Но если вы всыпали 100 граммов крупы, уже обнаруживалось, что больше ее зерен обязательно собирается на середине нижнего края, меньше — к бокам. Средняя выпуклость росла, росла, и когда весь выданный вам на руки мешочек с крупой был израсходован, она на поле доски укладывалась точь-в-точь по одной, уже заранее намеченной там красной краской линии, по статистической кривой. Было совершенно безразлично, быстро или медленно сыпали вы крупу, всю сразу или отдельными порциями — беспорядочный «крупопад» образовывал внизу очень «упорядоченную фигуру». Один школьник, долго дивившийся на этот феномен, в конце концов чрезвычайно точно сформулировал его сущность: «Странно… Крупинки падают в беспорядке, а ложатся в порядке…»

Нечто аналогичное этому наблюдается и в языке — в потоке звуков и в распределении букв.

В те времена, когда в Доме занимательной науки производился этот опыт по статистике, никто из языковедов еще не собирался применять статистику к языку и его явлениям; во всяком случае, если такие исследования кое-кем и производились, то в самых скромных масштабах.

С тех пор прошло три с половиной десятилетия, и положение переменилось до чрезвычайности.

Я беру книгу. Она называется «Основы языковедения». Автор — Ю. Степанов, издательство «Просвещение», 1966 год.

«Простейший лингвистический вопрос, разрешить который помогает математика, — пишет автор, — частота фонем в речевой цепи… Если, — продолжает он, — для упрощения принять, что каждая буква русского алфавита обозначает фонему, то…»

Дальше он представляет частоту букв в таблице, а из этой таблицы выводит, что в любом русском тексте на тысячу наугад выбранных в речевой цепи букв и пробелов между буквами приходится в среднем — 90 О, 62 А, 2 Ф… и так далее.

Возьмите сравните с теми результатами, которые дали нам наши кустарные, не претендовавшие ни на какую точность подсчеты, и вы увидите, что в общем-то мы попали при своих попытках довольно близко «к яблочку мишени». И у нас на первое место попала буква О, на второе — Л, а буква Фоказалась фактически почти не присутствующей в тексте «залётной пташкой».

Прошло, как я уже сказал, лишь немного больше трех десятилетий с упомянутого мною такого недавнего и уже такого бесконечно далёкого довоенного времени, но за это время в мире науки произошли грандиозные перевороты. Возникла, в частности, и совершенно не существовавшая до войны математическая лингвистика, возникла в другой области интересно связанная с нею кибернетика, возникли электронные счётно-решающие устройства и возможность «машинного» перевода…

Благодаря всему этому и вопросы языковедной статистики получили совершенно новое значение и новый аспект.

Теперь уже ставится вопрос о возможности — или невозможности — «атрибуции», то есть как бы «приписания» какого-либо литературного памятника, считавшегося до сих пор безымянным, тому или другому давно усопшему автору — на основании статистического (но, конечно, во сто раз более сложного, чем тот, что я вам показал) учета и звуковых, и буквенных, и лексических, и синтаксических, и любых других элементов текста. При помощи счётных машин стало возможным из сложно наслоившихся на первоначальную основу древнего произведения — эпоса Гомера, русских былин — выделять аналитическим путем и основное ядро, и последующие наслоения…

Ш

Двадцать шестая буква нашей азбуки не могла быть заимствована нами у греков. Они не знали ни звука « ш», ни буквы Ш.

Именно поэтому, заимствуя с Ближнего Востока тамошние легенды и мифы, перерабатывая на свой лад тамошнюю религию, они перестраивали по-своему и звучавшие в них названия и имена. Восточный звук « ш» они заменяли своим « с». Из Шимона у них получился Симон, из Шимшу — Самсон.

Народы, от которых производилось заимствование, имели звук « ш»; естественно, был в их азбуках и знак для этого звука — так называемый «шин».

Слово «шин», по мнению некоторых ученых, могло иметь значение «зубцы» или «горный хребет»; буква отчасти напоминала что-то близкое к этим понятиям. Она слегка походила на позднейшую латинскую «дубль-ве», а в финикийском письме получила начертание, довольно близко смахивающее на Шкириллицы.

Есть основания полагать, что изобретатели кириллицы и позаимствовали знак для славянского Шиз этого источника. Иначе нам придется предположить, подобно милой девочке Теффимай Металлумай из сказки Киплинга «Как была составлена первая азбука», что наши предки взяли за оригинал для этой буквы «эти противные жерди для просушки звериных шкур»!

Вот тут, едва ли не в первый раз за весь нашразговор, я мог бы, пожалуй, допустить, что изобретателям буквы Шне мешало бы придумать знак и для схожего звука, для долгого « ш».

Для «долгого согласного»? Это что-то новое. Мы как будто с такими на русской почве не сталкивались.

Да, и все же у нас есть два звука « ш». Краткий — в словах «шиш», «шум» — хорошо нам знаком. А вот долгое « ш» мы за неимением для него специального знака выражаем по-разному.

Если он мягкий, мы означаем его буквой Щ. Слова «щека», «щегленок» мы произносим « шшека», « шшегленок». Твердый долгий « ш» звучит там, где на письме стоят буквы СШи ЗШ, — « подрошшый», « погряшшый» — мы так произносим эти слова.

Великие славянские первоучители поступили умно, создав для столь широко распространенного в языках славян звука специальный буквенный знак. Вспомните, к каким ухищрениям приходится прибегать нашим западным соседям, для того чтобы выразить звук « ш»:

немцы — sch

французы — ch

англичане — ch, sh

поляки — sz

венгры — s, sz

шведы — ch, sch, sj, stj

Видите, какая разноголосица при кажущемся единстве общей для всех этих национальных азбук базы — латиницы? Может быть, и на самом деле их составителям следовало бы пойти по стопам Константина-Кирилла или тех людей, которые окружали его при совершении им высокого просветительного подвига, и создать для тех западных азбук, хозяевам которых нужно обозначить звук « ш», нечто вроде нашей славянской буквы? Впрочем, теперь мы опоздали с нашими советами уж по меньшей мере на тысячу, а то и на полторы-две тысячи лет…

Щ

Пожалуй, самым интересным свойством буквы Щможно счесть то, что, по существу, она не передает у нас некоего единого и целостного звука.

Как указывается в академической трехтомной «Грамматике русского языка», буквой Щграфически изображается долгое мягкое « ш ^ьш ^ь», причем рядом с таким произношением живет и произношение « ш ^ьч».

И тем не менее Щ— настоящая старославянская буква, фигурировавшая и в кириллице, и в глаголице. В те времена Щозначала звукосочетание « шт» — писалось «свеща», «нощь», читалось «свешта», «ношть».

И вот какой «мелкий курьез» возникает. Довольно многим охотникам порассуждать на темы о языке нашего народа, о Востоке и Западе, о разнице в их культурах случалось (особенно в XIX веке) отмечать как резкую характеристическую особенность восточнославянизма два «варварских» звука — « щ» и « ы». Одни их не принимали, другие, наоборот, находили в них очарование, этакую прелестную «племенную» особенность.