Глава седьмая

Ворота гетто находились на той же площади, что церковь и монастырь доминиканцев. Возглавляемая Аструхом группа из Жироны проехала по холмистым улицам города и повернула на площадь с церковью.

— Вот гетто, — сказал Аструх. — Мы почти на месте.

— Я рада этому, — сказала Ракель, последний час их путешествия был неприятным, утомительным. Все, по крайней мере, немного вымокли, и дух их, казавшийся столь бодрым, когда они тронулись в путь, тоже был охлажден грозой.

На сей раз Аструх не ошибся в расчетах. Они въехали в ворота, немного проехали вверх по крутой улице и остановились у высокого дома, большого по сравнению с соседними. Он был не столь впечатляющим, как дом Исаака в Жироне, но в этом городе на такой манер было построено немного домов.

Дверь сразу же открыл приятного вида улыбающийся молодой человек лет тридцати, он вышел на мостовую с приветственно распростертыми руками.

— Аструх, Дуран, — сказал он, обнимая их по очереди, — мы тревожились из-за того, что путь из Кольиура занял у вас столько времени.

— Прошу прощенья, Иаков, за причиненное беспокойство. Нас застала жуткая гроза, — сказал Аструх.

— Здесь тоже был сильный дождь, — сказал Иаков и обратился к закутанной в вуаль девушке, стоявшей рядом с братом. — Сеньора Бонафилья, — учтиво сказал он. — Для нас честь принимать вас в нашем доме.

Покончив с этими обязанностями, Иаков быстро пошел туда, где стояли Исаак, Ракель и Юсуф.

— Исаак, — сказал он, прижимая его к груди, — ты не представляешь, как я рад видеть тебя. — Умолк на секунду. — Боюсь, глаза у меня слезятся от избытка чувств. А это, должно быть, твоя дочь Ракель, о которой я столько слышал. — Девушка сделала реверанс и улыбнулась. — И твой ученик Юсуф. Для нас это поистине честь. Руфь, дорогая, отведи сеньор в дом, чтобы они могли отдохнуть от невзгод путешествия. Сеньоры, прошу сюда.

Едва заметная в относительной темноте дверного проема тень шевельнулась и превратилась в хорошенькую женщину с добрым лицом и острыми, ясными глазами.

— Добро пожаловать, — приветливо сказала она и повела Ракель и Бонафилью вверх по лестнице, служанки последовали за ними.

— Мне очень жаль, что не могу предоставить каждому по комнате, — сказал Иаков, — хотя, если Дуран передумает и предпочтет остаться здесь, мы наверняка сможем сделать перестановку, чтобы разместить всех. Если вы не против маленьких комнаток под крышей…

— Мне будет очень уютно в доме родственника, — поспешно сказал Дуран. — Он хоть и дальний родственник, но добрый друг. Мы уже останавливались у него.

— Тогда, друзья, — сказал Иаков, — вы наверняка хотите смыть дорожную пыль перед обедом. Ты хотя бы пообедаешь с нами? — обратился он к сыну Аструха.

— Думаю, меня ждут в доме родственника, — ответил Дуран.

— Думаю, моему сыну не терпится оказаться там как можно скорее, — сказал Аструх и весело рассмеялся над собственными словами.

— Видимо, у вашего родственника есть дочь, — сказал Иаков. — В таком случае, мы тебя не задерживаем. Но теперь я понимаю, Аструх, почему твой сын так хочет содействовать браку между моим братом и твоей дочерью, — добавил он тоже со смехом.

— У этих дальних родственников есть очаровательная дочь? — спросил Исаак. — Более очаровательная, чем жиронские девушки?

— Не могу сказать этого о сеньоре Ракель, — любезно ответил Дуран. — Я вернусь попозже, — добавил он и пошел к воротам гетто, в сторону дома их дальнего родственника.

— Я бы хотел смыть дорожную грязь, если можно, — бодро сказал Аструх после краткого прощания с сыном. — И был бы рад возможности переодеться в сухой камзол.

После возни с коробками и узлами Аструха проводили в большую комнату с умывальником и его сухой одеждой.

— А ты, Исаак, — спросил Иаков без прежней оживленности, — тоже хотел бы переодеться?

— Я совершенно не промок, — ответил Исаак. — Юсуф, полагаю, тоже.

— Да, господин, — сказал Юсуф.

— Если нам только вымыть лицо и руки, мы сможем предстать перед людьми.

Иаков потребовал для них воды и полотенце.

— Я предвкушаю долгий разговор, но сейчас прошу тебя, Исаак, бери своего ученика и пошли со мной, осмотришь моего пациента.

— Можешь послать за Ракелью, не беспокоя женщин?

— Я схожу за ней, господин, — сказал Юсуф. — Если сеньор Иаков укажет дорогу. Я привык приводить сеньору Ракель, — добавил он в объяснение.

— Все еще ходишь тайком по женским комнатам? — весело спросил Иаков. — Предупреждаю, чуть подрастешь, на лице появятся волосы, и они начнут прогонять тебя от дверей. Но поднимись по этой лестнице, поверни направо, потом поднимись по лестнице слева. Приведи Ракель сюда.

— Состояние пациента улучшилось с тех пор, как ты написал письмо? — спросил Исаак, когда Юсуф вышел из комнаты.

— Трудно сказать, — ответил Иаков. — Ты все поймешь, когда я отведу тебя к нему. Буду очень благодарен, если добавишь своей более высокой мудрости к моему пониманию того, как его лечить.

— Я охотно сделаю все, что смогу, — сказал Исаак. — Ракель и Юсуф помогут твоему ученику наблюдать за твоим пациентом. Он наверняка будет рад облегчению.

— В настоящее время, — сдержанно сказал Иаков, — у меня нет ученика.

— Мой добрый Иаков, как же ты управляешься?

— Мне помогает Руфь, а также ее служанка, заслуживающая доверия. Когда пациент поступил, я решил отправить ученика на недолгое время к родителям, — быстро заговорил он с монотонностью не раз повторяемого рассказа. — В дом должно было приехать много гостей, а он, казалось, занимал слишком много места. Правда, он хороший парнишка, делает успехи. Его зовут Абрам, отец его самый старый, искусный и преуспевающий врач в гетто, сеньор Барон Дайот Коэн. Его кандидатуру выдвинули в члены совета. Я представлю тебе их на свадьбе.

— Сеньор Барон дал высокую оценку твоему мастерству, отдав сына тебе в ученики, — сказал Исаак. — И я слышу, Как Ракель с Юсуфом поднимаются по лестнице. Давай осмотрим твоего пациента.

В комнату пациента нужно было подниматься по лестнице со двора за главной частью дома. Для спальни она была довольно просторной, в ней помещались две кровати, стол, два стула и шкаф. В каждой из двух стен там было по окну, когда их открывали, в комнате, очевидно, было светло и полно воздуха, но теперь они были закрыты ставнями от солнца и ветра. С пациентом сидела служанка; как только вошел хозяин, она сделала легкий реверанс и быстро ушла помогать хозяйке.

Как только они вошли в комнату, Ракель заговорила отцу на ухо:

— Папа, пациент одет в рубашку, укрыт простыней. Лежит на спине. Он очень бледный, с впалыми щеками, словно довольно долго не ел и не пил, но глаза у него ясные. Держится очень скованно.

Она также обратила внимание, что с колышка на внешней стороне шкафа свисает много раз штопанный камзол, какой может быть у торговца-еврея со скромными средствами. На одной из полок лежал узел, очевидно, со всем необходимым.

— Мой пациент торговец из Каркассона, — сказал Иаков. — Он заболел в пути неподалеку от Перпиньяна, и добросердечный незнакомец привез его в гетто.

— Какой-то христианин обнаружил его и привез сюда?

— Да, — ответил Иаков.

— Каркассон далеко отсюда? — спросил Исаак у пациента, повернувшись к кровати.

— Лиг двадцать пять через горы, — хрипло ответил тот. Умолк, чтобы перевести дыхание, и продолжал более слабым голосом: — От силы три дня умеренным шагом.

— У него есть вода? — спросил Исаак.

— Есть, папа, — ответила Ракель и поднесла чашку к губам пациента. Тот немного отпил и уронил голову на подушку.

— Вы заболели? — спросил Исаак.

— Я страдаю артритом, — ответил пациент.

— Такой молодой человек? Насколько я понимаю, вы молоды, — сказал Исаак.

— Мне двадцать пять лет, — ответил тот шепотом. — Я направлялся к горячим источникам, о которых рассказывают чудеса.