Когда стада придут с пастьбы домой,

Получит Кадди лучшего ягненка.

Agitante calescimus illo etc. [4]

Она внимала повести скорбей,

Стараясь превозмочь свои печали,

Но те от тщанья делались сильней,

И любящее сердце разрывали,

И угли страсти в пламень подсыпали;

Чем чище и возвышенней мечта,

Тем невозможней расставанье с ней.

В очах померкнет мира красота,

Когда в несчастье рыцарь Алого Креста.

Едва в груди страданье утолилось,

Не в силах оставаться взаперти,

Она в скитанья дальние пустилась

По заданному карликом пути,

Чтоб рыцаря любезного найти

Живым иль мертвым; многие кручины

В дождях и бурях должно ей снести.

Так шла она чрез горы и стремнины,

Блуждала по лесам и мерила равнины.

И вот ей повстречался наконец

Достойный рыцарь с юношей-слугою.

Как Фебов ослепительный венец,

Он лил кругом сиянье неземное,

Смущая взоры блещущей бронею.

Закован в латы с головы до ног,

Он был неуязвим на поле боя;

Алмазный пояс стан его облег,

Сверкая, как в ночи святых небес чертог.

Один алмаз меж прочих выделялся

Как средоточье чародейных сил,

Он дивной девы профилем казался,

Горел, как Геспер средь меньших светил,

И слабый взгляд могуществом дивил;

Он острый меч, оправленный ножнами

Слоновой кости, к поясу крепил;

На рукояти золотое пламя

Лизало перламутр витыми языками.

Надменный шлем лучился, позлащен;

Его убранство ужас порождало;

Вцепился в гребень золотой дракон

Несытыми когтями: на забрало

Спадало ядом дышащее жало;

И мнилось, пасть, пылая, пред собой

Столь яростные искры рассыпала,

Что содрогнулся б тотчас всяк живой;

А скользкая спина лоснилась чешуей.

Над гребнем и чудовищем крылатым

Качался многоцветный конский хвост,

Обрызганный внизу зерненым златом

И перлами увитый вперехлест;

Так дерево с цветами ярче звезд

На высотах зеленой Селинии,

Одно дерзнув подняться в полный рост,

Приемлет ветры добрые и злые

И пляшет круглый год, потворствуя стихии.

Округлый щит был кожами укрыт,

Дабы случайно смертный робким глазом

Не увидал разящий этот щит,

Что был сплошным сверкающим алмазом;

Верней защиты не отыщет разум,

Затем что камень тверже, чем металл,

Он ржу и силу отвергает разом;

Он в жарких битвах копья притуплял

И мог крушить мечи о яростный кристалл.

Сей щит не выставлялся против правых,

Но угрожал злокозненным сердцам

И укрощал чудовищ многоглавых

Иль слал отважный вызов небесам,

Где в зыбких высях солнечным лучам

Не вырваться из облачного плена;

Так златокудрый Феб изведал срам,

Равно как среброликая Селена,

Когда на ней волшба наводит пятна тлена.

Но щит не опасался колдовства

Ужасного в заклятьях чародея

Иль оборотня, чья душа мертва;

Зане при взгляде на него, немея,

Камнями становились лиходеи,

А камни прахом, и от праха след

Мгновенно исчезал; и, цепенея,

Глаза гордыни свой природный цвет

Меняли иль вовек не зрели белый свет.

Сей свод чудес достоин чистой веры,

Затем что чудотворный исполин

Являл их слишком многие примеры;

То был славнейший из волхвов — Мерлин,

Что щит и латы принцу мог один

Содеять для воинственной потехи;

Когда ж скончался дивный властелин,

Царица Фей взяла его доспехи:

Кто хочет правду зреть, да узрит без помехи!

Суровый ум, чье гордое призванье

Вершить дела царей и судьбы стран,

Презрит мои свободные писанья,

Зане я с неких пор любовью пьян

И не врачую боль сердечных ран,

Но юность подвергаю искушенью

И, воспевая сладостный обман,

Немудро подношу ей в поученье

Не доблести пример, но тлен стихоплетенья.

Да смолкнут те, кто не умел любить:

Их льдистых душ не растопило пламя;

Не им природный чистый жар судить,

Вотще сравняв с нечистыми делами

Восторги, коих не знавали сами.

Любовь есть подвиг, благодать и честь,

Она венчает доблестных венцами

И шлет векам о верных сердцем весть,

Готовых для любви все муки перенесть.

Кто хочет обозреть седую древность,

Отыщет в ней примеры без числа

Тому, как славную к наукам ревность

И огнь, врагов сжигающий дотла,

В мужах любовь благая разожгла.

Об этом в полдень под зеленой сенью

Сократова не раз беседа шла!

Он славил дивной страсти вдохновенье,

И Стоик не нашел ему опроверженья.

Пою не вам, премудрые вожди,

Но лишь моей Монархине священной:

Она вмещает в девственной груди

Щедроты и красы любви нетленной;

Пою богине, порожденной пеной,

Лишь той пою, что любит больше всех,

И больше всех любима во вселенной,

И не почтет стихи мои за грех;

И сын ее меня подвигнет на успех.

Храни к певцу монаршее участье,

Амур жестокий, нежный голубок:

Да облеченная гневливой властью

С престола не осудит как порок

Приволье дум и прихотливый слог;

Но сделай так, чтоб чистой страсти сила,

Пролив с небес амброзии поток,

Ей царственное сердце умягчила

И к сим словам любви вниманье устремила.