Я пошевелился, пытаясь найти более удобное расположение на этой неудобной койке, но Эринг, по-видимому, решил, что я ерзаю по другой причине. Тут же быстро подхватил меня на руки и понес куда-то. Признаюсь, растерялся я знатно. Неужели так мало вешу, что он даже не поморщился и словно пушинку поднял?
Остановившись у одной из дверей, он ногой открыл ее, и мы оказались в так понимаю что уборной, судя по раковине в углу и душевой кабинке. Непонимающе похлопав глазами, всем видом попытался показать, что понятия не имею, что мы тут забыли. Парень чуть покраснел, но целеустремленно понес меня к туалету. И вот как ему объяснить, что мне вовсе и не хочется сюда? Сам ведь сказал, что разговаривать мне пока нельзя! Поставив меня наконец-то в вертикальное положение и облокотив спиной на свою грудь, он всем видом стал демонстрировать, что его тут рядом не стояло. А меня пробило на ха-ха. Вот ведь идиотская ситуация, а объяснить ничего не могу.
Кстати, только сейчас заметил, что на мне одеты такие же штаны, как на нем. Пока рассматривал их, Эринг обреченно вздохнул, и, старательно отводя глаза в сторону, потянулся рукой к моей ширинке. А вот такого произвола я уже не выдержал, дернувшись в сторону. Если бы парень вовремя не удержал мою тушку, боюсь, грохнулся бы сразу, ведь совершенно вылетело из головы, что еле держусь на ногах без его поддержки.
Спустя пару минут после того как меня снова поставили напротив писсуара и молча стали ждать, моё терпение начало давать сбои. Судя по всему, он решил действовать методом "не хочешь - заставим". Я попытался показать жестами, что это ложная тревога и можно возвращаться назад, но Эринг не внял моим призывам, упрямо игнорируя все попытки вернуться назад в комнату. В общем, в туалете пришлось провести довольно таки много времени, ибо притронуться к себе я ему не давал, а сам... Ну не хотелось мне!
Из туалетного заточения спас меня вернувшийся профессор Глоа Мад. Как выяснилось много позже, его фамилия в переводе с древнего означала "бешеный".
***
Вот так и потекла моя дальнейшая жизнь. Не знаю, зачем профессор оставил нас у себя, но никаких экспериментов над нами не производилось. Как выяснилось чуть позднее, проектов в лаборатории было много: "нюхач", "внушитель", "телекин", "тень", ну и наши два. Отчего именно нас Глоа решил оставить себе, так и осталось тайной - профессор ни в какую признаваться не желал. Мы с Эрингом пришли к выводу, что нас оставили все же назло "спецам". Да и, как оказалось впоследствии, Глоа был очень одиноким существом, а мы для него стали заменой семьи, которую он из-за науки так и не удосужился завести. О нас он заботился, как о собственных детях, даже баловал иногда подарками. Единственный запрет был на выход из дома без него.
А вот если вдруг появлялись гости, то нам с Эрингом сразу приходилось играть роли запуганных деспотичным ученым существ. Глоа нас даже научил накладывать на себя иллюзии порезов и мелких уколов на телах, чтобы достовернее выглядело. Зачем эти перестраховки, нам так и не удосужились объяснить.
Гости профессора - это было мое личное наказание. Тот самый черноволосый, из "спецов", которого я увидел в лаборатории при втором своем пробуждении, вообще зачастил. Не было ни дня, чтобы мужчина не заскочил к нам, как он сам выражался - "на огонек". Звали его, как вскоре выяснилось, Нон Рил.
То, видите ли, документы Глоа принес, (хотя курьеры и так бегали высунув языки к нам по десять раз на дню), то ему срочно нужно посоветоваться о дальнейших разработках... Кстати, Эринга он так же раздражал, как и меня. Не знаю, отчего мой "братец" бесился, но мне попросту действовали на нервы откровенные взгляды Нона, которыми он буквально пожирал меня.
Периодически профессор вдруг вспоминал, что нас нужно обучать - знаний, вложенных в нашу память изначально, было слишком мало для того, чтобы мы смогли существовать самостоятельно. Зато это действо, под кодовым названием "обучение", было действительно нашим маленьким адом, ибо объяснять Глоа попросту не умел. Если с первого раза не понимаешь его пространную речь, то тебе в голову тут же летит то, что первым окажется у него под рукой. Эрингу-то проще было, у него врожденная ловкость ого-го какая, а вот я не всегда успевал увернуться...
Кстати, первый раз я себя смог разглядеть только почти через год после того, как оказался у профессора. Почему-то он терпеть не мог зеркала, и первое приволок только, когда решил, что мне пора начинать учиться обращаться в иную форму. А как я мог менять свою на другую, если и первой-то ни разу в глаза не видел? Вот и пришлось нашему названному отцу побороть свою нелюбовь к зеркалам.
Все, с кем мы встречались до этого, были из расы людей, так или иначе обладающих магическим потенциалом. Соответственно, каждый пытался хоть чуть приукрасить с помощью магии свой образ, мне же всё это досталось даром. Только вглядываясь в свое отражение, я стал понимать, почему так раздражался профессор из-за гостей, вдруг зачастивших в наш дом. Я-то считал, что он просто придирается, поэтому обвиняет меня в этом нашествии, как выяснилось - ничего подобного. Без ложной скромности, могу сразу признать - я красив, даже очень. Правильные черты лица, чуть раскосые светло-голубые глаза, в которых то и дело пробегают задорные искорки, по словам того же профессора - "бл*дские". Черные дуги бровей, пухлые губы, длинные волосы до пояса. А вот цвет... то ли светлый блондин, с синими прядками, то ли синеволосый с платиновыми локонами. Как оказалось позже, их даже изменить в другой цвет не выходило, ни с помощью краски, ни магией, только в форме человека получалось поменять их на черный. А вот изначальная форма у меня была явно не демонская, как у Эринга, а от расы сиринов, хотя считалось, что среди них попросту невозможно рождение мужчины, лишь женщины. Эфемерные крылья, которые я научился вызывать только по прошествии пары лет, были тоже ненормальные. Во всяком случае, если у Эринга, когда он менял форму на боевую, они были ближе к нетопыриным, то у меня - состояли из перьев, и не простых, а павлиньих. Как же я их стыдился... Словно девчонка! И ведь даже ростом не вышел, доставая своему названному брату всего лишь до плеча, а хрупкое телосложение - это и вовсе для меня было сплошным расстройством. Ведь, если принимаешь форму другой расы, то рост, вес и телосложение остаются первоначальными.
Самая смешная, по словам Эринга, у меня вышла ипостась демона... Нет, рожки там были вполне ничего, пристойненькие, маленькие и закругленные, а вот цвет - ярко синий! И это, если добавить павлиньи крылья и ненормальный хвост... У всех порядочный демонов он был тонкий и с маленькими пушистым кончиком, на него частенько одевались боевые наконечники, мой же и тут решил выделиться, он был пушистый, и опять же - синий! Рррр. Даже профессору пришлось признать, что с генами он немного напортачил, ибо ни одна форма, кроме человеческой, не совпадала с той расой, которую я, по идее, должен был уметь полностью копировать.
Думаю, ничего удивительно не было в моем выборе, когда я решил, что теперь буду всегда ходить в человеческой форме, которую хоть немного мог подогнать под свои представления того, каким должен быть парень, а не полу-черт-знает-что. В ней даже удалось избавиться от давно раздражающих меня волос, сделав простую короткую стрижку с длинной косой челкой. Жаль, но в других формах, даже после обрезания, стоило один раз поменять ипостась и вернуться назад - волосы, словно назло мне, становились снова длинными. Эринг, который как раз в это время увлеченно изучал строение амулетов, тут же предложил сделать несколько для меня. Два дня ушло на споры какой формы и какие именно щиты мне нужны. В конце концов, остановились на форме небольших колечек, тут же проколов мне ухо и даже бровь, пытаясь подстроить, чтобы ничем не отличалось от простого пирсинга. Вечером получили нехилый нагоняй от профессора, который одобрил идею амулетов, но был против уродства, которым он обозвал мои новые украшения. Пришлось долго уговаривать его оставить их мне, тем более пирсинг почему-то оставался только если я в форме человека, в других он попросту исчезал. Пообещав разобраться с моими потеряшками позже, Глоа вскоре забыл об этом, а я побоялся напоминать, чтобы не лишиться своих новых цацек, в которых я чувствовал себя наконец-то нормальным парнем.