— Я оставила сообщение у родителей на автоответчике. Они смогут перезвонить, если захотят.
Она не надеялась на звонок отца или матери. Они редко обедали дома, если у них не было гостей, и могли позвонить ей лишь в том случае, если от нее долго не будет никаких известий. Единственный человек в семье, кто волнуется за нее, — это Полли. Но она не решится позвонить за границу из соображений экономии. Это женщина имела свои взгляды на жизнь и до сих пор считала один фунт стерлингов большой суммой, а уж десяток фунтов составлял для нее целое состояние.
— Что вам налить? Могу предложить кампари с содовой.
— Мне бы хотелось тоник со льдом.
Мартин не пытался уговорить ее на что-нибудь покрепче. Наполняя два высоких бокала напитками, он заметил:
— По загару у вас на ногах могу судить, что в течение последнего месяца вы бывали за городом в шортах и спортивных ботинках. Или есть еще какое-то объяснение более бледному цвету вашей кожи ниже щиколоток и чуть выше колен?
— Вам надо было стать детективом, — улыбнулась Санди. — Вы правы, во время отпуска я путешествовала пешком по южному побережью Англии.
Мартин подошел к ней. Она разглядывала картину — пейзаж с белым домиком под сенью огромного дерева на фоне гор.
— Эта одна из картин моей матери.
— А вы унаследовали ее талант?
— Нет, к сожалению, поэтому пользуюсь фотоаппаратом. А с кем вы путешествовали? С другом?
— Нет, с подругой. А вам приходилось бывать на южном побережье Англии?
— Да, много лет назад, когда я был выпускником школы. А вы часто предпринимаете такие походы, или это — единственный случай?
— Мне всегда нравились путешествия по глухим местам. Но для женщины это довольно рискованное занятие, особенно в одиночку. Приходилось уговаривать подруг отправиться со мной. Не многим нравятся такие вылазки. Мне кажется, не каждому дано любить природу.
Мартин наконец передал гостье ее бокал и, сказав «Салют!», отпил темно-розовый напиток из своего.
Санди поддержала тост и стала потягивать безалкогольное питье, когда он опять спросил:
— Какой колледж вы закончили?
Санди рассмеялась:
— Я не слушала лекций в колледжах Оксфорда или Кембриджа. И вообще не заканчивала университет. На это у меня не хватило мозгов. — Она промолчала о том, что ее мать и одна из сестер — выпускницы Оксфорда.
Мартин недоверчиво покачал головой.
— Я был уверен в обратном. А может, все же учились, но по каким-то причинам не закончили образования? — не унимался он. — У меня такое впечатление, что вас что-то связывает с Оксфордом.
— О да, я бывала там не раз. Прекрасный городок! Старинные здания, сады вдоль реки… отличные книжные магазины. Вам, должно быть, он тоже понравился?
— Мне понравилось там учиться. Хотя я ненавидел английскую зиму и совсем не интересовался общественной жизнью. Большинство моих сокурсников мечтали попасть в Парламент, в Сити или получить место в престижных средствах информации. Я не принадлежу к таким людям и сторонюсь их.
Санди попыталась представить, как бы Агуэро и ее семья восприняли друг друга.
— Вы предпочитаете только таких, как сами… искателей приключений?
— Вовсе нет. Мне нравятся самые разные люди, если только они не помешаны на достижении власти и материального успеха.
Санди тут же согласилась:
— Я тоже не слишком ценю такие цели в жизни, но можно ли осуждать за это других, когда вы сами имеете все жизненные блага? У вас прекрасный дом… автомобили… Вы можете позволить себе путешествовать, покупать любые книги.
Губы Мартина дрогнули в улыбке, вокруг глаз веером рассыпались морщинки.
— Вы осуждаете унаследованное благополучие, Санди?
Она покачала головой.
— Я ничего не осуждаю… кроме жестокости.
Неожиданно Мартин нежно коснулся указательным пальцем ее щеки.
— А вы действительно начинаете мне нравиться. Хотелось бы надеяться, что это взаимно.
Санди охватило ощущение восторга, словно он снова коснулся ее позвоночника, смазывая спину. Но в тот раз оно было чисто физическим, а сейчас у нее дрогнуло сердце.
— Я очень признательна вам… за вашу заботу, — смущенно пролепетала Санди, поспешив сменить тему разговора. — Здесь есть еще картины вашей матери?
— Да, вот еще несколько. — Мартин сделал жест в сторону спальной части комнаты. На стенах размещались написанные маслом пейзажи Менорки.
— Какие прекрасные работы! — призналась Санди. — Ваша мама просто влюблена в пейзаж Менорки. Должно быть, она скучает по острову.
— Не думаю… может быть, чуть-чуть. Мама считает, что дом находится там, где сердце. А оно у нее рядом с американским мужем.
Над кроватью висел портрет Мартина в юности. В нем угадывались и сегодняшние черты. Если бы не светлые глаза, его можно было принять за кудрявого цыганского мальчика. На смуглом мальчишеском лице они сияли, как и сейчас, но во взгляде еще не было уверенности, приобретенной с годами.
— Я думаю, ужин будет подан с минуты на минуту. Давайте спустимся вниз, — предложил Мартин.
— Спасибо, я готова, — ответила Санди. — Кстати, это ваша мама позаботилась о том, чтобы в комнате для гостей было все необходимое, даже фен?
— Да, я думаю, она научилась этой предусмотрительности у американцев. Филомена прекрасная экономка и заботится о доме, как о своем собственном. Но именно мама отдает распоряжения, когда приезжает. Они с мужем Джоном и моими сводными братьями и сестрой часто проводят здесь отпуск. В сентябре обязательно прилетят.
— И сколько же у вас сводных братьев?
— Двое. А у вас?
— Две старшие сестры.
Санди не хотелось распространяться на эту тему, и она обрадовалась, что Мартин не стал ни о чем больше расспрашивать. Ее охватило приятное чувство свободы, оттого что никто здесь, не считая тети Джейн, не знает о ее семье. На Менорке никто не смотрел на нее лишь как на младшую дочь Майкла и Эмилии Лангмюр и сестру Сесилии и Беатрис. Ей хотелось быть самой собой…
На террасе стол был раздвинут и покрыт голубой скатертью. Посередине стояло глубокое керамическое блюдо с лимонами, среди которых виднелись темно-зеленые листочки. По краям были расставлены коричневые тарелки из глазурованной керамики и лежали приборы с пластиковыми рукоятками. Деревянные солонка и перечница стояли на плоском плетеном подносе с крупно нарезанным деревенским хлебом.
Такое убранство стола резко отличалось от сервировки на официальных приемах, которые Лангмюры-старшие устраивали дома дважды в месяц для важных персон.
Мартин отодвинул для гостьи стул, а сам расположился за столом напротив. С ее места открывался вид на горы.
На приемах у ее родителей марочные вина пили из хрустальных рюмок. Здесь Филомена выставила две пары простых бокалов для вина и воды.
Мартин еще не допил кампари, а у Санди оставалось немного тоника. Он налил в свежие бокалы напиток из керамического кувшина и не притронулся к бутылкам с красным и белым вином.
— На мой первый после возвращения домашний ужин Филомена всегда подает вначале entremeses del Apis, как называют закуски в наших ресторанах, — пояснил Мартин, когда появилась экономка с подносом, уставленным небольшими блюдами со снедью. — Вот это салат из кабачков с изюмом, морковью и измельченными оливками. А это перепелиные яйца, паштет из трески, огурцы в кисло-сладком соусе, маринованный лук, ветчина, butifarra — колбаса из свинины кусочками, и красная колбаса choirs, которую вы, наверное, пробовали у себя в Англии. Розовый хлеб pa am Olli имеет такой цвет за счет добавления мякоти томатов. У него привкус чеснока, поскольку местные жители его добавляют чуть ли не в каждое блюдо. Но иностранцы болезненно реагируют на этот запах.
— А я люблю чеснок, — призналась Санди. — Вы хотите сказать, что весь этот богатый выбор блюд — только закуски?
— Да, но, поскольку я отвык от обильной пищи за время моих странствий, сегодня на горячее будет только рыба.
Раньше Санди не знала меры в еде, но в последнее время стала следить за своим весом и старалась сбалансировать переедание разгрузочными днями и физической нагрузкой.