Но стандартный айкэд Ивану не подходил из-за контузии — не устанавливались связи датчиков с нейронами мозга. Пока шел испытательный срок, инженер Эндрю Шевицкий обещал заказать айкэд, сконструированный специально под Ивана, но до этого еще дожить надо. Компания не хотела раскошеливаться понапрасну, прежде чем Иван докажет свою профпригодность, благонамеренность и полезность. Так что пока ему приходилось мучиться со старым каунтером.

На кабинке в раздевалке мигал оранжевый светодиод: его вызывали к гард-менеджеру. Иван пожал плечами, развернулся и столкнулся с Ирвином.

— Здорово, Ян!

Иван кивнул, занятый собственными мыслями, пожал здоровенную ручищу старшему охраннику, показал большим пальцем на дверь гард-менеджера и состроил страдальческую мину: извини, мол, некогда.

— К манагеру? Ясно… — несмотря на то что рост Ивана перемахнул за отметку «метр девяносто», Ирвин был выше его на полголовы, и ему удавалось смотреть на Ивана сверху вниз буквально. — Топай. Не опоздай, а то уйдем без тебя.

По логике вещей гард-менеджер мог называться как угодно, только не менеджером. Начальником охраны, шерифом, комбатом, ротным, сержантом Смитом, генералом Ивановым. Он был воякой до мозга костей. У Ивана на такие вещи глаз наметан. И дело не в форме, и не в фотографиях, развешанных по кабинету, и даже не в выправке, дело — в глазах. Любому гражданскому делалось не по себе под взглядом застывших выцветших глаз.

— Иногда мне кажется, что он сейчас подойдет, свернет мне шею, как цыпленку, а потом мне же закажет десерт, — заметил раз один жеманный официант другому в офис-кафе, во время ланча.

Иван и сам чувствовал нечто подобное, но глаз при встрече не опускал. Да и полковник в отставке Александр Мигай, зная личное дело сержанта Логинова, смотрел на него иначе, чем на штатских сотрудников компании.

— Господин гард-менеджер, по вашему приказанию охранник Логинов явился! — по военному четко отрапортовал Иван, вытянувшись перед столом полковника. Захотелось отдать честь, но он сдержался.

Полковник Мигай находился не в духе, мрачно взирал на персональный лаймер и явно пытался что-то понять. Что именно, Ивану не было видно.

— Почему опоздал? Что произошло в метро? — спросил Мигай, не отрывая взгляда от экрана.

Иван доложил в двух словах.

— Понятно. А почему, скажите мне, охранник Логинов, БНБ вызвала какая-то гражданка, а знаменитый на всю Хлыстовскую бригаду Юго-Восточного военного округа сержант Логинов, награжденный за боевые заслуги перед Родиной Звездой Героя первой степени, и пальцем не пошевелил, чтобы пресечь разговоры, подрывающие дух нашей супердержавы?

— Не успел, господин гард-менеджер! — рявкнул в ответ Иван.

— Ну, конечно. А вот гражданка Борисова успела. У гражданки Борисовой реакция лучше, чем у охранника крупнейшего Евразийского банка. После смены пройдешь тест на лояльность. Нам диверсанты не нужны.

— Так точно! — Иван с трудом сдержался, чтобы не взять под козырек.

— Иди.

Ирвина и Дэна Иван догнал на выходе.

— Штаны не потеряй, — хохотнул Дэн, заметив, что Иван на ходу застегивает ремень.

— Проти-и-вный! — пропищал Ирвин и заржал.

Его хохот подхватил выдававший оружие арсенал-менеджер.

— Ладно, ты, пистон, хватит юморить, — оборвал его Ирвин, — а то пришьют тебе гомофобию, будешь знать. Давай сюда наши пугачи.

Пока они получали оружие, лаймер над их головами, не затыкаясь, сыпал новостями:

«Вчера вечером было совершено очередное террористическое нападение на торговый центр „Нового Авалона“, — агрессивно верещал маленький носатый мужик. — В семнадцать часов по евразийскому времени неизвестный конви-фундаменталист привел в действие взрывное устройство, которое предположительно находилось у него на поясе. Жертвами теракта стали более двадцати человек. Десять пациентов в крайне тяжелом состоянии парамедики поместили в клинику Журабова, девяти пострадавшим оказали медицинскую помощь на месте. Двоих доставили домой: у них не оказалось медицинских страховок. Еще два человека погибли на месте, их личности установлены. Смотрите, сколько крови! Она на ступенях, на крыльце, и даже пол залит кровью ни в чем не повинных людей! Известно, что террориста сопровождали несколько боевиков. Все они задержаны комиссарами БНБ на выходе из торгового центра».

На экране появились двое мужчин в окружении закованных в латы широкоплечих бойцов БНБ. Мужчины стояли на коленях, с заложенными за голову руками, лица не просматривались.

«Директор БНБ по центральному округу Москвы считает, что это члены печально знаменитой группы фундаменталистов „Братья по крови“!..»

— Эй, Ян! — рявкнул над ухом Ирвин, возвращая Ивана к действительности. — Хватит медитировать! Пойдем пугать сраных конви! Пусть поработают на благо страны!

Когда Иван, несмотря на предостережения отца, уехал в Москву и устроился охранником в банк, он все-таки надеялся, что охранять ему придется объект, сотрудников банка, лаборатории ученых и транспорты, но никак не предполагал, что станет конвоиром. И не дернешься теперь. Потому что система безопасности БНБ решила, что лучше всего его направить именно сюда. С БНБ не поспоришь, а то тебя самого… Превентивно… Направят, куда надо. Чтоб другим неповадно было.

Теперь он знал, что основой финансовой мощи нового Евразийского Союза являлись рабы. Обычные рабы. Конви. Те, кто не хотел быть в системе и отказывался от обязательных для каждого проживающего на территории Евразийского Союза курсов по совершенствованию личности. Что-то некоторых граждан не устраивало в этом совершенствовании. Впрочем, Ивану тоже не особо нравилось совершенствоваться. Никогда и ничего он не чувствовал ни под строгим оком государственных пасторов, ни при погружениях в «нирвану» — он просто засыпал и просыпался, когда занятия подходили к концу. Не возникало положительных эмоций и при «подключении» чакр к великому космосу, наводящем на него глухую тоску. Налысо бритые сухонькие пасторы, облаченные в яркие сутаны, разглагольствовали о потоках энергии, о вселенной, дающей каждому жизнь, о «подключениях» и «отключениях» к чудесным информационным каналам, но Ивану все это казалось полной ерундой, призванной выманивать деньги на законных основаниях. А деньги были кровью, текущей по финансовым жилам империи. На них строилось все.

Здесь Иван соглашался с отцом: раз закон один для всех, значит, закон надо выполнять. А вот что у тебя в душе на самом деле — дело твое, и только твое. И никакими тестами это оттуда не выудишь. Главное, чтобы к биографии вопросов ни у кого не возникало. А к биографии Ивана не придерешься.

Резкий звук вернул Ивана к реальности: откуда-то снизу, быть может, с этажа, на котором он недавно был, донесся тоненький жалобный голос. Иван прислушался, замерев на месте. Он думал, что плач стихнет, но с каждой секундой он приближался, звуча громче и отчетливей.

— Что за беда?..

Теперь Иван слышал не только стенания, но и топот. А стенали все громче и громче, и в стонах звучало такое неподдельное горе, что у Ивана от жалости к себе аж дыхание перехватило и во рту стало кисло. Ноги сами собой понесли его вверх по лестнице, и перепрыгивал он через две, а то и через три ступеньки сразу, но, еще не добежав до площадки следующего этажа, Иван осознал, что убежать не успеет, — так стремительно приближался топот, и так близко звучал голос, полный нечеловеческой тоски. Но не стук когтей о покрытие и не частое дыхание неведомого зверя гнали Ивана вверх, а именно этот жуткий стон. Он мучил как больной зуб, терзая возбужденные нервы, и оттого ноги его сообразили быстрее головы и несли, несли его по лестнице в тщетной надежде хоть где-нибудь скрыться от настигающего плача. На ходу Иван пытался сориентироваться, куда бежать и что делать: все проходы на этажи запирались и прятаться было негде. Сосредоточиться не получалось. И не потому, что ему стало плохо (все-таки он не пенсионерка-сердечница, чтобы от волнения шлепаться в обморок: и не в таких переделках бывали), собственно, нехорошо ему стало с того момента, когда Ирвин сказал: «Ну все! Приехали!» — сосредоточиться не получалось, вот что его по-настоящему пугало.