Единственное, что Долли себе выторговала — так это свободный график. По крайней мере, не надо сидеть в конторе с утра до вечера.

Итак, она работала, то есть дремала, когда прозвенел телефонный звонок. Долли приоткрыла один глаз, уронила резюме, сползла с кушетки и на восьмом звонке подняла трубку.

Голосок Дейзи она узнала сразу, и сон с нее тоже сразу слетел, потому что Дейзи явно еле сдерживала слезы.

— Дейзи? Что случилось? Почему у тебя такой голос?

— Ничего не случилось, правда. Просто… паршивое настроение. Я вчера прилетела, вечером.

— А Морис? Ты одна прилетела?

— Почему одна? Нет, он тоже. Дол, ты не занята сегодня вечером?

— Нет, конечно.

— Давай встретимся… если у тебя нет планов.

— Хорошо, Дейзи. Где?

— Около «Эмеральда». Как всегда. В шесть.

— О'кей! Дейзи, ты, правда, в порядке?

— В полном. До встречи.

Долли выкурила пять сигарет, выпила три чашки кофе и два раза сходила в туалет, а проклятая стрелка на часах не желала двигаться. Не может так долго не наступать шесть часов!

Наконец часы сжалились, и стало шесть часов, а еще через минуту звякнул колокольчик на двери, и Дейзи Сэнд… то есть, Эшкрофт вошла в полутемный бар «Горячего Перекуса». Долли с облегчением потянулась к ней с поцелуем — и отпрянула.

Дейзи изменилась. Это не просто бросалось в глаза, это прямо-таки наскакивало на вас, если вы хоть немного знали Дейзи до замужества. Румяные щеки побледнели и ввалились, карие глаза утратили задорный блеск. Под глазами залегли страшные черные тени, и каштановые кудряшки словно развились, повисли печальными, чуть завивающимися на концах прядями. Дейзи похудела, осунулась и выглядела так, словно ее в одночасье скрутила тяжелая болезнь.

Долли схватила подругу за руку и едва удержалась от крика. На запястьях Дейзи чернели синяки. Глаза рыжей фурии Доллис Браун потемнели от гнева.

— Этот слизняк смел поднять на тебя руку?!

Дейзи подняла на подругу тоскливые глаза.

— Что? Ах, это… Да нет же, Долли, нет. Дело не в этом.

— А в чем? В чем, черт меня совсем подери?

— В том, что я дура. Долли, мне нужен сексопатолог.

— Что-о?

— Может, психолог, может, психиатр. Но вернее всего — сексопатолог.

— Почему ты… Откуда ты это взяла? Что происходит?

— Вот именно. Я не понимаю, что происходит. Я… Долли, я фригидна.

— Деточка, у тебя синяки, у тебя вид смертельно больной, у тебя слезы в глазах — а ты говоришь о какой-то ерунде!

— Это не ерунда. Мне противна физическая близость с мужчиной.

— И поэтому он тебя к ней принуждал?

— Да он же не знал!

— Дейзи, ты меня извини, но не понять этого можно только в состоянии алкогольного опьянения или будучи полным идиотом. Ах да, еще сексуальным маньяком. Этих, говорят, возбуждает именно нежелание жертвы.

— Долли, я не умею… Я ничего не умею. Я боюсь близости. Мне больно и страшно, мне неинтересно, противно, мне хочется, чтобы все скорее закончилось, я лежу бревном, и… Морис этого не заслуживает.

— О Боже. И он все равно… вы были близки?

— Он терпел почти две недели. Он меня жалел, наверное. Давал время привыкнуть. А потом… Наверное, так и надо. Я и в книжках читала, и в кино видела… Господи, какая я дура, да?

— Бедная моя. Он тебя изнасиловал.

— Долли, ты глупости говоришь. Он не может меня изнасиловать, потому что он мой муж.

— Это ты глупости говоришь! Никто не имеет права заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь. Ты ничем ему не обязана.

— Я его жена.

— Жена! Не рабыня, не наложница, не проститутка — ЖЕНА. И он обязан тебя уважать.

— Долли. Не кричи, пожалуйста. Я почти не спала последние несколько дней. И еще мы переехали к Урсуле… Там очень мрачно. Мне не нравится этот дом, я не знаю, как мне вести себя с Морисом, у меня все болит, и я хочу к врачу.

— Бедная моя. А что с твоим домом?

— Морис сказал, что его можно сдать в аренду.

— Но ведь это твой дом?

— Я все передала Морису. То есть… это теперь наше общее.

— Так. Понятно. А кто твой адвокат?

— Мистер Бленчли. Он был поверенным еще у деда, но теперь, наверное, у меня будет тот же адвокат, что и у Мориса…

— Дейзи, я не узнаю тебя. Где веселая смелая девочка, которая шутя управлялась с целым рекламным агентством? Ты производишь впечатление забитой сиротки. На тебя смотреть страшно!

— Долли, ты найдешь мне врача?

— Найду. Для начала тебе надо расслабиться и успокоиться. И ты будешь звонить мне каждый день.

— Буду.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Дейзи вошла в мрачную прихожую дома Эшкрофтов, устало сбросила кроссовки, босиком пошла по ступеням наверх. Все последние пять дней слились для нее в один бесконечный, тоскливый кошмар. Все тело болело, на душе скребли кошки, а уж наступления ночи она вообще ждала с ужасом.

С того вечера Мориса словно подменили. Наверное, он и впрямь слишком долго выжидал, давая ей время привыкнуть к нему. Теперь о воздержании и речи не шло.

Конечно, она не все рассказала Долли. Ей просто было стыдно об этом рассказывать. И страшно.

О том, что каждую ночь Морис, ее муж — Долли права — насиловал ее. Брал грубо, безжалостно, жестоко, и чем больше боли он ей причинял, тем больше она сопротивлялась, а чем больше она сопротивлялась — тем необузданнее вел себя Морис.

Уже перед самым отъездом он сделал ей двусмысленный и довольно пошлый намек во время обеда, при посторонних, и Дейзи вспыхнула, ответила отказом. Почти мгновенно в зеленых глазах запылал дьявольский огонек, и Морис Эшкрофт едва ли не силой уволок ее наверх, в номер. В тот день он взял ее при свете дня, и это было еще страшнее, потому что теперь она видела его лицо. Лицо зверя.

О том, что он творил с ней по ночам, она не смогла бы рассказать ни Долли, ни кому-то еще. Это было не просто интимно или неприлично. Это было мерзко. Дейзи за неполную неделю узнала о сексе больше, чем за всю предыдущую жизнь, и это впечатление было отнюдь не самым приятным. Она видела по телевизору случку тигров — так вот, у зверей все происходило гораздо красивее и нежнее, чем у людей.

Дейзи жила в непрерывном ужасе, потому что открывшаяся перед ней бездна по имени «Жизнь Замужней Женщины» была ужасна. Дейзи даже не думала, сожалеет она о поспешном замужестве или нет, потому что она забыла, как выглядит нормальная жизнь. Она очень смутно помнила «Эмеральд», своих сотрудников, веселые посиделки, беседы с Гасом… Гаса она старалась не вспоминать совсем. Потому что почти сразу же всплывало совсем другое воспоминание — избитый в кровь Билли, цедящий сквозь зубы:

— Я упал. Стукнулся. — И потом, шепотом, в спину Дейзи, чуть удивленно и с грубоватым уважением: — А тебе везет, малявка. Твой за тебя горло перервет, что волкодав…

Она прекрасно понимала, что если Гас узнает… нет, просто увидит ее нынешнюю, с синяками, бледностью, затравленным взглядом — Морису Эшкрофту не жить.

А вот что она чувствовала по отношению к Морису Эшкрофту… Это сложный вопрос. С одной стороны, он вел себя ужасно. То есть она даже не ожидала, что он может себя так вести. С другой — он ведь не обманывал ее, в самом широком смысле слова. Она влюбилась в него, она мечтала принадлежать ему, а точнее — обладать им. Она согласилась выйти за него замуж, хотя уже первая их ночь могла бы навести ее на некоторые мысли. Как там говорила Долли — универсальное средство?

Нет, она настаивала на своем, она согласилась на предложение в течение одних суток, она вытерпела кошмарную Урсулу и мрачный дом Эшкрофтов, она сама покупала свадебное платье и тащила на себе сумку с вещами. Она прощала мелкие, как ей казалось тогда, недочеты и промахи, она таяла от каждого ласкового слова Мориса — она сама! По своей собственной воле.

Теперь она стала заложницей собственного мужа. Ее дом сдали в аренду, ее деньгами распоряжался Морис. Она жила вместе с Урсулой, от которой на милю вокруг шибало неприязнью и высокомерием, она вздрагивала от всех этих скрипов и шорохов, которые наполняли старый дом.