— Я ничем не хуже других! — с вызовом воскликнула она и потребовала налить еще стакан водки.

— За нас, татар! — громко произнесла тост и опрокинула в себя стакан.

Это был не последний стакан в этот день — молодые офицеры старались перещеголять друг друга в стремлении напоить Бахадура.

Сирин чувствовала, как алкоголь постепенно овладевает сознанием, наполняя его безумным весельем. Голоса окружающих, ставшие вдруг чересчур громкими и резкими, больно отдавались в ушах. Она еще сознавала происходящее довольно ясно, но язык вдруг стал неповоротливым, а речь перешла в нечленораздельное бормотание. Потом Сирин почувствовала, как сводит желудок, и хотела дойти до отхожего места или, по крайней мере, выйти на воздух, прежде чем ей станет совсем плохо, но ноги не слушались. Сирин мотало из стороны в сторону, и она никак не могла отыскать дверь.

Сергей видел, что Бахадур уже с трудом держится на ногах, и подхватил его под руку:

— Пойдем, я отведу тебя домой.

Голос его долетал до Сирин словно издалека, а вместе с тем насмешки остальных звучали громко, словно колокола. Ее качнуло, мир вокруг закружился, а ноги окончательно подкосились.

Вдохнув свежего воздуха, Сирин немного пришла в себя и осознала, что Тарлов несет ее на плече, словно тюк тряпья.

— Отпусти меня! Я сам могу идти! — закричала она.

— Можешь, конечно, можешь, но так надежнее! — Не обращая внимания на протестующие стоны Бахадура, он донес его до берега канала и опустил на землю, держа так, чтобы голова приходилась над водой. Сирин тотчас же стошнило и рвало до тех пор, пока не стала выходить только желчь.

Сергей сочувственно смотрел, как мучается Бахадур, а на память ему приходил вечер, когда он сам впервые попробовал перепить взрослого мужчину, той ночью он проклинал маму и Господа Бога, мечтая только умереть. Поэтому, как было тяжело мальчику, которому не больше пятнадцати, он понимал хорошо.

Он попробовал приободрить Бахадура, но ответом ему был только жалобный стон. Мальчик выглядел настолько жалким и измученным, что у Сергея возникло желание вернуться во дворец Раскина и посчитаться с Кирилиным, сначала следовало бы дать ему пощечину, ну а потом не миновать и дуэли. Но он не мог бросить Бахадура в таком состоянии, а потому не оставалось ничего другого, как поднять мальчика на руки и отнести домой.

2

Когда на следующий день Сирин со стоном открыла глаза, у нее было ощущение, будто в голове копошится сотня маленьких чертей с раскаленными вилами, а еще парочка в это время лупит изнутри молотом по черепу. Во рту, казалось, что-то протухло, а желудок словно вывернули наизнанку. Она перекатилась на другой бок, но на большее сил не хватило.

— Что, сынок, проснулся наконец? — услышала она Ванин голос.

— Что случилось? — спросила она хрипло.

— Ты вчера, кажись, многовато выпил.

— Чушь! Я вообще не пью водки, Аллах запретил все, что опьяняет! — Но тут она припомнила, как Кирилин вынудил ее выпить, и не один стакан — иначе ей пришлось бы сразиться с ним на дуэли. Теперь она даже пожалела, что отказалась от поединка, — хуже, чем сейчас, ей бы точно не было, если бы она, конечно, выжила. Сирин постаралась отогнать от себя эту мысль. — Я убью этого мерзавца! — Охваченная яростью, она попыталась подняться, но застонала от боли — по голове словно ударили.

— Осторожней, сынок! Если выпить столько, сколько ты вчера выпил, голова будто стеклянная становится. Кажется, вот-вот разобьется.

Но Сирин не успокаивалась:

— Я убью его! — в бессилии повторила она несколько раз и заскрежетала зубами.

— И кого ты собрался убить? — спросил Ваня.

— Кирилина! — Это прозвучало как ругательство. Сергей уже успел рассказать вахмистру о том, что произошло вчера вечером, а потому при виде искаженного от ярости лица Бахадура Ваня слегка испугался. Этот маленький татарин, хоть и выглядел не слишком внушительно, казался способным исполнить угрозу. Ваня успокаивающе поднял руку и попытался улыбнуться:

— Только не сейчас, сынок, хорошо? Сначала тебе надо успокоиться и прийти в себя, а о мести подумаешь потом. У меня тут кое-что есть, это быстро тебя поднимет.

Сирин прислушалась к себе и решила, что по сравнению с головной болью и тошнотой любое лекарство покажется ей сладким, словно молоко. Она требовательно протянула руку:

— Давай сюда!

Ваня, шаркая, прошлепал к шаткому столику, на котором они хранили кухонную утварь, и вернулся со стаканом белесой жидкости, в которой плавала какая-то мелко нарезанная трава.

— Только выпить надо одним глотком, это довольно противная штука.

Сирин схватила стакан и опрокинула в себя содержимое — и тут же взвыла от ярости и обиды:

— Это же водка!

Но было поздно, она уже все проглотила.

— Не только, — пытался Ваня ее утихомирить, — там еще кое-какие травы, для желудка полезные. Тмин, например, а еще аир, немножко чеснока, черный перец, имбирь, ну и еще кое-что. Вот увидишь, тебе полегчает.

Но она продолжала кричать:

— Ты меня обманул! — Тут она рыгнула и осеклась.

— Ну вот видишь, сынок! Сейчас вся эта дрянь выйдет наружу и получше будет. — Ваня усмехнулся, но все же виновато посмотрел на мальчика. Бахадур выглядел так, словно все еще размышлял, чем бы раскроить вахмистру череп.

Сирин и впрямь с трудом удержалась от этого, но не успела она присмотреть для своей затеи что-либо подходящее, как желудок снова скрутило, но внезапно тошнота прошла, и боль в голове тоже утихла. Сирин сделала несколько глубоких вдохов и поняла, что опасность умереть прямо сейчас ей уже не грозит.

— Спасибо. Мне уже лучше. Но Кирилину я отомщу, он от меня не уйдет.

Она встала и прошлась туда-сюда, потом оглядела конюшню:

— А где Сергей Васильевич?

— Ему сегодня утром приказали прибыть во дворец Апраксина, и он велел мне позаботиться о тебе, пока его не будет. — Ваня почти пожалел, что поднял Бахадура на ноги — боевой петушок распушил перья и, казалось, уже готов был вцепиться Кирилину в глотку. — В следующий раз, сынок, пей поменьше. Понимаешь, выпить как следует может только русский человек, татарам это не по зубам.

Сказано это было с таким простодушием, что Сирин поневоле рассмеялась. Она не перестала злиться на Кирилина, но почувствовала, что после вчерашних приключений взяться за саблю просто не в состоянии, знала она и то, что ее воинское умение отнюдь не идеально — Кирилин наверняка умел обращаться с оружием гораздо лучше, иначе он не попал бы в гвардейский полк. Она осторожно опустилась обратно на тюфяк. Тем временем Ваня принес ей стакан чая с незнакомым пряным запахом. Со сдержанной гордостью в голосе он провозгласил, что добавил туда только травы и ни одного, даже самого маленького, глоточка водки. Выпив чай, Сирин поинтересовалась, для чего Апраксин вызвал Сергея.

— Скорее всего, наконец-то прибыли наши башкиры. Ну, теперь начнется дело, — пробормотал Ваня без энтузиазма.

Сирин задумчиво кивнула и спросила себя: а что теперь? Теперь она не заложница, а солдат царской армии. Перемена эта произошла не по ее воле, но не накладывает ли это особых обязательств перед царем?

Поразмыслив, она пришла к выводу, что это в конце концов ее жизнь. И никто, даже сам царь, не имеет права распоряжаться ею. Так не стоит ли использовать неожиданную свободу, оседлать жеребца и вернуться в Сибирь?

Сирин то так, то этак рисовала в воображении путь через Урал, когда наконец вернулся Сергей.

— Ого, ты уже поднялся! — удивился он, приметив сидящего в углу Бахадура.

Ваня самодовольно кивнул:

— Я влил в парня свое особенное лекарство, и ему помогло. Ну, Сергей Васильевич, и что губернатору от нас нужно?

Сергей только рукой махнул в ответ:

— С губернатором я так и не увиделся. Меня принял один из его советников и заявил, что у его превосходительства нет времени болтать попусту с людьми вроде меня. С завтрашнего дня мы поставлены надзирать за рабочими на строительстве укреплений, рабочие, видите ли, слишком нерадивы, их следует неустанно подгонять.