— Ахмед не помнить, — сказал рослый, костлявый человек, сидевший рядом с Юсуфом. Говорил он очень неуверенно.

— Молодец, — сказал Роже с одобрительной улыбкой.

— Кто он? — спросил Юсуф.

— Нормандец. Вот почему говорит так плохо. Не спрашивай его имени. Его никто не может произнести.

— Не нормандец, — сказал Ахмед. — Он солдат из Англии. Мы заботимся о нем. Он не может работать, потому что был ранен в ногу в сражении.

— За кого? — спросил Юсуф.

— За кого ты сражался? — спросил эль Грос.

Англичанин бессмысленно посмотрел вокруг и попытался негромко повторить эти слова. Смущенно покачал головой.

— Он кормится попрошайничеством, — сказал Роже. — Если не считать раненой ноги, он очень сильный. Сильный, — громко повторил Роже, указывая на англичанина.

— Да, — сказал англичанин. — Сильный.

И в доказательство, обхватив Юсуфа своими громадными руками за талию, поднял его над головой. Очень мягко опустил на место и снова сказал с широкой улыбкой: «Сильный».

— Это одно из слов, которые он знает, — сказал эль Грос. — Он очень этим гордится.

Юсуф достал из кожаного кошелька хлеб, начиненный жареным мясом, разорвал его надвое и отдал половину англичанину.

— Хлеб. Мясо. Тебе, — сказал он. — Потому что ты такой сильный.

— Спасибо, — сказал англичанин. — Я голодный. Спасибо.

— Это другие слова, которые он знает, — сказал эль Грос. — Давай, парнишка. Рискни поиграть с нами в кости, по грошу за бросок.

И решив, что это развлечение стоит больше гроша, который наверняка проиграет, Юсуф вынул монетку и положил перед собой.

Монетка оказалась проиграна, и эль Грос усмехнулся. Юсуф встал.

— Мне нужно возвращаться, — сказал он. — Можно я вернусь сюда?

— С удовольствием предвкушаем встречу с тобой, — ответил Ахмед.

— Мы всегда здесь, кроме того времени, когда колокола звонят к мессе, — сказал Роже.

— В следующий раз, может, я позволю тебе отыграться, — сказал эль Грос.

Когда Юсуф вернулся во двор, сцена там изменилась. Маленькая Хасинта в тенистом углу у стены играла с ребенком. Бонафилья сидела под деревом одна, наблюдая за Хасинтой и маленьким мальчиком. Исаак, Иаков, Аструх и Давид сидели за столом, увлеченные послеобеденным разговором о текущих проблемах, вызванных войной на Сардинии. На столе были холодные блюда: цыпленок, запеченная рыба, турецкий горох с травами в масле и уксусе, чечевица, фрукты и хлеб. Он положил себе на хлеб рыбы и кусочек цыпленка.

Ребенок, устав от игры, залез на колени Хасинте и уснул. Лия вышла из кухни, взяла его и понесла в кроватку. Хасинта посмотрела, не наблюдает ли кто за ней, и потихоньку ушла со двора. Через несколько секунд, посмотрев на верх окружающей сад стены, Давид тоже поднялся и пошел к сидевшей Бонафилье.

Юсуф понес свою еду в укромное место за кустами и сел, чтобы поесть в покое. Покой его продлился недолго.

— Я думала, вы избегаете меня, сеньор Давид, — услышал он голос сеньоры Бонафильи. Он показался мальчику резким, нервозным и вместе с тем странно кокетливым.

— Будь это так, был бы я здесь? — ответил Давид, не задумываясь.

— Возможно, если вы подошли только по указанию вашего брата.

— Сеньора Бонафилья, как вы можете считать, что кто-то станет избегать вас? — сказал Давид. — Ваша красота привлекла бы и железо, и камень.

— Вы действительно считаете меня красивой? — спросила Бонафилья. Она оставила свою жеманную манеру речи и говорила робко и мучительно искренне. — Вы не были разочарованы, увидев меня?

— Право же, нет, — ответил Давид. — Я был очень изумлен, увидя вас. Я предполагал, что художник, писавший ваш портрет, солгал, однако надеялся, что не очень.

— Вы говорите правду? — спросила она. — Или это ваша обычная любезность? Я заметила, что вы всегда любезны и вежливы.

— Правду; — ответил он сухо. — Все хвалили вашу добродетель и вашу скромность — они меня не удивили. И робость, на которую жаловался ваш брат до того, как было заключено соглашение о браке, показалась мне дополнением к вашим добродетелям. Но я не верил, что они будут сочетаться с такой красотой. Все, что говорили о вас, правда, — сказал он так негромко, что уже заинтересовавшийся Юсуф едва расслышал.

Мальчик услышал резкий вдох, а затем шелест одежды.

— Бонафилья, в чем дело? — спросил Давид. — Куда вы?

Повернувшись, Юсуф увидел движение подола платья Бонафильи по камням, когда она встала. Потом и все остальное — в том числе и залитое слезами лицо, — когда она побежала по двору, затем по ступенькам в дом.

— Черт возьми, что это значит? — услышал он недоуменный голос Давида.

В эту же дремотную вторую половину дня сеньора Хуана искала покоя в саду ее величества, где сидела с шитьем на коленях и наблюдала, как пестрая кошка Маргариды крадется к листу под кустом. Это ее занятие прервал знакомый голос:

— Сеньора Хуана, я не ожидал вас здесь обнаружить. Весь мир спит в послеполуденной жаре.

Хуана подняла шитье и повернула голову.

— Сеньор Пигбаладор, в саду я искала только прохладного ветерка. Не ожидала найти здесь что-то иное — даже вас.

— Ее королевское высочество занято где-то в другом месте, поэтому я осмелился искать вас в этом убежище. Но неужели я для вас всего лишь что-то иное?

— Нет, не всего лишь, — ответила Хуана. — Думаю, вас можно назвать веселым собеседником. Хотя я знаю вас не особенно хорошо и не уверена, можно ли доверять вам…

— Доверять мне? — резко переспросил Бонсом.

— Видеть в вас постоянно источник веселья. Я уверена, что у вас, как и у большинства людей, бывают скучные минуты.

— Никогда, — сказал он.

— В январе, когда льют дожди, вы страдаете от холода, а земля слишком мокрая для охоты?

— Тогда я велю развести в камине огонь, принести горячего вина с пряностями и рассказывать веселые истории.

— Должно быть, это очень утомительно, — сказала Хуана.

— Когда хочу быть хмурым, сварливым, — сказал Бонсом, — я покидаю друзей и срываю дурное настроение на нескольких избранных слугах, которым хорошо плачу, чтобы они это терпели.

— Нужно запомнить, — сказала Хуана.

— Но я забылся, сеньора. Непростительно шутить в доме плача. Судьба нанесла вам жестокий удар. Оставить вас в покое?

— Нет, сеньор, — сказала Хуана. — Вы отвлекли меня от печальных мыслей. Я благодарна.

— Я удивляюсь, что вы не возвращаетесь в загородное имение, чтобы избежать бездумных разговоров с такими, как я, — сказал Бонсом.

— Ее королевское высочество упорно настаивала, чтобы я вернулась к ней, — сказала Хуана. — Она считает, что при создавшихся обстоятельствах так будет лучше.

— Принцесса Констанса в высшей степени любезна, — сказал Бонсом.

— И хотя после смерти моего мужа прошло совсем немного времени… — Хуана сделала паузу. — Она уже говорит о различных партиях для меня. Боится, что одной мне будет трудно. Говорит, кто-нибудь приятный, кто сможет охранять мои интересы.

— Помните, я предлагал то же самое, — сказал Бонсом.

— Да, сеньор. Предлагали. Тогда я надеялась, что в этом не будет необходимости. Но теперь, — сказала она с тревогой в глазах, — право, не знаю, что мне лучше всего делать.

— Вот потому другие и берутся думать за вас. Прислушайтесь к ним, сеньора.

Хуана подалась вперед и посмотрела прямо в глаза Бонсому.

— Но скажите, сеньор, как я могу выбрать мужа из Перпиньяна? Всякий раз, когда кто-нибудь называет какое-то имя, я боюсь, что этот человек затравил моего мужа до смерти.

— Вы верите в это?

— Я этого боюсь. Скажите, что вы знаете о доне Рамоне Хулиа?

— То, что знают все, — осмотрительно сказал Бонсом.

— Скажите мне, — попросила Хуана. — И не вежливую ложь, сеньор, а правду.

— Это труднее. Могу сказать, что сейчас он отчаянно нуждается в деньгах.

— Мог бы он пойти ради них на убийство?

— Если б считал, что при этом может избежать опасности для себя. Он не особенно смелый человек, но страсть его жизни, сеньора, азартные игры. К сожалению, он не разумный и не искусный игрок. Я слышал от него, что ему принадлежит доля в рейсе «Санта-Марии Нунсиады», и он надеется вернуть утраченное состояние, когда она вернется. Возможно, будь у него состояние, он перестал бы играть.