— Вы меня смущаете, — выдавила она. — Вы заставляете меня... — Она вовремя прикусила язык.

— Сгорать от желания? — вполголоса закончил за нее Шехаб, словно они говорили о чем-то обычном и повседневном.

— И это тоже, — кивнула Фара и закусила губу. — Не понимаю, почему я все это вам говорю! — пожаловалась она. — Может, причина в полнолунии или в шампанском?

— Полнолуние исключается, — отверг первый вариант Шехаб, мельком взглянув на темное небо, на котором золотился тонкий серп новорожденной луны.

— Тогда это шампанское, — убежденно произнесла Фара. — Какой-нибудь побочный эффект.

— Неправильное шампанское, которое вы даже не пробовали? — фыркнул Шехаб, едва сдерживая смех. — А вот вы более чем реальны. — Он стал серьезен. — Прекрасное видение.

— Видение? — в свою очередь фыркнула Фара. — Ну конечно. А как у вас со зрением?

Каковы бы ни были его истинные намерения, но сейчас Шехаб говорил правду.

— Никто не сможет заставить меня отказаться от своих слов.

Она кивнула и слегка улыбнулась.

В эту минуту Шехаб как-то забыл, что следует опасаться актерского мастерства Фары Бьюмонт. Впервые в жизни он встретил женщину, которой чужды женские уловки.

Фара словно угадала его мысли и тихо произнесла:

— Неужели это случилось с нами?

— До нашей встречи я тоже в это не верил. Но моя честность вынуждает меня признаться, что я испытываю к вам влечение, которое сильнее меня. Ведь вы тоже это чувствуете?

Фара не ответила, но Шехаб прочел в ее глазах молчаливое согласие. Неожиданно она отвела взгляд в сторону, словно смелость вдруг покинула ее.

Шехаб знал, что нельзя позволить ей отказаться от своих слов.

— Не стоит убегать от правды. Просто признай это, — ласково сказал он.

— Как, если мы даже не знакомы?

— Это легко исправить. — Шехаб взял ее правую руку, слегка липкую от шампанского, и поднес к лицу. — Шехаб аль-Аджман к твоим услугам, — представился он и прижался горячим поцелуем к. ее ладони. — Ну вот, половина дела сделана. Теперь твоя очередь, чтобы ты признала, что между нами существует влечение.

Фара выдернула свою руку, словно прикосновение его губ могло обжечь ее, и сжала пальцы.

— Это арабское имя.

— Так и есть, моя красавица.

— О! — Ее глаза удивленно расширились. — Так это ты? Шейх Шехаб аль-Аджман? Но этого не может быть!

— Почему нет? — пожал он плечами. — Если, конечно, не существует второго шейха с таким же именем. — Его губы изогнулись в довольной улыбке. — То, что ты обо мне слышала, — разве это не судьба?

Как бы ни была она изумлена, но логика заставила Фару возразить:

— Не думаю, что это судьба. Моя работа как раз и заключается в том, чтобы знать о каждом, кто исполняет роль первой скрипки или может сыграть ее в деловом мире. Ты... вы появились в западном бизнесе всего месяц назад, но уже потрясли всех. Это была не просто очередная волна. Это был цунами. — Она недоверчиво покачала головой. — Извините, что так путано объясняю. Я представляла вас совсем другим.

— Да? — оживленно спросил Шехаб. — И каким же я тебе представлялся?

— Самовлюбленный тип верхом на арабском жеребце в одежде бедуина, жестокий, высокомерный и... — Фара осеклась.

«Когда-нибудь ты научишься держать язык за зубами?» — ругала она себя.

С опаской Фара взглянула на могущественного шейха и перевела дух. Кажется, ее слова Шехаба не задели, скорее развеселили. Шехаб. Она произнесла это имя про себя. Теперь оно всегда будет ассоциироваться для нее с невероятной мужественностью и красотой.

— Ты сказала, что работаешь. Неужели это правда?

Фара сразу ощетинилась и вскинула голову:

— Да, работаю. Как и большинство людей. Могу я узнать, почему этот факт вызывает у тебя ироничную улыбку?

— Когда я увидел тебя в этом платье, до того, как оно было испорчено шампанским, то подумал, что именно так и должна выглядеть главная наложница в султанском гареме, моя Шахерезада. Поэтому с трудом верится, что ты работаешь, вместо того чтобы принадлежать мужчине и быть его самым лелеемым сокровищем.

Фара открыла было уже рот, чтобы произнести что-нибудь уничижительное, но потом поняла, что он задумал:

— Ну ты и... Ладно.

Шехаб весело улыбнулся.

— Всего лишь шутка. — Он обмотал прядь ее волос вокруг своего указательного пальца. — Ну, так чем же занимается моя очаровательная сирена?

Сердце ее учащенно забилось, но Фара в притворном удивлении оглянулась, словно не понимая, о ком речь.

— Сирена? Это я, что ли? А, знаю! Наверное, все дело в платье. — Она улыбнулась, но улыбка вышла чуть грустная. — На самом деле я далеко не сирена. Да и работа у меня совсем иного плана. Я главный финансовый консультант у Билла Хансона в «Глобэл вью файненс».

Брови мужчины удивленно приподнялись:

— Мне послышалось или ты действительно недовольна своей работой? Почему же ты ее не сменишь?

— Я больше ничего не умею. — Фара пожала плечами. — Мой отец, точнее, приемный отец, был владельцем нескольких компаний. Он передал мне свои знания и опыт. После его смерти даже вопроса не встало, чем мне заниматься в жизни. Однако, когда я выросла, готовая пойти по его стопам, прежнего бизнеса не стало. Тогда я думала, что ничем другим заниматься не захочу... Поэтому сейчас просто делаю свою работу, и стараюсь делать ее хорошо. Я...

Фара запнулась, потому что длинные сильные пальцы прижались к ее губам.

— Продолжай, — попросил Шехаб, и в его голосе слышалась та же ласка, с какой пальцы ласкали ее губы. — Мне так приятно тебя слушать, каждое твое слово, сладкая моя. Жду не дождусь, когда смогу попробовать твою сладость. — Он выпрямился, и Фара перестала ощущать его горячее дыхание на своей коже, но теперь ее ласкал его шепот, а сама она была словно в невидимом плену. — Ты так и не сказала, как тебя зовут.

Фара забыла свое собственное имя, чувствуя, как ее подхватывает какая-то неведомая сила и уносит туда, где нет места разуму. Она ничего не видела, кроме блеска черных как ночь глаз, кроме губ, произносивших слова, от которых сильнее билось сердце, и отчаянно желала, чтобы сказанные Шехабом слова немедленно исполнились наяву.

— Фара, — выдохнула она, наконец вспомнив свое имя.

— В переводе с арабского оно означает «радость». Ты приносишь радость тому, кто рядом с тобой.

С ее губ сорвался короткий смешок:

— Моя мать так не думала.

Фара всегда посмеивалась над значением своего имени. Она смутно представляла себе, что такое «радость». Разве что единичные встречи с ее обожаемым, но вечно занятым отцом были для нее воплощением этого понятия.

— Не верю. Это невозможно.

— Еще как возможно. Но лучше ее саму спросить об этом.

Шехаб внимательно посмотрел на нее и нахмурился.

— Что это за мать, которая так относится к своему ребенку?

— Наверное, я слишком похожа на своего настоящего отца. Видимо, ее воспоминания о нем далеко не самые радужные, — с грустной улыбкой пояснила Фара.

Шехаб положил ладонь ей на щеку. Его рука была обжигающе горячей, но Фара жаждала этого огня, поэтому прижалась к ней сильнее. Его ладонь скользнула вниз, к шее. Большим пальцем Шехаб приподнял ее подбородок.

— Она не имела права омрачать твою жизнь горечью своих воспоминаний, — убежденно сказал он, словно хотел и ее заставить в это поверить.

Его слова были как бальзам на душу.

— О, ничего подобного я от нее никогда не слышала. Это просто мое предположение. Понимаешь, мне всегда казалось, что она чувствует себя одинокой и подавленной, хотя и старается это скрывать. За что бы она ни бралась, все делала как бы через силу, не испытывая ни радости, ни удовлетворения. Когда я узнала о своем настоящем отце, то подумала, что это может быть связано с ним. Мне кажется, она его так сильно любила, что после того, как потеряла его, ей больше никто не был нужен. Даже Франсуа.

«И я тоже», — добавила она про себя. Шехаб некоторое время молчал, словно размышляя о чем-то, но его лицо было бесстрастно.