– В следующий раз принеси мне отпечатки своих ступней сестра. Встань на лист бумаги и обведи их.
Сестра Лорета
PrioraМоника нарушила все правила приличия и благопристойности, когда позволила этому бастарду, сводному брату Фернандо Фазану, навестить Венецианскую Калеку в монастыре.
– Ничего хорошего из этого не выйдет, – предостерегла ее Я, перехватив настоятельницу в главном клуатре, где она чересчур уж чувственно наслаждалась солнечными лучами. В этот день Мои ангелы развили бурную деятельность, подталкивая Меня к тому, чтобы бросить ей вызов, хотя Я прекрасно знала, что prioraтерпеть не может подобного вмешательства.
– А что здесь плохого? – осведомилась она, напевая вульгарный мотивчик Россини.
Я думала, что она откажется от этой привычки после того, как Корсиканца разбили наголову и отправили догнивать свой век на остров в южной части Тихого океана.
– Юноша хочет изготовить для своей сестры особые башмаки, чтобы дать опору ее увечной ноге. Полагаю, даже ваш Господь одобрил бы такой благородный поступок, сестра Лорета.
Сестра Нарцисса и сестра Арабелла были уверены в том, что эти башмаки станут нечестивым орудием. Я приказала им не увлекаться конспирацией, а с удвоенным вниманием и бдительностью тайно наблюдать за Венецианской Калекой.
PrioraМоника пришла ко Мне вне себя от ярости.
– Почему ваши шакалы неотступно следуют за бедной сестрой Констанцией, куда бы она ни пошла?
– Потому что она явит свою грешную сущность, рано или поздно, – невозмутимо ответствовала Я.
С настоятельницей едва не случился настоящий припадок. Совершенно выйдя из себя, она выкрикнула Мне в лицо:
– Сестра Лорета, меня тошнит от одного вашего вида! Вы делаете все, что в ваших силах, чтобы выставить остальных монахинь в дурном свете. Разве это по-христиански? У вас вздорный и завистливый нрав, как у мужчины. У порочного мужчины! Не говоря уже о вашей омерзительной внешности! Вы должны спросить себя: «Та ли я невеста, которую хотел бы выбрать для себя Господь?»
К этому богохульству prioraМоника присоединила уже свое ставшее печально известным святотатство: пожелала Мне распять свой язык. Откровенно говоря, за прошедшие месяцы остальные легкомысленные и легковесные сестры не позволяли Мне забыть об этом оскорблении, поскольку день, в который они не напомнили мне о нем, считался для них потерянным. И сейчас оно вновь вспыхнуло у Меня в голове, обжигая чистым пламенем изнутри.
Марчелла Фазан
Когда я вернулась в покои Рафаэлы, шумная и громкоголосая компания подруг устроила мне настоящий допрос с пристрастием насчет того, как прошла наша встреча.
– Фернандо, наверное, затаив дыхание, расспрашивал тебя о Венеции, о том, как жил там твой отец, и о том, что сделал с тобой Мингуилло.
– Об этом он и так, кажется, кое-что знает. Кстати, это заставило меня задуматься, Рафаэла. Что ты знала обо мне до того, как мы встретились? Мой брат всегда присылал мою биографию заранее. Я думала, что он сообщил монахиням только то, что меня пришлось отправить в монастырь в Новом Свете, потому что Наполеон закрывал их в Старом.
Розита с живостью ответила:
– Мы уже знали о том, что он выстрелил в тебя и сделал калекой. Что он упрятал тебя в сумасшедший дом. И что там отказались держать тебя, поскольку ты не была помешанной, поэтому он прислал тебя сюда в надежде, что ты умрешь в пути. Но о твоем Санто мы не знали ничего» пока ты не рассказала нам сама.
– Но откуда…
– Пришло письмо. Анонимное, неграмотное и адресованное priora.Написано по-итальянски, но с грубыми ошибками.
Рафаэла напомнила мне:
– Розита знает итальянский из-за Россини.
Розита продолжила рассказ.
– Я ждала в oficina,чтобы сыграть на фортепиано. Prioraзадерживалась. Письмо лежало прямо передо мной. И куда я должна была девать свои глаза? Ты не догадываешься, кто мог написать его?
Я догадывалась.
– Отправитель – он не подумал о том, чтобы указать свой адрес или имя, чтобы prioraмогла ответить ему. Похоже, он очень милый и добрый человек, и еще он любит тебя как родную дочь. Но он был очень расстроен и излагал свои мысли весьма сумбурно. Или боялся, что его личность будет раскрыта?
– У него были на то причины.
– Но теперь Фернандо может написать ему!
Мне показалось, будто кто-то подвел меня к тоннелю, который пронизывал Землю насквозь и выходил на другом ее конце, там, где лежала сверкающая Венеция.
Я принесла отпечатки своих ног Фернандо, как он и просил. Prioraпозволила мне передать листы бумаги через решетку Нарушая обычный регламент, она также разрешила моему брату вернуться два дня спустя. Из-за решетки он показал мне пару башмачков. У того, который будет держать мою деформированную стопу, как пояснил он, была приподнята пятка, чего было нельзя заметить снаружи благодаря искусной работе сапожника. А второй башмачок предназначался для моей увечной ноги.
– Я надеюсь, они помогут тебе ходить, – сказал Фернандо. – Поноси их несколько дней, а потом верни мне на доработку, если таковая понадобится. Обычно для каждой пары требуется несколько примерок.
Prioraкивнула, и Фернандо по одному передал башмаки Через torneras. [162]Вернувшись к себе в комнату, я обнаружила внутри них листы бумаги. Фернандо писал: «Очень надеюсь, что башмаки придутся тебе впору, дорогая сестра, но будет лучше, если они подойдут тебе не сразу. Потому что тогда ты сможешь вернуть их мне. Я же, в свою очередь, надеюсь найти внутри что-либо интересное…»
Я натянула башмаки и сделала первый шаг. Фернандо оказался настоящим гением! Моя хромота исчезла совершенно! Я пробежала через комнату и вышвырнула костыль во двор. Из кухни вышла Жозефа, вопросительно глядя на меня, но, когда я прочла ей письмо, она щелкнула пальцами от радости. Она побежала за костылем и принесла его мне.
– Теперь вы должны старательно изображать хромоту.
Три дня спустя я вновь оказалась в locutorio,зажав костыль под мышкой. Покачав головой, я вернула башмаки Фернандо в тусклом свете, падающем сквозь алебастровое окно. [163]
– Я хочу, чтобы ты заглянул внутрь, братец, – с деланной грустью произнесла я. – Там есть какой-то выступ, он больно впивается мне в свод подошвы. Я могу попросить тебя как-то сточить его?
Мои письма и рисунки, на которых я с любовью изобразила его самого и его мать, громко зашелестели, когда Фернандо с улыбкой взял башмак в руки.
– Передавай мою любовь своей маме, – негромко сказала я.
Джанни дель Бокколе
А потом я кое-что услышал.Мне пришло письмо – вы не поверите! – от сводного брата из Арекипы!
Она сам написал мне, этот мальчик Фернандо. Спаси нас Господь, но почерк у него был в точности такой же, как у его отца. Письмо его было добрым и ласковым. Его итальянский оказался очень хорош, и еще в нем было много словечек и оборотов речи, которые употреблял мой старый хозяин, мастер Фернандо Фазан.
«Я еще не встречался с вами, дорогой Джанни, но я уже чувствую, что вы – один из нас», – вот что написал этот новый Фернандо Фазан.
Должно быть, мой старый хозяин научил своего перуанского сына нашему языку. И уделил ему намного больше времени, чем когда-либо уделял Мингуилло. Я благословил здравый смысл моего старого хозяина. Он знал,что его венецианский сын окажется паршивой овцой в семье. И еще он знал,что должен вложить душу в своего хорошего сына в Перу.
Но я опять отбежал в сторону. Причина, по которой я получил весточку от молодого Фернандо, заключалась в том, что он видел Марчеллу и разговаривал с ней! И она с добротой и любовью отзывалась обо мне! Мое письмо prioraбыло доставлено в целости и сохранности, и его прочли, и все узнали о нем, даже Марчелла. А сама prioraсохранила его и даже дала прочитать Фернандо!