал калошами по болотистой местности. И сквозь эти хлюпанья проступал жаркий шёпот. Слова нельзя было разобрать, но смысл непостижимым образом вливался прямо в голову.

Ты здесь. Значит, я тоже здесь. Снова…

Шёпот повторялся, раздуваясь в глубину и в широту. Он медленно подступал к ней. Хизер вертелась на месте, видя вокруг только безжалостные морды карусельных лошадей. Они уже не были белыми – по спине от стремен и до копыт тянулись бесформенные красные пятна.

Кто это?

Мне лучше умереть. Бояться больше нечего.

На арене кто-то был. Хизер слышала, как поскрипывает пол под его ногами. Шаги приближались вместе с шёпотом.

Этот зародыш, Бог… Я думаю. О той бесконечной боли, которую он принесёт после рождения. Для всех и для меня.

– Алесса? – неуверенно окликнула Хизер, отступая назад. Человек теперь был отчётливо виден между горбатыми фигурами лошадей. Он стоял, глядя на неё и до боли кого-то напоминая. Хизер не сразу поняла, кого именно.

Та комната, полная боли. Страдания и жестокость, которых я там натерпелась. Я решила, что будет лучше, если…

Это была она сама. Хизер. В той же жилетке, но только обагрённой вытекшей кровью. В той же юбке. В тех же сапожках, купленных на эшфилдской распродаже этой весной. Но глаза… они были иными.

Не её глаза. Глаза Алессы Гиллеспи. Единожды увидев, их нельзя было забыть.

Смерть. Я хочу умереть. Сама, мирно и спокойно… Не надо сопротивляться. Зачем?

Она подняла правую руку, демонстрируя Хизер нож, сжатый в ладони. Не угрожая, но приглашая. Приглашая подчиниться, внять её словам, согласиться с ней. Чёрные волосы клочьями спадали на лоб, изборождённый глубокими краснеющими ранами. Ладонь заметно дрожала, но Алесса сделала шаг вперёд, ближе к Хизер.

Ты знаешь. Давай сделаем это вместе…

– Нет, – отрезала Хизер и отпрянула назад от жуткого окровавленного двойника. – Нет.

Алесса остановилась и посмотрела на неё. В её чёрных глазах заблестела ненависть. Ты не знаешь, каково это. И я не хочу, чтобы ты узнала. Ради этого…

– Нет, – ещё раз повторила Хизер и подняла пистолет.

Нет, Алесса, повторила она про себя, зная, что она слышит каждую её мысль. Нет. Дело даже не в том, что я не помню ту комнату боли. Просто… мы разные.

Алесса не ответила. Вместо этого она бросилась к ней, замахиваясь ножом. Она слишком хотела умереть; Хизер её понимала. Но со своей жизнью она расставаться не собиралась, несмотря ни на что. И поэтому нажала на курок. «Ремингтон» негромко кашлянул, куда тише, чем прежний пистолет, и выбросил в сторону дымящую гильзу. Алессу отбросило назад, к одной из лошадок. Неуклюже ударившись о стремена, она сползла на землю, содрогаясь в агонии. Из горла вырывались хрюкающие звуки, кровь толчками выплескивалась из раны на груди, текла изо рта и из ушей. Но даже корчась на земле, она не отпускала заветный нож и тянулась к Хизер, чтобы не дать ей уйти.

– Прости, Алесса, – прошептала Хизер, отступая назад; глаза щипало то ли от слёз, то ли от горячего пота, капающего со лба. Она смотрела, как движения Алессы становятся всё тише по мере того, как кровь заливает пол возле неё, и в конце концов окровавленное тело на полу замерло, угрожающе скрючив пальцы. Но долго насладиться тишиной Хизер не смогла: тело Алессы начало шипеть и проваливаться под землю. По крайней мере, такое впечатление создавалось со стороны. Тело растворялось, как в кислоте. Оно пропадало. Верхние ткани проваливались в нижние, испуская красноватый дымок, режущий лёгкие имбирным запахом. Несколько секунд – и на месте, где лежала Алесса, осталась только засыхающая лужа крови.

Это ещё что такое?

Хизер снова была одна на карусели. Она растерянно огляделась, но не заметила никаких изменений. Лошади и синяя полутьма, будто ничего и не случилось… и там, у загородки на дальнем конце, снова появился нечеткий силуэт. Восставшая Алесса стремительно двинулась к ней, на этот раз не тратя время на уговоры. И в руке девушки торжественно сверкал «Ремингтон».

Умом Хизер догадывалась, что на самом деле ничего этого нет, что, скорее всего, она валяется на полу карусели под надзором проржавевшего механизма и борется с собой, с измученным сознанием Алессы, которая была семнадцать лет назад заперта в её голове. Но здесь и сейчас пистолет выглядел вполне реально. Как и сама девушка. Алесса не могла умереть; её страдания были слишком глубоки, чтобы одолеть их куском металла, выпущенным из ствола. Она собиралась нападать и нападать, пока уставшая Хизер не допустит роковую ошибку… или у неё не закончатся патроны. Тогда она убьёт её и себя, обретая желанный покой. Хотя бы на время.

Когда Хизер поняла это, всё вдруг стало на место. Вот почему эти монстры с самого начала пытались убить её. Все эти извращённые создания породила Алесса одной лишь силой мысли – только чтобы они остановили Хизер, убили её, не позволив Богу Тихого Холма вновь появиться на свет, причиняя ей страдания. Но у Хизер хватило сил, чтобы справиться со всеми вставшими на её путь чудовищами и почти добраться до цели. Тогда Алесса пришла сама. Карусель этим ветреным вечером стала ареной заключительного противостояния двух разумов.

Нет, даже после всего, что случилось, Хизер не желала зла Алессе. Этой бедной девушке досталось и без неё за долгий тридцать один год её существования. Но Хизер нужно было добраться до Клаудии и её Бога, а дорогу загораживала Алесса. Не она сама, но её сознание, пытающееся завладеть телом. Чтобы убить.

Миллионы мыслей пронеслись в голове Хизер; это не заняло и секунды. Она пригнулась и бросилась в сторону под приют ближайшей лошади, спасаясь от дула, направленного ей в лоб. Раздался выстрел; пуля отрикошетила от решетки загородки и улетела куда-то в темноту. Теперь нужно было делать ответный удар, и быстро. Хизер выпрямилась, как пружина, выискала глазами фигуру, которая возилась с пистолетом, и послала пулю в её сторону. Она была уверена, что попадёт, хотя почти не целилась; возможно, она попала бы, даже если выстрелила в прямо противоположную сторону. Здесь, на этой арене, законы физики не имели значения; важен был только смысл и намерение, которое вкладывалось в действие.