— Прочту, как только малыш уснет, — сказала Хуана.

— Почему ты одна? — спросила Маргарида.

— По собственному решению. Я отправила повитуху домой отдыхать, а Фелиситат — в постель. Обе засыпали на ногах. Видимо, они скоро вернутся. Добрый врач и его жена еще не встали.

— Думаю, громкий стук моего слуги в дверь разбудил их и всех остальных в доме, — сказала Маргарида.

— Они были очень добры, — сказала Хуана. — Сеньора Руфь принесла мне вчера поздно ночью колыбельку своего ребенка. Предложила детские вещи — она говорит, что снова беременна, — но они нам не потребовались. Фелиситат принесла всю детскую одежду, которую я шила. Обо мне хорошо заботятся. И, судя по шуму внизу, скоро будет завтрак. — Нежно заворковала над ребенком и снова подняла взгляд. — Спит, — сказала она с удивлением.

— Я положу его в колыбельку, — сказала Маргарида.

— Нет, пожалуйста. Оставь его со мной. — И пристроила младенца в сгиб руки. — Теперь посмотрим, что пишет ее королевское высочество.

Хуана сломала печать и развернула письмо. Из него вылетел еще один листок пергамента и упал на ребенка. Хуана засмеялась.

— Должно быть, это для него, — сказала она, поднимая письмо к свету из окна с полуоткрытым ставнем. — Принцесса очень добра, — сказала Хуана и стала перечитывать письмо снова. Потом во внезапном порыве схватила и развернула листок, упавший на ее сына. Прочла его, хмурясь, словно оно было написано на каком-то странном, чужом языке, а потом расплакалась.

— Хуана, в чем дело? Что пишет принцесса? Что такое?

И в смятении позвонила, вызывая служанку.

Через несколько секунд вошла Фелиситат. Взяла спящего ребенка, положила в колыбельку, а потом обняла его плачущую мать.

— Ну-ну, сеньора, все хорошо, — нежно заворковала она. — Все замечательно, сеньора. Не расстраивайтесь.

— Да, Фелиситат, все замечательно. Письмо пришло от его величества. Это помилование.

— Если б только оно пришло раньше, — сказала Маргарида. — Я рада за тебя, что оно пришло, но если бы мы могли…

— Не думай об этом, Маргарида. Фелиситат, отнесешь его нашему другу? И принесешь мне завтрак? Ты не представляешь, как я голодна.

Фелиситат быстро выскользнула из комнаты, ее ужасало, что госпожа испытывает голод, но решила доставить господину письмо как можно скорее.

— Ну, Маргарида, — сказала Хуана, как только они остались вдвоем. — На чьей ты стороне? Я должна знать.

Пока Маргарида сидела с сеньорой Хуаной, домашние и гости Иакова собирались за столом в залитом солнцем дворе. Первой появилась Руфь, вид у нее был усталый и озабоченный.

Следующим бодро подошел к столу аккуратно одетый Давид.

— Я оставил новобрачную спать, — сказал он, — но распорядился, чтобы завтрак принесли ей в комнату. Думаю, ей пора просыпаться.

— Но, Давид, новобрачной дозволяется спать сколько угодно и не спускаться, если она так хочет. Ты это знаешь, — сказала Руфь.

— Не хочу, чтобы она скучала, — ответил Давид. — Или приобретала скверные привычки. Ага, вот первые блюда и превосходный свежий хлеб. Я необычайно голоден.

— У тебя, похоже, веселое настроение, — сказал, выходя во двор, его брат.

— А почему не быть мне веселым? У меня красивая, мягкохарактерная новобрачная, все наши маленькие проблемы решены. От таких вещей появляется аппетит.

Иаков засмеялся.

— А где все остальные?

— Я здесь, — сказала Ракель. — Я помогала Лии укладывать наши коробки. Папа с Юсуфом следуют за мной. Они тоже уложились. Доброе утро, папа. Когда тронемся в путь?

— Попозже. До отъезда нам нужно уладить несколько дел и нанести один визит. Сеньора Руфь обещала нам ранний обед. После него отправимся.

— Боюсь, это будет простая еда, — заговорила Руфь, — составленная из дополнительных блюд, которые мы готовили к свадебному пиршеству. Извиняюсь за то, что ваш последний обед здесь будет состоять из блюд от вчерашнего ужина. Но они оставлены на кухне, поэтому их не съели и не отдали бедным. А кухарка уже сходила на рынок и нашла превосходных сардин для жарки.

— Ничто не может быть лучше, — сказал Исаак. — А теперь давайте завтракать.

— Папа, голова тебя не беспокоит? — спросила Ракель.

— Очень немного, дорогая моя. Думаю, особого вреда ей не причинили. Вот тут, — он коснулся затылка, как будто бы небольшой синяк. — Мне бы не хотелось получить еще удар по этому месту. В остальном, у меня все в порядке. Однако надеюсь, что вечером мы сможем остановиться в каком-нибудь спокойном месте. И чем мы нарушим свой пост? — спросил он у Ракели, наполнявшей его тарелку.

— Вкусным рисом, фруктами, булочкой и двумя видами сыра. Если хочешь, на столе еще много разных яств.

— Ты дала мне то, что я больше всего люблю в солнечное, теплое утро, — сказал Исаак.

После завтрака Руфь извинилась, сказав, что ее ждут домашние дела. Аструх, который поздно спустился и быстро поел, тоже.

— Раз вы уезжаете не сию минуту, то я хотел бы поговорить с Дураном о кое-каких делах. Мы вернемся вовремя, чтобы попрощаться с вами, сеньор Исаак, сеньора Ракель. И с тобой, Юсуф.

— Папа, какие визиты нам нужно сделать? — спросила со вздохом Ракель. Она рано встала с постели, проспав всего несколько часов, чтобы покончить с упаковкой и организовать все, что могла, до завтрака. Ей очень хотелось остаться.

— Я обещал его преосвященству епископу.

— Какому, папа? — спросила Ракель.

— Обоим, — ответил Исаак. — Его преосвященство епископ Беренгер попросил меня передать некоторые сообщения и привезти кой-какие сведения из этого города. А епископ Перпиньяна просил предоставить ему все сведения, какие услышу, чтобы он мог написать сообщение.

— Какое, папа?

— Обещанное епископу Беренгеру, думаю, предназначенное в конечном счете для его величества. Но для этого нам нужно разобраться с событиями прошлой ночи. И поскольку один из участников заперт в комнате Мордехая, думаю, нужно будет вывести его снова и выведать у него еще кое-что.

— Разве он не сказал прошлой ночью всего, что знает? — спросила Ракель.

— Очень сомневаюсь в этом, — ответил Исаак. — Он сказал нам все, что считал необходимым.

Дверь дома открылась, и во двор вышла сеньора Маргарида.

— Я с сообщением от сеньоры Хуаны, — сказала она.

— Несомненно, — сказал Исаак. — Для кого?

— Думаю, для вас и сеньора Иакова, сеньор Исаак. Это касается вас обоих. Вы оба принимали на себя риск с тех пор, как сеньор Иаков принял ее мужа.

— Потому что он бежал из тюрьмы или потому что он христианин? — спросил Исаак.

Маргарида покраснела от смущения.

— Думаю, тут обе причины, хотя укрывательство беглого заключенного определенно было бы для сеньора Иакова более серьезным риском. Сеньора Хуана надеется, что правда будет служить вам защитой. Мы с ней знаем некоторые подробности, которые могут помочь вам, если станут известны. Она отправила меня сказать вам то, что могу.

— Превосходно, сеньора Маргарида, — сказал Иаков. — Будьте добры, присядьте. Нам недостает только двух участников.

— Кто они? — спросил Иаков.

— Человек в комнате Мордехая и твой пациент. Если ты не против, я думаю, его нужно перенести сюда, чтобы он смог принять участие в собрании. Свежий воздух и солнечный свет пойдут ему очень на пользу. Он слишком долго находился в той комнате.

Поднялась суета, когда вынесли кушетку с высоко уложенными подушками и по мере возможности удобно застеленную. Ракель с Юсуфом приготовили пациента, а Мордехай и Давид снесли его вниз по лестнице.

Кушетку поставили в испещренной солнцем тени лимонного дерева. Бережно положили на нее Арнау, и он сделал глубокий, насколько было возможно, вдох. Улыбнулся.

— Кажется, дышать уже не так больно, — сказал он. — А этот замечательный воздух напоминает лекарство богов.

Наконец отперли дверь комнаты Мордехая. Это небольшое помещение строилось как кладовая рядом с кухней. Руфь и кухарка мало ею пользовались, и как только Мордехая перевели с кухни, он занял ее. Мартин вышел, помигивая во внезапном свете, и огляделся.