Несмотря на все вышеозначенные проблемы, 1895 и 1896 годы оказались очень прибыльными: тогда нашли большое количество рубинов и в общей сложности компания заработала свыше двадцати тысяч рупий — четверть той суммы, что была уплачена за семь лет аренды. Однако на рубеже веков Огюст Вернейль изобрел способ выращивать синтетические рубины, и хотя натуральные камни были намного красивее, рынок пошатнулся. Все надежды на оживление рынка рухнули, когда разразилась Первая мировая война. Джордж Стритер писал: «Работы ограничили. А местные власти, к которым компания не испытывала особых симпатий, практически пропали из виду».
Сегодня и сам Могок практически пропал из виду. В1947 году Бирма обрела независимость от Британии, и события следующих полутора десятилетий имели разрушительные последствия для бирманского народа в целом. В 1962 году генерал Не Вин, захвативший власть в результате военного переворота, установил в стране настоящую диктатуру. Генерал был большим ценителем драгоценных камней, и, по слухам, его супруга открыла ювелирный салон где-то в Италии, чтобы под шумок продавать там лучшие бирманские самоцветы, так что генерал был лично заинтересован в Могоке. Он запретил разработку недр частным образом, и район перешел под контроль правительства. Туда не допускались иностранцы, кроме китайских, непальских и индийских торговцев. В начале 1990-х, когда страна чуть приоткрылась внешнему миру, поездки в Могок все равно были запрещены, и даже сейчас иностранцам редко разрешают посещать эту территорию. По официальной версии, правительство просто боится, что в случае открытия Могока начнет процветать контрабанда, однако менее официальные источники предполагают, что в темных уголках этого места скрыты секреты, которые хочет сохранить правительство, включая принудительный труд, эксплуатацию детей и СПИД.
Мне хотелось узнать, остались ли хоть какие-то следы от той первой британской экспедиции и что происходит на рубиновых приисках сейчас. Задача казалась непосильной, пока я не поговорила с одним американским дилером. В результате было достигнуто соглашение, что в обмен на кругленькую сумму бирманские военные отвезут меня ненадолго в Могок, правда, в объезд «темных углов».
Моя личная экспедиция
Так вот и получилось, что в марте 2004 года я стояла в укромном уголке дорогого отеля в Рангуне, отсчитывая внушительную сумму наличными. Моим гидом назначили улыбающегося парня чуть за тридцать по имени Ян Нанг, который мечтал быть преподавателем философии, но вовремя обнаружил, что на зарплату двадцать долларов в месяц семью не прокормишь. Пока Ян Нанг пересчитывал стодолларовые купюры, мы договорились встретиться через два дня в Мандалае.
Мой визит совпал с проведением в Мьянме (так называется теперь Бирма) Ярмарки драгоценных камней, которая проходит два раза в год. Правительство устраивает аукцион, на котором распродает рубины, яшму и культивированный жемчуг. На это мероприятие пускают только по специальным приглашениям, но мне повезло. Когда я подошла к входу, охранник вдруг чихнул, да так сильно, что это прозвучало словно взрыв. Мы встретились глазами, оба рассмеялись, и он жестом пригласил меня войти.
Я вошла в большой зал, где за пластиковыми столиками сидели несколько сот человек, лениво отправляющих в рот орешки и листающих тонкие каталоги. Впереди на большом электронном табло то и дело вспыхивали цифры, извещавшие, какой лот продается и за сколько продан предыдущий, причем торги шли не в национальной валюте и не в долларах, а в евро, хотя большинство бирманцев евро никогда в жизни не видели. В 2003 году США ввели против Мьянмы экономические санкции. Циники утверждали, что в первые годы после введения запрета на все товары оттуда рынок драгоценностей его на себе не прочувствует, поскольку никто даже не заметит разницу между камнем, привезенным пять лет назад и пять месяцев назад, просто в Америке появится больше рубинов, якобы добытых в Таиланде. В отместку янки камни в Мьянме стали продавать за евро.
Оказавшись на аукционе, я надеялась увидеть в зале оживление, почувствовать атмосферу напряженного соперничества, однако меня ждало разочарование. Процесс проходил без огонька. Ведущий объявлял номер лота. На экран проецировалась фотография. Помощники в коричневых саронгах собирали листочки, на которых участники аукциона писали ставки. Затем ведущий бесцветным голосом спрашивал, будут ли еще ставки. После чего повторял свой вопрос таким тоном, что сразу становилось ясно: ему смертельно хочется домой. Хотя, может, страсти бушевали в сердцах участников аукциона? Интересно, господин По, который только что предложил девяносто три тысячи триста евро за лот начальной стоимостью в десять тысяч, испытал радость, узнав, что намного обошел конкурентов, или же расстроился, что опрометчиво назвал слишком уж высокую цену? Если он и обрадовался, то его радость явно не передалась соседям, многие из которых сладко спали, уткнувшись лицом в арахис. Трудно представить, что когда-то этот зал возбужденно гудел: на кону стоял камень весом почти в пятьсот карат, который чуть было не ускользнул из рук устроителей аукциона.
Рубин этот был найден в 1990 году, после того как правительство генерала Не Вина позволило негосударственным компаниям вести добычу в Могоке. Хотя лучшие камни строго предписывалось отправлять в столицу, однако старатели, обнаружившие изумительный камень, решили потихоньку вывезти его из страны в Таиланд через приграничный городок Мае-Сай, в котором и сейчас можно купить контрабандные бирманские самоцветы. Однако сотрудникам спецслужб удалось вовремя перехватить злоумышленников. Их арестовали и приговорили к пожизненному заключению в колонии строгого режима, а рубину, как это обычно бывает с крупными камнями, дали звучное имя и несколько месяцев спустя продали на аукционе. Правда, новые владельцы наверняка переименовали рубин, вряд ли кто-то захочет похвастаться, что получил от возлюбленного в подарок камень под названием «ГСВЗП» — это аббревиатура для Государственного совета по восстановлению законности и порядка.
Внезапно с балкона раздался странный шум, словно кто-то тряс тыкву-горлянку с китайскими гадательными бирками или ударял в шаманский бубен. Я поднялась посмотреть, вышла на балкон и разинула рот от удивления. Звуки издавали рубины — десятки тысяч неограненных камней сортировали в огромном металлическом сите прямо на балконе под присмотром тайских и местных дилеров. Я спросила, не из Могока ли эти камни.
— Нет, оттуда сейчас уже ничего не привозят. Эти из Монг-Су.
Монг-Су расположен в двухстах сорока километрах к юго-востоку от Могока. Он тоже закрыт для иностранцев, а дороги здесь такие плохие, что от любого ближайшего города добираться дотуда приходится около четырнадцати часов. Впервые рубины обнаружили там в 1991 году, когда одному местному жителю во время купания попал между пальцами ног розовый камень. Население города мигом выросло в четыре раза, но энтузиазм старателей быстро пошел на убыль, поскольку камни оказались по большей части плохого качества и лишь в немногих горел огонь рубинов Могока.
Через несколько лет люди поняли, что вопрос качества можно легко решить, если в прямом смысле добавить рубинам огня. Дилеры открыли для себя прокаливание, о котором я уже рассказывала раньше, и Монг-Су снова вернул себе прежние позиции. И не удивительно, ведь невооруженным глазом нельзя увидеть разницу между натуральными камнями и теми, которые прошли обработку высокими температурами.
Я сообщила дилеру, что собираюсь в Мандалай и Могок, и спросила, не даст ли он мне какой-нибудь полезный совет. Он помолчал немного и сказал:
— Запомните: чем ближе вы будете к шахте, тем чаще за рубины станут выдавать отполированное стекло из светофора. Так что не позволяйте себя обдурить, будьте осторожны.
По дороге в Мандалай
Когда Роберт Гордон в 1886 году отправился в Могок, у него ушло целых три дня на то, чтобы преодолеть пятьсот миль от Рангуна до Мандалая: сначала по новенькой железной дороге, а потом на лодке. И хотя железную дорогу давно уже достроили, все равно до второго по величине города Мьянмы пришлось добираться пятнадцать часов на «экспрессе». В купе со мной ехали три приветливых местных жителя, которые все время беспокоились, как бы я не умерла с голоду, и поэтому на каждой станции заставляли меня пополнять запас провианта у лоточников, шнырявших мимо состава по платформе. Утром я проснулась на рассвете и со своей верхней полки увидела на третьей полке кое-что любопытное — армейскую фуражку, завернутую в пакет, чтобы не испачкалась.