Подобрав все еще горевший факел, он пополз вперед. В конце коридора он нашел одно ответвление, совершенно забитое землей. Другое было частично перегорожено огромной плитой из гладко обтесанного камня, лежавшего под углом в сорок пять градусов.
Принеся в жертву немного кожи на груди и спине, он протиснулся между землей и камнем. За плитой находилось огромное помещение, даже большее, чем то, где держали рабов.
В противоположном конце находилась серия грубых терасс, образованных обвалом камня. Он поднялся по ним к углу между потолком и стеной. Сквозь него лился клок лунного света, сквозь него была единст-венная возможность выбраться. Он погасил свой факел. Если по верху здания бродили шолкины, то они могли увидеть его свет через маленькое отверстие. У проема он на некоторое время пригнулся, стоя на узком карнизе под ним и внимательно прислушиваясь. Если его факел увидели, то его поймают, когда он вылезет из дыры, бессильный защитить себя. Наконец услышав только отдаленные крики и зная, что он должен воспользоваться своим единственным выходом, он протащил себя через него.
Он оказался почти на вершине земляного кургана, покрывавшего заднюю часть здания. Ниже его горели факелы. В свете их стоял Абиру, грозя кулаком солдату и крича.
Вольф посмотрел на землю у себя под ногами, представляя содержав-шиеся под ней камни и пустоты и шахту, в которую швырнуло умирать Кикаху.
Он поднял копье и прошептал:
– Аве аткве вале, Кикаха!
Он желал, чтобы он мог отнять еще несколько жизней у шолкинов - особенно у Абиру - в уплату за жизнь Кикахи, но вынужден был оставаться практичным. Была еще Хрисенда и был еще рог. Но он чувствовал в себе пустоту и слабость, словно оставил здесь часть своей души.
Глава 11
Той ночью он спрятался в ветвях высокого дерева на некотором расстоянии от города. План у него был последовать за работорговцами и при первом же удобном случае вызволить Хрисенду и рог. Работорговцы обязаны были выбрать тропу, поблизости от которой он ждал. Она была единственная, ведущая в Тевтонию. Пришел рассвет, пока он ждал, испытывая голод и жажду. К полудню ему стало невтерпеж. Наверняка же они ищут его до сих пор. Вечером он решил, что должен по крайней мере напиться воды. Он спустился и направился к ближайшему ручью. Рык отправил его на другое дерево. Вскоре через кустарник проскользнуло семейство леопардов и принялось лакать воду. К тому времени, когда они кончили и ускользнули обратно в кусты, солнце приблизилось к повороту за монолит.
Он вернулся к тропе, уверенный что находился слишком близко к ней, чтобы большой караван человеческих существ прошел бы неуслышанным. И все же никто не появился. Той ночью он прокрался по развалинам к зданию из которого сбежал.
Никого не было заметно. Уверенный, что они ушли, он порыскал по заросшим кустами дорогам и улицам, пока не наткнулся на сидевшего у дерева человека. Человек этот был наполовину без сознания от дхиза, но Вольф пробудил его надавав сильных оплеух по щекам. Приставив нож к горлу, он допросил его. Несмотря на свое ограниченное знание хамшемского и даже меньшее владение долинзским, они сумели наладить общение.
Абиру и его отряд уплыли этим утром на трех боевых каноэ с наемными долинзскими гребцами.
Вольф нокаутировал допрашиваемого и отправился к пирсу.
Тот был пустынен, предоставляя ему таким образом выбирать любое нужное ему судно.
Он взял узкую легкую лодку с парусом и отправился вниз по реке.
Две тысячи миль спустя он оказался на границах Тевтонии и цивилизо-ванного Хамшема. След провел триста миль вниз по реке Гуризит, а затем по суше. Хотя ему полагалось бы уже давно догнать медленно двигавшийся караван, он трижды терял его и был задержан в другие разы тиграми и топороклювами.
Постепенно местность пошла под уклон вверх. Внезапно из джунглей поднялось плато. Восхождение всего лишь в шесть тысяч футов - ничто для человека, дважды поднявшегося на тридцать тысяч. Перевалив через грань, он оказался в иной стране. Хотя воздух был ничуть не прохладнее, здесь росли дубы, платы, самшит, трехгранный тополь, орешник, сушеница и липа.
Животные, однако, отличались. Он прошел не более двух миль по сумраку дубового леса, прежде чем его вынудили спрятаться.
Мимо него медленно прошел дракон, взглянув на него разок, зашипел и пошел дальше. Он походил на общепринятые западные изображения, был около сорока футов длиной, десяти футов высотой и покрыт большими чешуйчатыми пластинами. Он не дышал огнем. Фактически он остановился в ста футах от убежища Вольфа на ветвях дерева и принялся щипать высокую траву.
"Так, - подумал Вольф, - значит существуют драконы не только одного типа”.
Гадая, как он сумеет отличить плотоядный тип от травоядного, не обеспечив сперва безопасности наблюдения, Вольф слез с дерева. Дракон продолжал набивать себе брюхо, или брюхи, издавая слабый гром пищеварения.
Осторожнее чем раньше, Вольф проходил под гигантскими ветвями деревьев и мхов, свисавших с ветвей зелеными водопадами. Рассвет следу-ющего дня застал его покидавшим опушку леса. Перед ним расстилалась полого понижавшаяся земля. Он мог видеть на много миль вперед. Справа от него текла по дну долины река. На противоположной стороне, венчая собой колонну неровной скалы, находился замок. Поднимавшийся из трубы дым вызвал у него ком в горле. Ему казалось, что он не хотел бы ничего больше, чем сидеть за столом с завтраком за чашкой кофе с друзьями после хорошего ночного сна в мягкой постели и болтать ни о чем конкретно. Боже! Как он тосковал по лицам и голосам истинных человеческих существ, о месте, где не были бы все против него!
По его щеке пробежало несколько слезинок. Он осушил их и продолжал свой путь. Он сделал свой выбор и должен принимать плохое наряду с хорошим так же, как принимал бы на отвергнутой Земле. А этот мир был, во всяком случае в данный момент, не так уж и плох. Он был свежим и зеленым, без всяких телефонных проводов, афиш, газет и усеявших сельскую местность консервных банок, без смога или угрозы атомной бомбы. Многое можно было сказать в его пользу, как бы ни плоха была его нынеш-няя ситуация. И он имел то, за что многие продали бы душу: молодость вместе с опытом возраста.
Всего лишь час гадал, сумеет ли сохранить этот дар. Он вышел на узкую грунтовую дорогу и шагал по ней, когда из-за поворота выехал рыцарь в сопровождении двух пеших ратников. Конь его был огромным и черным, частично экипированным доспехами. Рыцарь же был облачен в черный пластинчато-кольчужный доспех, который по мнению Вольфа, выглядел похо-жим на на доспехи, носимые в Германии тринадцатого века.
Забрало было поднято, открывая мрачное ястребиное лицо с ярко-голубыми глазами.
Рыцарь натянул поводья коня. Он окликнул Вольфа на средне-верхне-германском наречии, с которым Вольф был знаком благодаря Кикахе, а также своим исследованиям на Земле.
Язык, конечно, изменился и был обременен заимствованиями из хамшем-ского и аборигенского, но Вольф смог разобрать большую часть того, что сказал обратившийся к нему.
– Стой смирно, хам! - крикнул рыцарь. - Что ты делаешь разгуливая с луком?
– С позволения вашего августейшества, - язвительно ответил Вольф, - я охотник, и поэтому имею королевское позволение носить лук.
– Ты лжец! Я знаю всех законных охотников на много миль вокруг. Ты мне кажешься похожим на сарацина или даже на идше, такой ты смуглый. Брось лук и сдавайся, или я зарублю тебя, как свинью, каковой ты, собственно и являешься.
– Приди и возьми его, - посоветовал Вольф, чувствуя нараставшую ярость.
Рыцарь взял копье наперевес, и его скакун пустился в галоп.
Вольф удержался от импульса броситься в сторону или назад от сверкавшего наконечника копья. В то что, как он надеялся, было точной долей секунды, он бросился вперед. Копье опустилось над ним, а затем воткнулось в землю. Словно прыгун с шестом, рыцарь вылетел из седла и, все еще цепляясь за копье, описал в воздухе дугу. Шлем его ударился о землю на конце дуги, и столкновение, должно быть, оглушило его или сломало ему шею или хребет, потому что он больше не шевелился.