Он поцеловал меня. Он поцеловал меня так, будто ел меня, зубами и
языком, и когда я уже собиралась закричать” достаточно“, он
превратился в долгий, глубокий поцелуй, полный нежности и заботы,
похожий на многие из тех, что я получала.
Он приподнял лицо, и я смогла увидеть его глаза. Его зрачки больше не
были спиральными, теперь они пылали зеленым цветом, как будто их
заполнил свет.
— Вот этот взгляд, — сказал он. — Ты сказала в душе, что у тебя уже была
прелюдия, которая тебе была нужна, значит я могу об этом уже не
беспокоиться, но я хочу, чтобы ты знала, что я не похож на твоего
Мистраля. Есть ночи, когда нежность тоже хороша.
— Но не сегодня, — шепнула я.
Он улыбнулся.
— Нет, не сегодня, потому что я видел, как ты принимаешь тысячу решений
ежедневно, принцесса. Всегда отвечаешь за кого- то, всегда делаешь выбор,
который должен затронуть очень многих людей. Я чувствовал, что у тебя
должно быть место, где решения будут принимать за тебя, и выбор не
будет твоим, такое место, где ты можешь расслабиться и перестать быть
принцессой.
— И что будет? — Прошептала я.
— Только это, — сказал он. Он перехватил мои запястья одной рукой и
воспользовался другой, чтобы столкнуть свои трусы к середине бедер.
Тогда он надавил коленями мне на бедра, чтобы раздвинуть их шире,
так, чтобы он смог войти в меня.
Он был почти слишком длинным для выбранного угла, и ему пришлось
освободить одну руку, что помочь своему копью оказаться внутри меня.
Он был достаточно широким, даже с произошедшим у меня недавно
сексом, он должен был проталкиваться в меня, работая бедрами.
Я приподняла голову, чтобы видеть, как его тело прокладывает путь в
меня. Всегда есть что- то особенное в первый раз, когда мужчина входит в
меня, что заставляет меня хотеть наблюдать это, и только вид его такого
толстого, такого большого… заставил меня бессловесно вскрикнуть.
Он почти полным весом держал мои запястья. Это было болезненно, но
именно в той степени, когда мне становилось ясно, что момент принятия
решения действительно прошел. Я, возможно, и сказала бы нет, возразила
бы, но если он не хотел, чтобы я отступилась, я не могла сделать
это с ним, и было что- то в этом моменте почти капитуляции, что
было именно тем, что мне было нужно.
Я вскрикивала все громче и громче, пока он прокладывал путь глубже
в меня. Мы столкнулись в конце моего тела прежде, чем был исчерпана
его длина. Тогда он начал выходить из меня, отступать, и затем снова
толчок внутрь, и наконец, я была достаточно влажной, а он был
достаточно готов. Он начал выдвигать себя и вдвигать длинными, медленными
ударами. Я ожидала, что секс будет грубым, именно таким, каково было
его начала, но как его движения так напоминали окончание
его поцелуя, нежного и удивительного.
Он двигался, не замедляясь, словно поглаживая, пока не подвел меня к
краю, заставив кричать его имя. Мои руки напряглись в его руках, и если
бы я смогла добраться до него, то разукрасила бы его тело своими
ногтями, но он держал меня легко, оставаясь в безопасности, пока он ехал
во мне, заставляя меня снова и снова кричать его имя.
Мое тело засветилось, моя кожа запылала, как и его. Пылание моих
волос походило на рубиновые огни, расплескавшиеся под белизной и
темнотой его волос, и изумрудное мерцание моих глаз смешивалось с
золотом и зеленью его глаз, словно мы лежали в туннеле света и магии,
созданного водопадом его волос.
Только после того, как я превратилась в дрожащую вещь, состоящую из
нервных окончаний, и трепещущих глаз, которые ни на чем не могли
сосредоточиться, он снова начал двигаться. На сей раз ничего нежного в
этом не было. На сей раз он поехал на мне, как будто я принадлежала ему, и
он хотел удостовериться, что коснулся каждой части меня. Он загонял
себя в меня, и это принесло мне еще один оргазм почти с первым же
ударом, и я опять кричала для него снова и снова, как будто каждый
толчок его тела дарил отдельные пики. Я не могла сказать, где
заканчивался один оргазм и начинался следующий. Это была одна
длинная линия удовольствия, пока мой голос не стал хриплым от крика, и я
только смутно осознавала о том, кто я. Мир сузился до ударов его тела
и моего удовольствия.
В конце он сделал один последний толчок, и в этот момент я знала, что
он был более осторожным, потому что этот последний толчок заставил
меня закричать по- настоящему, но боль смешалась с еще большим
удовольствием, и перестала быть болью, став частью теплого, пылающего
экстаза.
Только когда он стал выходить из меня, я поняла, что он больше не
удерживает мои запястья, но что- то их держало. Я не могла заставить свои
глаза сосредоточиться, чтобы посмотреть на это, но напоминало
ощущения, когда я надевала на свои запястья веревки, но явно
отличалось от любой веревки, которой я когда- либо касалась.
Он сдвинулся с меня, и я поняла, что не могу двигать и своими ногами.
Множество веревок было вокруг моих бедер и ниже на голенях.
Это заставило меня изо всех сил попытаться рассмотреть, сосредоточиться
и узнать. Совершенно не хотелось портить впечатление
о недавнем огромном удовольствии, но я хотела видеть то, чем я была
связана, и как он смог сделать это, не двигая своими руками.
Вокруг моих запястий были лозы, плети плюща, которые вели к еще
большим переплетениям, которые поднимались по стеклянной стене и,
казалось, были темнее на фоне темноты ночи. За стеклом уже не было так
темно, как когда мы начинали, но это и не был рассвет. Темнота исчезала,
но не было и истинного света. Искусственный рассвет лился в окна,
полускрытый темными линиями плюща.
Иви попытался подняться на ноги, опираясь спиной на кушетку для
устойчивости, и даже тогда он почти упал.