Вскоре Жуков представил новые кандидатуры на освободившиеся должности (он заблаговременно обсудил их с отцом) с одновременным присвоением очередных воинских званий. 11 марта 1955 года газеты опубликовали список новых, послевоенных маршалов Советского Союза. Ими стали старые знакомые не только Жукова (он знал всех мало-мальски заметных военных), но и отца: Иван Христофорович Баграмян, Андрей Антонович Гречко, Василий Иванович Чуйков, Кирилл Семенович Москаленко, Сергей Сергеевич Бирюзов. Замыкал список Андрей Иванович Еременко, на его кандидатуре, так же, как и на кандидатуре Чуйкова, особенно настаивал отец. Первый — командовал Сталинградским фронтом в самые тяжелые месяцы обороны города, а второй, вместе со своей 62-й армией, буквально вгрызся в сталинградскую землю, стоял насмерть не в переносном, а буквальном смысле слова.
Военные, в том числе и Жуков, относились и к Еременко, и к Чуйкову с прохладцей — за их безудержное, хотя и вполне заслуженное бахвальство, свойство, присущее многим военачальникам.
К тому же они, особенно Жуков, ревновали Еременко, ревновали к тому, что он выстоял под Сталинградом, не сдал город, когда уже никто, в том числе и Жуков, и Сталин, не верили в возможность его отстоять. Я еще вернусь к перипетиям отношений Еременко с Жуковым.
К Чуйкову у Жукова имелся особый счет. Генерал претендовал на его собственные лавры, утверждал, что это он и его 8-я Гвардейская армия взяли Берлин, к нему пришел сдаваться немецкий генерал Кребс. А Жуков?… Жуков просто командовал фронтом, к тому же не всегда удачно. Такие разбирательства между победителями не редки. Славу победы иной раз поделить очень непросто. Короче, Жуков ни Чуйкова, ни Еременко не любил, но аргументов против «маршальства» у него не нашлось.
В первые послесталинские годы обстановка в мире продолжала дышать войной. Сталин уверовал в ее неотвратимость еще в 1948 году. Все началось с блокады Западного Берлина, куда Сталин перекрыл все пути подвоза, все, кроме воздушного. Он попробовал таким образом поиграть со своими недавними западными союзниками «на равных», решил заставить считаться с собой, сделал «заявку» на переход Советского Союза с уровня региональной державы на мировой. Для СССР, страны, победившей во Второй мировой войне, стремление добиться статуса мировой державы, сверхдержавы в современной терминологии, естественно и логично. А вот почему Сталин начал с блокады Западного Берлина, остается только гадать. Возможно, руководствуясь собственным, а вернее, собственного народа опытом 900-дневной блокады Ленинграда во время войны, он посчитал, что ни немцы, ни тем более изнеженные американцы, не выдержат осадной берлинской зимы, настрадавшись от холода и голода, уберутся оттуда подобру-поздорову. Сталин просчитался в Берлине так же, как Гитлер просчитался в Ленинграде. Вот только ленинградцы выстояли исключительно благодаря собственному мужеству, а берлинцам помогли американцы.
Сталин не допускал возможности организации снабжения по воздуху города, не уступавшему размерами Ленинграду. Как можно самолетами доставить все от продовольствия до угля? Ему такое оказалось не по силам, даже при наличии соединявшей Ленинград с «Большой землей» зимней трассы по льду Ладожского озера. И Гитлеру оказалось не по силам с помощью воздушного моста предотвратить капитуляцию 220-тысячной армии генерала Паулюса в Сталинграде. Сталин ошибся. Жизнеобеспечение Западного Берлина оказалось по плечу американцам с их колоссальным техническим потенциалом. У нас в войну, кроме Ли-2 — лицензионной копии старенького американского DC-3, транспортных самолетов практически не было. Немецкие «Юнкерсы-52» тоже не справились с поставленной задачей. Американцы же воздушные транспортники производили в избытке. И какие! Большие, вместительные, четырехмоторные. Блокада провалилась. Сталину пришлось отступить, разблокировать доступ союзников в Берлин, вернуться к подписанным им же самим, в июле 1945 года, Потсдамским соглашениям.
Поражение в «битве» за Западный Берлин Сталина напугало не на шутку. Американская авиация, особенно стратегическая, камня на камне не оставила от огромного немецкого промышленного потенциала, выжгла атомной бомбардировкой японские Хиросиму и Нагасаки, преимущество США склонило Сталина к мысли: американцы нападут на нас, и нападут очень скоро. По крайней мере, он сам при таких условиях напал бы не раздумывая. А раз так, надо срочно готовиться к войне, к третьей мировой. Весь остаток своей жизни Сталин посвятил подготовке к новой войне.
В 1948 году он остановил сокращение Вооруженных сил. К тому времени численность армии уменьшилась с приблизительно 10 миллионов человек в 1945 году до 2 миллионов 874 тысяч. Теперь снова наращивали призывные квоты, отменяли отсрочки, открывали новые военные училища и академии, переводили в них с последних курсов студентов гражданских вузов. Промышленные предприятия, только недавно освоившие выпуск мирной продукции, переводились на военные рельсы. Возобновилось массовое производство оружия и военной техники, как это обычно случается перед войной. Аналогичная команда ушла и к нашим новым союзникам, в Восточную Европу, в страны народной демократии. Так их тогда называли. Они немного поерепенились, но подчинились.
К 1953 году советские Вооруженные силы по сравнению с 1948 годом удвоились, под ружье встали 5 394 038 человек.
Одновременно Сталин приступил к созданию стратегической авиации. Ее у нас практически никогда не было. Командующий дальней (стратегической) авиацией маршал Александр Евгеньевич Голованов имелся, а авиации не было. Во время войны маршал распоряжался несколькими десятками четырехмоторных ТБ-7 (Пе-8). [17]Германию они почти не бомбили, в основном исполняли курьерские функции, время от времени доставляли в Лондон важных советских начальников.
Так, 2 июня 1942 года [18]над Германией по пути следования в Англию пролетел Молотов. Подобные перелеты свидетельствовали о героизме и мастерстве летчиков, но воздушные силы стратегическими так и не стали. Вины Голованова тут нет. В предвоенные и военные годы Сталин в стратегическую авиацию не верил, не считал ее способной нанести врагу ощутимый ущерб, а потому не разрешал «транжирить» драгоценные ресурсы, в первую очередь алюминий и моторы. Особенно моторы. Один мотор — один истребитель или штурмовик, два мотора — это уже фронтовой бомбардировщик. Для бомбардировщика дальнего действия требовалось целых четыре мотора. Новые ТБ выпускали поштучно и под личным контролем Сталина, а в 1942 году их производство вообще прекратили.
Привычка экономить моторы сохранилась у Сталина и после войны. Она сыграла злую шутку с конструктором Сергеем Владимировичем Ильюшиным, предложившим в 1946 году Аэрофлоту современный четырехмоторный пассажирский лайнер. Сталину показали первый опытный образец. Осмотрев самолет, Сталин буркнул: «Куда им (видимо, пассажирам) четыре мотора и двух за глаза достаточно». Самолет «зарубили», Ильюшину приказали срочно спроектировать двухмоторный Ил-12.
Все переменилось после атомной бомбардировки Японии, стратегическая авиация получила наивысший приоритет. Однако своим конструкторам Сталин верил, но не очень доверял. Как в первые пятилетки мы копировали американские тракторы и грузовики, так и сейчас Сталин приказал скопировать американскую летающую крепость Б-29. Благо во время войны на Дальнем Востоке, отбомбившись над Японией, три таких поврежденных самолета приземлились на нашей территории, а Советский Союз тогда с Японией не воевал. Сталин распорядился их интернировать. Теперь Б-29 передали Туполеву. В «новом» самолете изменили только название с Б-29 на Ту-4.
Пока Туполев возился с Б-29, Сталин, боясь опоздать к началу войны, приказал развернуть массовое производство фронтового бомбардировщика Ил-28 с радиусом действия 1200 километров и начать строительство ледовых аэродромов в самом центре Северного Ледовитого океана. Иначе Ил-28 до Америки не долетал.