— Не так уж и важно, чем именно мы будем заниматься, — заключил он, — важно то, что мы будем заниматься этим здесь.

— Надо позвонить Джошуа, — сказал Боб, — он может дать дельный совет.

Джошуа Гамбс. Наш первый водитель на Ангилье. Сколько же лет прошло с тех пор, как мы познакомились! Обладатель рокочущего баритона, он услаждал наш слух рассказами об острове, учил местному говору и в конце концов пригласил нас на ужин в кругу семьи — приезжие крайне редко удостаиваются такой чести. Переезд на Ангилью без предварительной консультации с Джошуа представлялся нам делом немыслимым.

А семья у этого человека лет шестидесяти была огромная — жена, десять детей и астрономическое количество внуков. Джошуа успел сменить много различных профессий и занятий. Ему довелось побывать и рыбаком, и таксистом, и арендодателем. Сейчас он возил из Майами контейнерами бумагу и моющие средства. Этим добром Джошуа снабжал практически весь остров, включая роскошные отели. А еще этот человек любил читать проповеди, которые порой было бы интересно послушать, вот только говорил он ужасно неразборчиво. Несмотря на то, что Джошуа так и не получил никакого образования, среди дельцов, склонных к рискованным предприятиям, вряд ли бы нашелся человек, который сравнился бы с Гамбсом в ловкости и хитрости. Помимо этого он был гораздо приятнее всех дельцов подобного рода, с которыми нас прежде сводила судьба.

Джошуа подъехал минут через пятнадцать, остановив видавший виды синий фургон «шевроле» под роскошным белым портиком «Маллиуаны». Обменявшись приветствиями, мы залезли в машину и помчались к нему домой на Рей-Хилл, что неподалеку от города. По дороге Джошуа сбивчиво сообщил нам последние новости: его сын Линкольн работает в аэропорту, Бернис — консьержкой в «Маллиуане», а Гриффит подался в полицию. Вернал собирается стать отцом. Эвелину, жену Джошуа, все так же мучит артрит. Я протянула ему корсет-воротник и тюбик крема, которые купила в Америке по совету своего доктора.

— Спасибо, милая, ты нам прямо как родная, — благодарно прогудел он, сложив подарки на соседнее сиденье.

В разговоре речь то и дело заходила о «Бланчард и Бланчард». Новость о том, что мы практически продали всю свою долю, спровоцировала Джошуа на громогласную речь.

— Как, — грохотал он, — вы могли продать свое собственное детище? Да я, чтобы открыть собственное дело и довести его до ума, вкалывал аж пятьдесят лет, а в тяжелые времена, чтобы прокормить семью — рыбачил.

Море оказалось милостиво к Джошуа Гамбсу, а дела у него шли в гору. Продать хотя бы одну из своих контор? Да само предположение об этом представлялось Джошуа оскорбительным. Это ведь все равно, что своими руками построить дом, а потом сжечь его дотла! Мы с Бобом смущенно переглянулись. Я сжала руку мужа.

— Если бы ты знал, с кем нам приходилось иметь дело, то был бы иного мнения, — произнес Боб, продолживший в красках описывать трагическую историю «Бланчард и Бланчард».

— Вот ведь бандиты! — выругался Джошуа и снова принялся нас поучать, на этот раз развивая тему «С волками жить — по-волчьи выть».

Мы с облегчением вздохнули, когда машина свернула к нему во двор, где царил страшный беспорядок. Дом ничуть не изменился. На кирпичах стоял ржавеющий остов машины, в тени которого спали две костлявые псины. Неподалеку виднелась рыбацкая лодка Джошуа, которую он вытащил из воды, чтобы отремонтировать. Вязанки вершей, доставленные с Сент-Китса, были аккуратно сложены и готовы к сборке. Рядом с домом приютился садовый участок, на котором маячили наполовину засохшие заросли гороха, мечтающего о дожде. Гараж оказался забит до потолка бумажными полотенцами и консервами. Этого Добра хватило бы на целую армию.

На крыльце нас обняла Эвелина. Черные с проседью волосы были завязаны в узел. Хозяйка дома сутулилась из-за артрита, но болезнь совершенно не влияла на ее настроение. У нее не было времени на недуги. Эвелина отвела нас в гостиную, где усадила на удобные, обитые бархатом кресла. Как обычно телевизор был включен на канал Си-эн-эн, ведущий рассказывал о событиях в деловом мире. Именно от этого мы и хотели укрыться на Ангилье.

— Что бы ты сказал, если б узнал, что мы переезжаем на Ангилью? — без всякой преамбулы спросил Боб.

— Что, глянется вам наш остров, да? — осклабился Джошуа.

— Еще как глянется, — подтвердила Эвелина. Они говорили словно родители, гордящиеся своими чадами.

— Да, нам нравится Ангилья, — послушно произнес Боб. Это был своего рода ритуал: череда обязательных вопросов и ответов, подтверждавших нашу преданность острову. — Причем настолько, что мы подумываем остаться.

Последняя фраза несколько выходила за рамки ритуала. Джошуа посерьезнел.

— И чем вы здесь займетесь? — спросил он. — Станете рыбачить? Не думаю, что власти вам это позволят. Это разрешается только местным. Ясно? — Он помолчал. — Ну разве что вы собираетесь рыбачить со мной.

Рыболовство являлось неотъемлемой частью жизни Джошуа, объединявшей воедино все остальные ее элементы. Так что ему показалось вполне естественным предложить тем, кто решил обосноваться на острове, заняться именно рыболовством.

Бобу вспомнилось, как он год назад отправился с Джошуа «на рыбалку», которая свелась всего-навсего к извлечению векшей. Боб рассказывал мне, как Джошуа низким голосом гудел сыну: «Бернал, дуй к векше. Дуй к векше».

Бернал, которому в то время было лет пятнадцать, с невероятной ловкостью управлялся с подвесным лодочным мотором, маневрируя между буями так, чтобы отец мог выставить палку с крюком, схватиться за веревку и притянуть ее к себе. Затем Джошуа с Берналом в четыре руки принимались выбирать веревку, пока на поверхности не показывалась здоровенная векша из металлической проволоки, которую можно было бы затащить в лодку. Боб удерживал векшу на планшире, а Джошуа открывал ее, и в лодку буквально обрушивался поток извивающейся, бьющейся живности. Чего здесь только не было: и омары, и рыбы-попугаи, и гронты, и рыбы-собаки. Однажды на дно лодки светло-зеленой змеей скользнула мурена.

— Ловлю все, что попадается, — провозгласил Джошуа, добивая мурену заточенным концом палки.

Боб не жаловался, чем заслужил уважение Джошуа, но под конец дня у моего несчастного мужа страшно ныли руки, и у него едва хватило сил подняться по ступенькам в наш номер.

Чем дольше мы говорили, тем очевидней становилось, что Джошуа уже слишком стар и более не может целиком посвятить себя рыболовству. Мы рассказали ему о звонке Мака, об арендодателе Бенни и о нашей идее открыть ресторан возле пляжа. Джошуа нахмурился.

— Власти на Ангилье не заинтересованы в том, чтобы иностранцы открывали какие-нибудь новые рестораны, — произнес наш друг. — Они хотят, чтобы этим занимались свои, местные. Ясно?

Разумеется, ясно. Джошуа объяснил нам, что официально на острове зарегистрировано всего девять тысяч жителей, но при этом многие из них живут за рубежом. Тысячи островитян перебрались в Англию, немало из них осело в Нью-Джерси. Многие из них с радостью вернулись бы домой, если бы знали, что здесь у них будет шанс найти приличную работу. Увидев, как у нас вытянулись лица, Джошуа сжалился. Он сказал, что всегда бывают исключения из правил, но при этом его тон оптимизма не вызывал. Я в душе порадовалась, что у нас имеется запасной план — заняться производством карибских соусов.

Несколько секунд Джошуа изучающе нас разглядывал.

— Бенни Коннор, — наконец произнес он, будто бы обращаясь к самому себе, — позвоню-ка я Бенни. Позвоню Бенни, скажу ему, что вы хорошие люди и чтобы он вам сдал ресторанчик. Кстати, он может помочь и вести переговоры с властями.

Джошуа, отвернувшись, взялся за телефон, а Эвелина потащила нас с Бобом на кухню, где дала снять пробу с изумительной тушеной рыбы, булькавшей на плите. Мы пытались прислушаться к разговору, который вел Джошуа, но до нас доносились лишь обрывки: вполне достаточно, чтобы понять, что он рассказывает о нас, но слишком мало, чтобы догадаться, к чему идет дело. Присоединившись к нам на кухне после окончания телефонной беседы, Джошуа был немногословен. Он ограничился лишь тем, что заверил нас: Бенни Коннор — человек достойный и он завтра готов с нами встретиться. Нам страсть как хотелось засыпать Джошуа вопросами, но мы опасались поставить его тем самым в неловкое положение. На острове к чужакам относились с опаской. Надо было радоваться уже тому, что нас кто-то лично представит этому Бенни.