Тут Светлейший властитель воротился домой, схватил тяжелую палку и стал избивать О Лоя, желая забить его насмерть, да только тот никак не умирал. Взял князь тогда вытесанный из бревна пест и принялся молотить им пленника.

Прежде чем испустить дух, О Лой произнес на просторечье такие стихи:

Затем он сказал:

- Давным-давно Люй Дун-бинь предостерег меня: "Обретая сладостный голос и красоту, человек столько же в ином и утрачивает". Ныне постиг я истину этих слов...

Из книги "Сочинения, оставленные государем Тхань Тонгом из дома Ле" [67]

Перебранка двух Будд [68]

В год, на котором в месяцеслове сошлись знаки Воды и Змея, случилось великое наводнение, и змеи хоронились от него на вершинах деревьев. Птиц и прочую домашнюю живность людям пришлось относить на деревья самим. Дены и пагоды были по большей части подмыты водою, иные - разрушены вовсе.

На двадцать седьмой день восьмого месяца вода спала. Мы поплыли в ладье, чтоб самолично убедиться, каков нанесенный водою ущерб, и помочь народу. К вечеру невдалеке от пристани в уезде Кроткой реки (Ван-зианг) застиг Нас ветер с частым и сильным дождем. Мы распорядились причалить ладью близ стоявшей у берега пагоды и прилегли отдохнуть. В час третьей стражи среди полнейшей тишины донеслись до Нас из пагоды чьи-то голоса. Вельможи и чиновники Наши спали уже крепким сном. Мы осторожно выбрались на берег, приблизились к дверям пагоды и заглянули внутрь. Что же Мы увидели?! Глиняный Будда с мечом в руке попирал ногами голову некоего зверя; усы у него стояли торчком, словно наконечники копий, четырехугольное лицо имело в ширину целый тхыок, спина была в добрых три обхвата. На верхней ступени алтаря восседал деревянный Будда. Красный от злости глиняный Будда кричал деревянному:

- В шестом и седьмом месяцах, когда водяные духи навлекли на землю ужасные беды, у тебя, жалчайшего, недостало силы, устоять перед наводнением; ты, как болван, уплыл туда, куда понесли тебя волны; вода то накрывала тебя с головой, то выталкивала на поверхность. Твоя разноцветная шляпа съехала набок и держалась разве что чудом, твои расписные туфли были выпачканы в грязи, и деревенские бабы, глядя на тебя, думали, ты банан, вырванный с корнем, а плотники приняли тебя за бревно. Который год молодцы в коричневых рясах то и знай ублажали тебя тайком, зато уж теперь не видать тебе подношений и жертвований. Да ты должен быть счастлив, что тебя отыскали, и настоятель принес тебя сюда, подновил твое платье и шляпу да заново позолотил и покрасил тебя. И вот после того, как обнаружилась позорная твоя немощь, у тебя еще хватает бесстыдства сидеть выше Нас и втрое против Нашего получать даров.

Деревянный Будда, охваченный раздражением, встал и сказал:

- Ты небось и не слышал, невежда, те строки из священной книги, где говорится: "От века все сущее подвержено переменам, по это не пугает мудреца, ибо умеет он долее прочих сохранить свой дух неизменным". Наводненья и засуха - в природе сущего. Когда поднялись воды, Мы последовали их течению; сошли они, и Мы воротились на прежнее место. Разве, покорившись течению, увлекшему Нас в странствия, нанесли Мы хоть малейший урон Нашему "вечному духу"? Нет и нет! Да и возможно ли "овладеть десятью тысячами сущностей, не следуя законам смены четырех времен"? Отплывая по мятущимся водам, устремляли Мы взоры на удалявшуюся от Нас пагоду, и если и сокрушались о чем, так это о постигшей тебя беде. Ибо знали: едва волны достигнут твоих ног, как их тотчас размоет, поднимется вода тебе по брюхо - чрево твое лопнет, потом развалятся спина и плечи, а там смоет поток высокое чело твое и долгие ресницы, и - только тебя и видели! О, горе! О, печаль! Ах, как Нам было жаль тебя! Утратить свой облик и телесную сущность - кому приятно сие!

Долго они еще препирались и спорили столь же яростно, пока не явился вдруг Будда Сакьямуни с флягою вина в руках; охмелевший, он сделал два-три неверных шага по пагоде и изрек:

- Оба вы кругом виноваты! Когда прихлынул вал, неистовый и безбрежный, вам и в голову не пришло вооружиться пятью проникновениями и прибегнуть к шести знаниям, дабы громовыми заклятьями возвернуть воды обратно в Восточное море! Куда там! Разве озаботит вас что-нибудь, кроме бренной вашей плоти - деревянной или глиняной; выпивая и поедая подносимые людьми напитки и яства, вы погрязли в отвратительной праздности. Вы и прежде не ведали стыда, а теперь еще учинили здесь постыдную свару, - или не боитесь, что "и у стен есть уши"?

Будды, столь явно осужденные Сакьямуни, начали было ему возражать, но, почуяв вблизи человека, тотчас умолкли.

Мы же, толкнув дверь, вошли в пагоду: на алтаре в мерцанье свечей виднелись три изваяния из дерева и глины - безмолвные и неподвижные.

Нравоучение мужа с Южных гор.Перебранка двух Будд, что и говорить, дело диковинное. Да и строгие речи Будды Сакьямуни сами по себе необычны. Ведь ежели поразмыслить, то оба Будды стоят друг друга, а вернее - не стоят ничего: препираются, никчемные пустословы, из-за почетного места и большей доли от даров и жертвований! Стало быть, прав был Будда Сакьямуни, их порицавший. Но сам-то он, пьяница, разгуливающий с флягою вина, принес ли хоть малую пользу людям? Нет, он ничуть не лучше первых двух Будд!

Осененный благодатью, Сын Неба направляет сии слова против дурных и бесплодных деяний, а значит, и диковинная его история исполняется глубокого смысла. Читая ее, бездельники и тунеядцы, без сомненья, не раз утрут пот со лба, а многие затворники в монастырях, ознакомясь с нею, решат, наверное, немедля возвратиться на правильную стезю и уж более не дадут завлечь себя на пути бесполезные и лживые. Поистине: "Под названьем ничтожным - великое создано сочиненье".

Посланье комара [69]

Некий Полевой комар познакомился, а затем и весьма подружился с комаром Домашним. Полевой комар уступил Домашнему права и звание старшего брата, сам же назвался младшим. Однажды, на закате дня, Домашний комар прилетел в поле проведать своего братца.

Полевой комар сказал:

- Вот, видите ли, какое множество буйволовых голов и козьих спин на моих обширных полях, - все они ваши, угощайтесь вволю, наедайтесь досыта, но торопитесь: и буйволов и коз вскоре загонят в хлев, и нам только и останется, что утешаться приятной беседою.

Через некое время пастух угнал весь скот, а Домашний комар так и не успел насытиться: пришлось ему, однако же, принять скрепя сердце приглашение Полевого комара взлететь следом за ним на листок сыти и развлечься беседою. Не успели братья обменяться друг с другом первыми словами, как налетел сильный восточный ветер, и они принуждены были спасаться от него в стебле дикого сахарного тростника, проникнув туда через дыру, проточенную гнилью. Но, увы, мгновение спустя хлынул проливной дождь. Братья поспешно вылетели из своего убежища и забрались в свернувшийся лотосовый лист.

- Здесь, правда, немного тесновато - сказал Полевой комар, - зато дождь может лить неделями, - я тут совершенно недосягаем.

На рассвете Домашний комар собрался в обратный путь, но прежде, чем откланяться, сказал своему брату:

- Отчего воззренья твои на мир, братец, столь ограниченны, а обитель твоя так низка и тесна? Возьми, к примеру, Наш дом; все у Нас устроено по-иному, не то что в твоем непросторном поле. Крыша дома высока и необозрима: дождь и ветер ей нипочем. Днем Мы обычно размышляем, прислонясь к украшеньям резной колонны, а чуть стемнеет - восседаем на затканном цветами пологе в спальне. По утрам с довольной и благостной песнею Мы отправляемся на базар развлечься, а потом играем в игры с соседями и кружимся в хороводах; когда же вновь опускаются сумерки, Мы не спеша вылетаем на промысел. В это время люди спят, неподвижные и усталые, и тут Мы насыщаемся допьяна". Ты сам понимаешь, что это еще не все: прочих Наших услад и приятностей, как ни старайся, не счесть!