- И так до центра Земли?
- До тех пор, пока уран будет! - отшутился главный инженер. - Впрочем, мы уже опробовали километровую глубину. Задел на будущее. Хотите взглянуть?
Я сразу согласился. Разве это не заманчиво?
...Клеть вновь оторвалась от ног и полетела вниз.
Слегка зашумело в ушах, почти как при посадке самолета... Километр под землю - не шутка!
Если на других горизонтах просторно и нужно долго добираться до забоев, то на "километровом" горизонте тесновато. Мы не прошли и сотни метров, как уперлись в скалу. Выработка заканчивалась прямоугольной камерой, посередине которой висела "люлька". Возле хлопотали два человека - Иван Матвеевич Хрунов и Олег Иванович Елисеев. Поверх обычных шахтерских спецовок на них надеты резиновые куртки, на касках - резиновые зюйдвестки с широкими полями, и оба они похожи на рыбаков.
- Это проходческий вертикальный комплекс, - Хрунов указал на машину. Он был здесь за старшего. - Может быть, прокатитесь?
Елисеев уступил свое место, и я вскочил на легкую металлическую площадку.
- Держитесь крепче и рук не высовывайте!
Люлька двинулась по изогнутому рельсу вверх. Камера осталась сбоку под нами. Тело постепенно отклонялось. Наконец мы повисли над темной пропастью. Где-то далеко внизу слышались голоса. Мы лежали на спине, а прямо перед глазами тускло мерцала руда.
- Вот в таком положении и бурим, - нарушил моячание Хрунов.
- Не очень удобно.
- Это с непривычки, - возразил Иван Матвеевич. - Я одиннадцать лет в шахте. Раньше как было? Настил соорудим, пробурим шпуры, заложим взрывчатку и снова настил убираем, потому что поломает его во время взрыва... Мука была, а не работа... Или на тросе висели.
Акробатикой больше приходилось заниматься, чем делом... С машиной же горя не знаем... Доверьтесь моему опыту: отличный комплекс!.. Ну что, спускаемся?
Я кивнул.
Подумалось: есть своя закономерность в том, что именно здесь широко используется новейшая техника. Люди добывают "металл XX века", вполне естественно, и машины, и механизмы должны быть самыми совершенными, на уровне и сегодняшнего, и завтрашнего дня.
Захудалый в прошлом рудник, где-то на окраине Криворожья, превратился в передовое предприятие, куда горняки со всей страны едут учиться. Здесь смело подошли к решению труднейших задач, а наука и техника покоряются дерзким.
...Когда мы вернулись к стволу, на рудничном дворе толпились шахтеры. Мы присели в сторонке.
- Рабочий класс должен подниматься в первую очередь, - заметил главный инженер. - Хорошо поработали...
- Сколько мы пробыли под землей?
- Почтет шесть часов. Километров пятнадцать одолели.
Я опять вспомнил слова Головатого: действительно, время под землей идет незаметно. Солнце, наверное, уже садится...
- Сейчас пообедаем, - сказал Алексей Трофимович, - и отдыхать... У нас хорошая столовая. А так как вы всю смену пробыли в шахте, вам положено бесплатное питание. Такой уж порядок...
- Года два назад приезжал к нам один канадец, - вмешался в разговор начальник смены, - посмотрел столовую и говорит: "Очень большое излишество". Спрашиваем: "Почему?" - "Я обанкрочусь, если буду кормить бесплатно своих рабочих".
- Вам здорово повезло, что вы знакомились с шахтой не в Канаде, а в Желтых Водах, - улыбаясь, добавил Казаков.
Пустая клеть незаметно скользнула сверху и остановилась. Она пришла за нами.
Шахта гудела. Мне показалось, что где-то бушует подземная гроза. Взрывы отрывали от рудного тела урановую руду, которая будет поднята на поверхность втород сменой...
Странно, непривычно выглядит с вертолета Припять.
Белоснежные многоэтажные здания, широкие проспекты, парки и стадионы, игровые площадки рядом с детскими садами и магазины...
Город пуст. Ни одного человека на улицах, а по вечерам ни в одном из окон не загорается свет. И лишь изредка показывается на улице специальная машина - это служба дозиметрического контроля... Иногда в тишину города врывается шум двигателей - это к реакторам идет очередная вахта: три блока АЭС нуждаются в присмотре, ну а на четвертом иные события...
Город без людей... Это страшно.
Однажды я видел такой город. По-моему, если не изменяет память, это был Сан-Франциско. В фильме Стенли Крамера "На последнем берегу". Герои ленты, надев защитные костюмы, идут по безжизненному городу в поисках передатчика, посылающего в эфир непонятные сигналы. Уже давно прошла ядерная война, в живых осталось несколько десятков человек, да и те на борту подводной лодки, и они надеются, что там, в Сан-Франциско, есть еще один... Но это от ветра колышется штора, контакты передатчика замыкаются, и возникает радиосигнал...
Мертвый город. Память до мельчайших подробностей хранит вот уже десятилетия кадры из фильма. К счастью, это всего лишь фильм воображение, так сказать, его создателей.
А реальность?
Припять... Оставленная своими жителями. Взрослыми и детьми, пенсионерами и домохозяйками, физиками и дворниками, - всеми...
"Я был в Чернобыле..." Так начинаются многие письма, которые лежат передо мной. И каждое свидетельство очевидца - документ, обращенный к нашим детям и внукам. Они должны знать, как это было.
Нас семеро. Журналисты из центральных газет. Нам было разрешено побывать в зоне аварии, рассказать о том, что делается для ее ликвидации.
В основном это молодые газетчики, горячие, боевые и, к сожалению, не всегда представляющие, насколько опасна та самая радиация, которую "нельзя пощупать, почувствовать, увидеть". Однако из-за этого она не становилась менее опасной.
В Киеве к нашей группе присоединился Михаил Семенович Одинец. Фронтовик, опытный правдист, самоотверженный и бесстрашный человек.
Втроем - плюс фотокорреспондент "Правды" Альберт Назаренко - мы отправились в Чернобыль.
Первое, что увидели: опустевший город... И наверное, в эту самую минуту поняли, насколько трудная и длительная предстоит работа. Ведь вначале речь шла не о ликвидации последствий аварии, а о предотвращении ее развития, то есть как именно ее локализовать...
В райкоме партии Чернобыля расположилась правительственная комиссия. На дверях приколотые кнопками, написанные от руки записки: "Академия наук", "Минэнерго", "Инженерная часть", "Минздрав СССР"...
Это штаб по ликвидации аварии. Здесь - центр, куда стекается вся информация.
В коридоре сталкиваемся с Евгением Павловичем Велиховым. Он не удивляется встрече с журналистами.
Сразу же беру у него интервью.
- Как вы оцениваете нынешнюю ситуацию? - спрашиваю я.
- К сожалению, пока мы занимаем эшелонированную оборону, - отвечает он. - Стараемся предусмотреть все возможные варианты. Главная задача обезопасить людей, поэтому и проведена эвакуация из 30-километровой зоны. Ну а наступление ведем на реактор, работаем не только рядом с ним, но и под ним. Наша задача - полностью нейтрализовать его, "похоронить", как принято у нас говорить. Все идет организованно, достаточно одного телефонного звонка - и решение принято. Раньше на согласование уходили месяцы, а теперь достаточно ночи, чтобы решить практически любую проблему. Нет ни одного человека, кто бы отказывался от работы. Все действуют самоотверженно.
У Евгения Павловича усталое лицо. Сегодня он даже вабыл побриться.
- С подобной аварией никто не сталкивался, - говорит Евгений Павлович. - И необычность ситуации требует решения проблем, с которыми ни ученые, ни специалисты никогда не имели дела. В общем, авария на станции преподнесла много сюрпризов.
Продолжить разговор не удалось. Велихова уже разыскивали. Начиналось очередное заседание правительственной комиссии.