В этой местности ученых мужей было очень мало, только могила господина Дун Кун-жу находилась неподалеку. Может быть, это был его дух?!

Старуха торговка цветами рассказывала:

- Был в столице один дом невдалеке от заброшенного сада; в том саду издавна водилось множество лис. А одна красавица перелезала через невысокую садовую стену и ходила туда на свидания со своим возлюбленным, юношей, жившим по соседству. Боясь, как бы их связь не вышла наружу, она вначале назвалась ему чужим именем, а потом, увидев, что он все больше к ней привязывается и уж не бросит, выдала себя за лисицу-оборотня из этого сада. Юноша был влюблен в ее красоту и, конечно, не отверг ее.

Прошло уже много времени, как вдруг с крыши дома этой красавицы посыпалась черепица и послышалась брань:

- Я уже давно живу в этом саду, у меня там дети бегают, кирпичами бросаются, соседи на беспокойство жалуются, до развратных ли мне развлечений?! Да как же ты посмела на меня клеветать?!- И тут, ясное дело, все обо всем узнали.

Вот уж поистине чудеса! Завлекая мужчин, лиса обычно выдает себя за женщину, а тут женщина выдала себя за лису. В искусстве обольщения она оказалась посильнее лисы; но лиса-то оказалась куда добродетельнее!

Чжу Цин-лэй рассказывал:

- Некто, скрываясь от врага, спрятался глубоко в горах; ярко светила луна, дул чистый ветер, и вдруг под каким-то тополем человек этот заметил беса; он упал ничком и боялся подняться. Увидев это, бес спросил:

- Почему вы прячетесь, почтеннейший? Тот, весь дрожа, ответил:

- Я боюсь вас, господин.

- Люди ведь пострашнее будут, -возразил бес, -а бесов чего же бояться? Сюда-то вас кто загнал - человек или бес? - Засмеялся и пропал.

В рассказе Чжу Цин-лэя, по-моему, заключена аллегория.

Два учителя, содержавшие частные школы в соседних деревнях, пригласили как-то своих учеников на беседу; собралось человек десять. Шел спор о природе человека и неба, выяснялись вопросы высших принципов и человеческих желаний, речи их были серьезны и осанка строга, как у истинных мудрецов или святых.

И вдруг легкий порыв ветра смел с возвышения, на котором они сидели, лист бумаги и, подхватив его, стал уносить. Когда ученикам удалось поймать его, они обнаружили, что там подробно записано, как да что делать, чтобы присвоить поле - собственность одной вдовы.

Может быть, добрым духам стало противно их лицемерие, поэтому они и сделали явной их подлость? А ведь эти двое так владели своим искусством, что прежде не ведали поражений. Теперь же, когда их план обнаружился, они не смогли его осуществить, и поле осталось за вдовой.

Эта одинокая женщина славилась душевной твердостью и строгим нравом. Наверное, жители потустороннего мира из сочувствия к ней и сотворили чудо, чтобы тайное стало явным.

Покойный мой дядя, господин И-ань, держал закладную лавку в Сичэне, там в маленькой башенке водились лисы; по ночам постоянно были слышны разговоры, но людям они вреда не причиняли, и те, в свой черед, не тревожили их.

И вот как-то ночью с башни послышались вопли, брань, звуки ударов, сбежались люди; внезапно раздался крик боли, и чей-то голос сказал:

- Вы, господа, собравшиеся внизу, все наверняка знатоки высших принципов. Скажите, неужели и в мире смертных тоже есть жены, которые бьют своих мужей?

А среди собравшихся внизу людей как раз был один, которого только что побила жена; на его лице еще были отчетливо видны следы ее ногтей; поэтому все засмеялись и хором ответили:

- Вот уж что есть, то есть. Это у нас не диво!

Лисы там, наверху, тоже стали смеяться, и ссора утихла. Свидетели этого лопались со смеху. Господин И-ань сказал:

- То, что лисы сумели смехом утишить гнев, это ведь прекрасно!

За воротами Фэнъи, в саду Фэншиюань росла старая сосна; многие из прошлых поколений складывали о ней стихи; господин Цянь Сян-шу еще видел ее, а сейчас сосна уже засохла.

Хэ Хуа-фэн рассказывал:

- Передавали, что, когда сосна эта еще не засохла, каждый раз, когда не было ветра и ярко светила луна, можно было услышать там звуки музыки. Некое весьма значительное лицо, как-то гуляя в этих местах, вместе с моими гостями и приятелями отправилось к сосне - послушать музыку; когда миновала вторая стража, раздались звуки цитры, они шли то изнутри дерева, то с его вершины. Спустя довольно много времени нежный голос неторопливо запел:

- Это что еще тут за оборотень! - закричало значительное лицо. - Как ты смеешь петь при мне такие непристойности!

Раздался скрип, и пенье прекратилось.

Внезапно снова раздались звуки лютни, и послышалась песня:

Значительное лицо кивнуло головой и произнесло:

- Вот это уже ближе к классическому стилю.

В тот миг, когда еще звучали последние слова песни, за деревом чуть слышно прошептали:

- Этот старец очень податлив. Стоит только сочинить ему еще что-нибудь в таком же духе, и он сразу возрадуется.

Тут что-то хлопнуло, как бывает, когда лопается струна, и, сколько они ни прислушивались, сосна молчала.

В доме моего деда по матери, господина Чжан Сюэ-фэна, расцвели пионы; слуга Ли Гуй ночью увидел двух женщин, которые стояли, опершись на перила.

- При луне они особенно прекрасны, - сказала одна.

- В этих местах очень мало таких цветов, - ответила другая, - только в саду у господина Туна их больше.

Ли Гуй понял, что это - лисы, схватил черепицу и бросил в них; в то же мгновенье обе исчезли.

Внезапно посыпался град кирпичей; все оконные переплеты были повреждены. Господин Сюэ-фэн сам вышел из дому и видел это. Разведя руками, он воскликнул:

- Как можно таким утонченным красавицам, которые любуются цветами, слагают стихи, восхищаются луной, как можно им уподобляться ничтожным людишкам! Ведь это значит "убивать красоту пейзажа".

Не успел он сказать это, как воцарилась тишина. Дед с облегченным вздохом произнес:

- Обывательская вульгарность чужда этим лисам.

Цзи Жу-ай из Цзяохэ и Чжан Вэнь-фу из Цинсяня были старыми начетчиками и имели учеников в Сянь. Как-то, прогуливаясь при лунном свете, они оказались у заброшенного подворья; все было в зарослях кустарника, темно, запущено, тихо...