«Он присоединился к большинству», — гласит одна из знаменитых древних эпитафий. Говорят, ею как-то предложили украсить могилу человека, всю свою жизнь старавшегося примкнуть к той стороне, которая оказывалась наиболее многочисленной. Текст сочли неприемлемым, хотя он верен для любого усопшего.

Поговорим о демографии i_052.jpg

Да, людей здравствующих доныне меньше, чем живших до них во все времена. «Но может оказаться больше!» — ужасаются сами и стращают других социологи-пессимисты. Дескать, к 80 миллиардам уснувших навеки ежегодно прибавляется лишь 50 миллионов, а к нескольким миллиардам живых — 130 миллионов. И этот приток нарастает якобы неудержимо. Демографический взрыв своей неуправляемостью пострашнее термоядерного…

«Он присоединился к большинству». Эта эпитафия украсила бы могилу любого такого прорицателя, ибо он так или иначе примыкал к наиболее многочисленной стороне среди коллег — по давней традиции буржуазной социологии. Что же за мрачными «гороскопами», составленными не для человека, а для человечества?

В книге П. Лафарга «Экономический детерминизм К. Маркса» есть такие слова: «Идеи прогресса и эволюции имели чрезвычайный успех в течение первых лет XIX века, когда буржуазия была еще опьянена своей политической победой и поразительным ростом своих экономических богатств… Появление пролетариата на политической арене Англии и Франции породило в душе буржуазии беспокойство за вечность ее социального господства — и прогресс потерял в ее глазах свое очарование».

Этот пессимизм усиливали победы социалистических революций — сначала в России, а затем и в другик странах. Однако с недавних пор представители развиваемой на Западе футурологии (буквально — «учение о будущем») все чаще надевают розовые очки вместо черных. Что же случилось?

Успехи в области вычислительной техники и математической экономики открыли новые перспективы перед планированием. Говорить о нем стало модой даже для тех буржуазных теоретиков и практиков, которые всего лет 15 назад и упоминать-то стыдились это «советское изобретение». Убедившись в его эффективности, телохранители отживающей системы надеются, что планирование вкупе с прогнозированием послужит для нее лекарством от старческого маразма, позволит урегулировать социальные процессы, которые слыли неуправляемыми при капитализме.

Нынешний научно-технический переворот сулит радикальные преобразования во всех сферах жизни, включая производственную. И он-де сам по себе, словно некий эликсир молодости и долголетия, способен переродить дряхлую капиталистическую систему.

Волшебный фонарь футурологии рисует захватывающие перспективы новых открытий и изобретений. Они кажутся фантастичными, хотя «конструируются» по «проектам» ученых и инженеров. И лишь несколько тучек омрачает светлый горизонт — ограниченность ресурсов, демографический взрыв в «третьем мире», постарение населения в развитых странах… А в остальном хоть тоже не все о'кэй, однако научно-техническая революция не только ставит проблемы, но и решает их!

Что ж, вглядимся в этот многоцветный спектр желаемого через оптику реального, освобожденную от радужных искажений демографической корректировкой.

Будущие открытия и изобретения, на которые всегда уповают перед лицом тех или иных трудностей, — не манна небесная. Чтобы древо знаний плодоносило обильно, нужно непрестанно и заботливо ухаживать за ним, выделяя все новые средства, привлекая все новых садовников, без чего немыслимо его процветание. Между тем именно здесь, в развитии производительных сил науки и техники, общество может столкнуться с целым рядом проблем. И не в каком-то далеком-далеком будущем, а уже в ближайшие десятилетия.

Наука и ее «сфера обслуживания» пополняются новыми кадрами быстрее, чем промышленность, сельское хозяйство или, скажем, здравоохранение. Население в целом отстает по темпам роста еще больше. Если продолжить эту тенденцию в будущее, то получится, что довольно скоро всем без исключения нашим внукам и правнукам — от грудных младенцев до немощных старцев — придется стать учеными. Абсурд!

Значит, уже сейчас пора поразмыслить над проблемой производительных сил. Подумать о будущем науки — непосредственной производительной силы общества. О том, как улучшить систему образования. Как выявлять склонности и дарования, чтобы ни один талант не остался «зарытым в землю». И нельзя ли вскрыть еще не использованные интеллектуальные резервы человеческого мозга? Можно ли поднять на более высокий уровень организацию «индустрии идей», эффективность труда ученых? С тем, чтобы количественным ограничениям противопоставить качественные усовершенствования.

Социальные проблемы переплетаются с экономическими. Затраты на науку и технику тоже не могут бесконечно опережать расходы на все прочие сферы человеческой деятельности — иначе не останется средств на другие цели. Но ограничение ассигнований с еще большей остротой поставит проблему выбора. Области исследований многочисленны, и каждая по-своему перспективна. Однако на все денег не хватит даже у самой богатой державы. Как лучше распределить капиталовложения? Что чему предпочесть?

От того, насколько правильно удастся предопределить наиболее разумные линии дальнейшего развития, зависят судьбы общества — ведь будущее закладывается в настоящем!

Ясно, какое значение приобретает в создавшихся условиях дальновидное управление научно-техническим прогрессом, позволяющее заблаговременно избежать диспропорций между отдельными его слагаемыми, свести на нет возможные издержки.

Мы живем в обществе, которое впервые в истории сделало реальностью единое общегосударственное планирование — как социально-экономическое, так и научно-техническое. И нас не пугает «демония» кривых, изображающих «безудержные» темпы роста и якобы фатально предопределяющих грядущий хаос. При социализме нет и быть не может той неуправляемости общественных процессов, из-за которой не раз ввергался в кризисы капитализм с его свободным, «кто во что горазд», предпринимательством, межфирменной конкуренцией, рыночной стихией.

Никакие успехи науки и техники не устранят эту анархию, внутренне присущую буржуазному обществу, где производственные отношения тормозят развитие производительных сил. Плановость в таких условиях не более чем иллюзия. В нее не очень-то верят и на Западе. Но почему-то распространяют на все народы это бессилие обратить разум против стихии. Так появляются леденящие душу «гороскопы» для всего человечества.

Особое место отводится демографическому взрыву, который-де пострашнее термоядерных. Те, мол, еще можно как-то предотвратить, а этот неизбежен. Ибо не поддается якобы никакому контролю. Вполне реальны надежды сделать управляемым слияние атомных ядер, чтобы начинять ими не водородные бомбы, а энергетические реакторы. Иное дело — поведение людей. Как урегулируешь рождаемость? Ее ведь определяет естественное желание иметь детей, а не какое-нибудь международное право…

Население растет и впрямь «нерегламентированно». Процессы его воспроизводства действительно характеризуются известной «самостийностью». Но в социалистических странах, где нет антагонистических противоречий, где интересы личности и общества не чужды друг другу, где с малых лет воспитывается коммунистическая сознательность, отвергающая дух эгоистического индивидуализма, который пронизывает буржуазную мораль, вполне реально добиться соответствия между планами внутрисемейными и планами общегосударственными.

«Абстрактная возможность такого численного роста человечества, которая вызовет необходимость положить этому росту предел, конечно, существует, — писал Энгельс. — Но, если когда-нибудь коммунистическое общество вынуждено будет регулировать производство людей, так же, как оно к тому времени уже урегулирует производство вещей, то только оно именно и сможет выполнить это без затруднений».

— Интересно, сколько же людей могла бы прокормить наша планета?

— По некоторым оценкам, в сотни раз больше, чем сейчас живет на ней. Приблизительно 1000 миллиардов.

— А когда население Земли достигнет такой численности?

— По всей вероятности, никогда. Правда, по иным «гороскопам» получается, что это произойдет между 2200 и 2300 годами. Но за подобными цифрами — подсчеты весьма сомнительного толка. Скорее просто арифметические, чем демографические.

— Чем же плоха простота? Все гениальное просто!

— Не все простое гениально. Порой оно донельзя примитивно.