Крепким сном проспал Фердиад первую часть ночи, но к концу ночи сон бежал от него и хмель покинул его. И встала перед ним мысль об ожидающем его поединке. Он приказал своему вознице привести коней и запрячь в колесницу. Возница попробовал отговорить его.

— Лучше было бы тебе не выезжать на бой, — сказал он.

— Молчи, мальчик, — отвечал Фердиад, — не тебе судить о наших делах.

Обменялись Фердиад и возница такими речами:

Фердиад

Возница

Фердиад

Привели коней Фердиада и запрягли их в колесницу, и он устремился на ней к боевому броду, когда день полным светом еще не взошел над ним.

— Эй, мальчик, — сказал Фердпад, — возьми с колесницы одеяла и меха и расстели их здесь для меня, чтобы я отоспался от сильной дремоты моей, ибо конец этой ночи не спал я от мыслей о бое-поединке.

И возница выпряг коней, разостлал одеяло и меха, и, улегшись на них, Фердиад крепко уснул.

С Кухулином же в эту ночь было вот что. Он встал не раньше, чем день полным светом озарил его, дабы мужи Ирландии не могли сказать, что страх и боязнь пробудили его. Когда же день засиял полным светом, он приказал своему вознице привести коней и запрячь их в колесницу.

— В добрый час, мальчик, — сказал Кухулин, — запрягай коней, ибо имеет обычай рано вставать герой, идущий с нами на бой, Фердиад, сын Дамана, сына Даре!

— Кони уже приведены и запряжены, — отвечал тот. — Всходи на колесницу, и да не коснется позор твоего оружия!

И тогда герой разящий, свершитель ловких боевых приемов, победоносный в бою, с алым мечом, Кухулин, сын Суалтама, взошел на колесницу. И испустили крик вокруг него демоны козловидные и бледноликие, духи долин и воздуха, ибо племя богини Данан всегда поднимало крик вокруг Кухулина, чтобы еще более увеличить страх, трепет, ужас и содрогание, которые вызывал он в каждом бою, битве, сражении, сече, где только бился он.

Недолго пришлось ждать вознице Фердиада, пока он заслышал нечто. То было гуденье, грохот, гул, гром, шум, треск, стук, гул от сшибки щитов и ловких ударов копья, звон мечей, шлема, панциря и иного оружия, сотрясаемого в яростной боевой игре, стон подков, а громче всего этого — мощный голос бойца-героя, устремляющегося к броду.

Подошел возничий Фердиада к своему господину и положил руку на его плечо.

— В добрый час, Фердиад, — воскликнул он, — поднимайся! Уже ждут тебя у брода!

И он прибавил:

— Эй, мальчик, — сказал Фердиад, — почему ты прославляешь этого человека с тех пор, как выехал из дома? Чрезмерна твоя похвала ему, и поистине я мог бы на тебя разгневаться. И ради великой награды скоро я раздроблю его. Настал час быть тебе в помощь мне!

Не много времени потратил возница Фердиада, чтобы достигнуть брода. И там он увидел прекрасную колесницу с четырьмя осями, несшуюся в стремительном порыве, искусно управляемую, с зеленым пологом, с разукрашенным остовом из тонкого, сухого, длинного, твердого, как меч, дерева, влекомую двумя конями, быстрыми, резвыми, длинноухими, прыгающими, с чуткими ноздрями, широкой грудью, крутыми бедрами, огромными копытами, тонкими ногами — сильными, пылкими, стремительными.

Один из коней был серый, с крутыми бедрами, с длинной гривой, делавший короткие прыжки; другой — черный, с вьющимся волосом, длинным шагом и короткой спиною. Подобны соколам, налетающим на добычу, когда дует резкий ветер; подобны порыву бурного ветра, несущегося по равнине в мартовский день; подобны дикому оленю, почуявшему впервые охотничьих псов, были кони Кухулина. Они казались несущимися по пламенным, раскаленным камням, и земля дрожала, трепетала под ними от неистового их бега.

Кухулин достиг брода. Фердиад ожидал его с южной стороны брода. Кухулин стал на северной его стороне.

Приветствовал Фердиад Кухулина.

— В добрый час явился ты, Кухулин! — воскликнул он.

— Правду сказал ты о добром часе, — ответил Кухулин, — лишь про это мгновение нашей встречи. А дальше нет во мне веры словам твоим. Больше подобало бы, Фердиад, чтоб я приветствовал твой приход, чем ты мой, ибо ты вступил в область и королевство, где стою я! И не очень пристало тебе являться сюда, чтобы нападать и биться со мной, а скорей бы мне пристало напасть и биться с тобой, ибо от тебя идет обида нашим женам, сыновьям и детям, нашим коням и табунам, нашему скоту и стадам!

— Ладно, Кухулин, — молвил Фердиад. — Что за причина тебе биться-сражаться со мной? Когда мы жили вместе у Скатах, Уатах и Айфе, ты прислуживал мне, готовил копья, стелил постель.

— Правда, что так, — отвечал Кухулин. — По молодости, по юности своей делал я это для тебя, теперь же дело иное. Нет ныне бойца на свете, которого бы я не мог сразить.

И они стали осыпать друг друга горькими упреками за измену былой дружбе. Обменялись они такими речами:

Фердиад