Когда утром 17 февраля 2006 года я поднялась наверх в дом, торт действительно стоял на кухонном столе: единица и восьмерка из воздушного бисквитного теста, покрытые сахаристой розовой пеной и убранные свечами. Я не помню, какие подарки еще я тогда получила — какие-то точно, ведь Приклопил обожал помпезные торжества. Но в центре моего маленького праздника стала эта цифра — 18. Она была знаком свободы. Она была символом, знаком того, что пришло время выполнить обещание.

КТО-ТО ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ

Побег и свобода

Я подпалила фитиль бомбы. Шнур горел, не оставляя шанса его потушить. Я выбрала жизнь. Похитителю осталась только смерть.

Этот день начался, как и все остальные — по приказу таймера. Я лежала на своей двухъярусной кровати, когда в застенке внезапно вспыхнул свет, вырвав меня из путаного сна. Какое-то время я еще оставалась лежать, пытаясь найти смысл в лоскутках сновидений, но чем больше я старалась их удержать, тем быстрее они ускользали. После них осталось только одно смутное ощущение, которое привело меня в задумчивое замешательство. Глубокая решимость. Какой я давно не испытывала.

Вскоре чувство голода выгнало меня из постели. Ужин не состоялся, и в животе урчало. Подталкиваемая мыслями о чем-то съестном, я начала сползать по лестнице вниз. Еще до того, как я очутилась на полу, я вспомнила, что у меня ничего нет: вчера после полудня Похититель дал мне с собой в застенок крошечный кусочек пирога на завтрак, но я проглотила его еще вечером. Расстроенная, я почистила зубы, чтобы прогнать изо рта кисловатый привкус голодного желудка. Потом с сомнением огляделась по сторонам. В это утро в моем застенке царил беспорядок: кругом валялась раскиданная одежда, на столе громоздились кипы бумаг. В другой раз я бы сразу принялась за уборку, чтобы придать моей крошечной комнатке более или менее уютный и аккуратный вид. Но в этот день у меня не было ни малейшего желания. Я чувствовала странную отрешенность от этих стен, как никак ставших моим домом.

Надев короткое оранжевое платье, которым я очень гордилась, я стала ждать, когда Похититель откроет дверь. Кроме этого платья у меня были только леггинсы и футболки с пятнами краски, свитер Похитителя с воротом — на холодное время, а также несколько чистых, простых вещей для редких «выходов в свет», куда он брал меня в последние месяцы с собой. В этом платье я могла чувствовать себя обычной девушкой. Похититель купил мне его в награду за работу в саду. Весной, после дня моего 18-летия, он часто заставлял меня работать там под его надзором. В последнее время он ослабил бдительность по отношению к подстерегающей опасности, что меня могут увидеть соседи. Уже два раза случилось так, что его родственники обращались к нему из-за забора в то время, когда я пропалывала сорняки. «Помощница», — кратко бросил Похититель, когда сосед мне кивнул. Последний удовлетворился таким ответом, а я все так же была не в состоянии вымолвить ни слова.

Когда дверь в мой застенок наконец отворилась, я подняла глаза на Приклопила, стоящего на 40-сантиметровой ступеньке. Картина, которая даже после всех этих лет вызывала у меня страх. В искажающем действительность свете лампочки в коридоре Приклопил всегда выглядел этакой огромной, величественной тенью, как тюремщик из фильмов ужасов. Но сегодня я не заметила в нем ничего угрожающего. Я чувствовала себя сильной и уверенной в себе. «Можно, я надену трусы?» — спросила я вместо приветствия.

Похититель удивленно посмотрел на меня. «Об этом не может быть и речи», — последовал ответ.

В доме я всегда работала полуобнаженной, а в саду нижнее белье было запрещено в принципе. Это было одним из его методов, уничижать меня. «Пожалуйста, это гораздо удобнее», — настаивала я.

Он энергично замотал головой: «Ни в коем случае! Как тебе вообще такое пришло в голову? Идем уже!»

Я последовала за ним в прихожую и ждала, пока он протиснется через лаз. Пузатая, тяжелая железобетонная дверь, ставшая одной из крепких составных частей моей жизненной декорации, была открыта. Когда я видела перед собой этот колосс из стали и бетона, у меня в горле стоял ком. Все эти годы мне чертовски везло. Любой несчастный случай с Похитителем стал бы моим смертным приговором. Эту дверь было невозможно открыть с внутренней и найти с внешней стороны. Перед моими глазами живо вставала сцена: как через несколько дней я осознаю, что Похититель исчез. Как я мечусь в безумии по своей комнате, и как меня охватывает панический ужас. Как я, возможно, собрала бы последние силы, чтобы одолеть обе деревянные двери. Но эта бетонная дверь стояла бы незыблемой границей между жизнью и смертью. Лежа перед ней, я умирала бы от голода и жажды. Каждый раз я испытывала огромное облегчение, преодолев узкий проход вслед за Похитителем. Но вот опять наступило утро, и он открыл эту дверь, не бросив меня на произвол судьбы. Еще на один день я ускользнула из моей подземной могилы. Поднимаясь по ступеням в гараж, я жадно набирала в легкие воздух. Я наверху.

Похититель приказал пойти на кухню и намазать ему два бутерброда с повидлом. С урчащим животом я наблюдала, как он с наслаждением впивается в них зубами. Они оставляли небольшие следы. Ароматный, хрустящий хлеб с маслом и абрикосовым повидлом. Мне ничего не досталось — в конце концов, я ведь получила пирог. Я бы никогда не решилась признаться, что съела несчастный кусочек еще вчера вечером.

После завтрака Приклопила я помыла посуду и подошла к отрывному календарю, висевшему в кухне. Как и каждое утро, я оторвала листочек с напечатанными на нем жирным шрифтом цифрами и сложила его вместе. Я долго смотрела на новую дату: 23 августа 2006 года. Это был 3096-й день моего заключения.

* * *

В этот день Вольфганг Приклопил пребывал в хорошем настроении. Должна была наступить новая эра, положившая начало лучшим временам без финансовых проблем. Для ее приближения сегодняшним утром должны быть предприняты два решающих шага. Во-первых, Похититель хотел избавиться от старого автофургона, в котором я была похищена восемь с половиной лет назад. Во-вторых, он дал в Интернете объявление о сдаче квартиры, которую мы ремонтировали в последние месяцы. Он купил ее полгода назад, в надежде, что доходы от сдачи внаем уменьшат длительный финансовый гнет, вызванный последствиями совершенного им преступления. Деньги для этого, как он мне объяснял, принесла их с Хольцапфелем совместная деловая деятельность.

Это случилось вскоре после моего дня рождения, когда он утром возбужденно объявил: «Появилась новая стройплощадка. Мы сейчас же едем на Холлергассе». Его радость была заразительной, а я срочно нуждалась в разнообразии. Магический день моего взросления миновал, но в жизни практически ничего не изменилось. Меня все так же унижали и контролировали, как и все предыдущие годы. Но во мне как будто щелкнул переключатель. Мои сомнения, что, может, Похититель прав, и под его опекой я нахожусь в большей безопасности, чем снаружи, постепенно исчезали. Теперь я была взрослой, мое второе «я» крепко держало меня за руку, и я точно знала: так я больше жить не хочу. Я провела годы своей юности как рабыня, боксерская груша, уборщица и подруга преступника и приспосабливалась к этому миру, пока не было другой возможности. Но теперь это время миновало. В своем застенке я вызывала в памяти все планы и задумки, взращенные мной, ребенком, к этому времени. Я хотела обрести самостоятельность. Стать актрисой, писать книги и музыку, знакомиться с другими людьми, быть свободной. Я больше не хотела соглашаться быть вечной пленницей фантазий Похитителя. Мне осталось только дождаться подходящего случая. Может быть, его предоставит новая стройплощадка. После всех лет, когда я была прикована к дому, я впервые получила возможность работать в другом месте. Конечно, под строгим надзором Похитителя, но все же.

Я хорошо помню нашу первую поездку на Холлергассе. Похититель поехал не самым коротким путем — через городской автобан, так как был слишком жадным, чтобы платить пошлину. Вместо этого он застрял в пробке на Венском Гюртеле. Дело было утром, с обеих сторон белый пикап теснили последние торопыги утреннего движения. Я рассматривала людей, сидящих за рулем в своих машинах. Из стоящего рядом мини-автобуса на меня смотрели мужчины с усталыми глазами. Вплотную, прижавшись друг к другу, они сидели в автофургоне. Похоже, восточно-европейские рабочие, которых местные строительные подрядчики забирали по утрам с «рабочей панели» на выездных магистралях, чтобы вечером снова высадить на том же месте.