Изменить стиль страницы

Проблема выборов в Академию «чистых» и «нечистых», критерии отбора ученых, достойных стать ее членами, своими корнями уходит в вековечное противостояние «истинной» науки и науки прикладной, теоретиков-ученых и практиков-изобретателей.

До середины XX века в советской Академии доминировали «теоретики», на селекционеров, конструкторов и всяких прочих агрономов-инженеров они смотрели сверху вниз. Правительство, в свою очередь, не хотело обижать занятых в прикладной науке главных конструкторов и главных селекционеров, не менее значимых для реальной жизни, чем академические ученые. В результате на Академию постоянно давили сверху. Академиков беспокоило, что таким образом ареопаг «бессмертных» размывался, в их среде появляется все больше «смертных», а стоило таким «пробраться» в Академию, как они тащили за собой целую гирлянду новых «смертных», и от классической Академии скоро мало что останется. Опасения не без оснований. Так уж жизнь устроена. Лицо Академии постепенно менялось, но не скажу, чтобы в ущерб науке.

Для тех, кто не посвящен в академическую кухню, поясню: академиков или членов-корреспондентов выбирают на вакансии, высвободившиеся после смерти одного из «бессмертных», или новые, выделенные правительством соответствующему отделению. В действительные члены Академии выбирают на общем собрании, там голосуют все вместе, биологи за математиков, физики за биологов и так далее. Кто достоин стать членом-корреспондентом, академики решают на заседании «профильного» отделения, а общее собрание только подтверждает их выбор. Государство, давая дополнительную вакансию, обычно обозначает, что оно заинтересовано в избрании определенного кандидата, может оно и пригрозить, что в случае неизбрания вакансию вообще ликвидируют. Но окончательное решение всегда за академиками, и голосуют они тайно. Нередко академики старались протащить на объявленную новую вакансию «своего» кандидата. Отдел ЦК, курировавший Академию, настаивал, торговался, но старался не скандалить. Если их кандидат не набирал нужного количества голосов, а им уж очень хотелось, то после голосования выделяли еще одно «целевое» место, объявлялось новое голосование. Если и тут случалась накладка, то правительство смирялось до следующих выборов. Но это исключение из правил. Чаще все разрешалось к взаимному удовлетворению: академики на одну «правительственную» вакансию проводили своего кандидата плюс получали, притом навечно, еще одну вакансию, правда, ценой разбавления своих «чистых» рядов.

Таких примеров множество. Первым приходит на память физик-ядерщик Игорь Васильевич Курчатов. В 1943 году на выборах в академики его прокатили, избрали на его «персональную» вакансию специалиста в области атомного ядра и космических лучей, разработчика реакторов на тяжелой воде Абрама Исааковича Алиханова. Тогда правительство выделило под Курчатова еще одно место. Назначили новый тур выборов. Курчатов в Академию прошел. В 1953 году не менее драматично в Академию выбирали корифея-авиатора Андрея Николаевича Туполева. Туполев рассказывал отцу, как перед голосованием академики в открытую заявляли: «Жестянщики нам не нужны».

На том же общем собрании академии в 1953 году «продвигали» в академики и «бомбистов» — атомщиков, обеспечивших испытание нашего первого водородного заряда, среди них и Сахарова. Их тоже выбирали на специально выделенные вакансии, причем в отношении Сахарова особо оговорили: если его не выберут с первого раза, то вакансию отберут. Выбрали.

После запуска спутника в академики выдвинули Сергея Королева, а его сподвижников, других главных конструкторов, в члены-корреспонденты, естественно на выделенные под них места. Выбрали, но под огромным нажимом. А вот моего шефа, ученого-механика, специалиста в теории колебаний, главного конструктора ракет Владимира Николаевича Челомея, несмотря на давление сверху и поддержку со стороны гениального механика и физика-теоретика Николая Николаевича Боголюбова, математиков Мстислава Келдыша, Леонида Седова тем не менее дважды забаллотировали. В академики он «прорвался» только через несколько лет, и не без проблем. А будь же он чистым механиком-теоретиком, без приставки «конструктор», думаю, с голосованием проблем не возникло бы.

Отец в академические выборные дрязги не вмешивался, правда, помощники ему докладывали об основных результатах. Возможно, так же обстояло бы дело и на этот раз. В 1964 году Отделение биологии получило три дополнительных вакансии «полных» академиков с пожеланием избрать на них наиболее достойных селекционеров. Первым в списке стоял упомянутый выше Лукьяненко, заведующий отделом Краснодарского НИИ сельского хозяйства, доктор сельскохозяйственных наук, действительный член Академии сельскохозяйственных наук.

На вторую вакансию претендовал Василий Степанович Пустовойт, завотделом Всесоюзного НИИ масличных и эфиромасличных культур, тоже доктор сельскохозяйственных наук и тоже действительный член Академии сельскохозяйственных наук, столь же знаменитый селекционер, как и Лукьяненко, но только в своей области. Его сорта подсолнечника гремели на всю страну, масло из этих семечек стояло на полках всех советских магазинов.

Замыкал список вызвавший весь этот скандал Ремесло — директор Мироновской селекционно-опытной станции Всесоюзного научно-исследовательского института кукурузы, но всего лишь кандидат биологических наук. О его сортах и других заслугах я уже написал.

С Пустовойтом и Лукьяненко особых затруднений не возникло. Отделение их рекомендовало к избранию в академики, и общее собрание проголосовало «за». А вот с Ремесло вышла заминка, академиков возмутило вопиющее нарушение субординации, из кандидатов и сразу в академики. К тому же и Ремесло, понимая слабость собственной позиции, поспособствовал своему поражению. Он подал заявку на выборы одновременно в полные академики и в члены-корреспонденты, авось хоть где-то повезет. Не повезло, недовольные академики решили действовать по инструкции, согласно которой рекомендовалось сначала избирать на отделениях членов-корреспондентов. Такой вакансии под Ремесло никто не выделил, его прочили в академики. В результате Ремесло на отделении прокатили, на две свободные вакансии в членкоры из двадцати претендентов прошли Константин Минаевич Рыжиков, доктор биологических наук, старший научный сотрудник Гельминтологической лаборатории Академии наук, и Александр Александрович Федоров, доктор биологических наук, профессор, директор Ботанического института Академии наук, — оба достойные ученые и, что для нас немаловажно, не конкурировавшие с Ремесло.

Однако после провала выборов Ремесло в члены-корреспонденты выдвигать его в полные академики стало невозможным. С голосования на общем собрании его сняли, и за его неожиданно освободившуюся вакансию завязалась драка. Лысенко, со свойственной ему напористостью, проталкивал своего кандидата Николая Ивановича Нуждина, заведующего лабораторией Института генетики АН СССР наук, члена-корреспондента. По всем формальным критериям он в академики «проходил».

Нуждину противостояли два чудом сохранившиеся после сталинской чистки формальных генетика: доктор биологических наук, член-корреспондент Николай Николаевич Дубинин, заведующий лабораторией Института биофизики Академии наук, куда он только недавно перебрался от Лаврентьева из Сибирского отделения, и Антон Романович Жебрак, завкафедрой 1-го Московского медицинского института имени Сеченова, доктор биологических наук, профессор, к тому же академик Академии наук Белоруссии. Они, как и Нуждин, формальным требованиям соответствовали полностью. В их поддержку выступал не только Сахаров, но и другие физики, а вот биологи старались держаться в тени.

Отмечу, что Нуждина сверху не проталкивали, иначе под него бы дали вакансию и скорее всего никакой драки не возникло бы. Сейчас же обе стороны чувствовали себя свободными от обязательств перед правительством и в выражениях не стеснялись.

Осторожные академики их выслушали на общем собрании и предпочли золотую середину, на вакансию, не занятую Ремесло, избрали единственного не вовлеченного в борьбу претендента — Бориса Евсеевича Быховского, паразитолога, доктора биологических наук, директора Зоологического института, естественно, члена-корреспондента, ученого достойного во всех отношениях.