Габриэль улыбнулся.

— Ты смог бы уничтожить меня. Ты гораздо более могущественный, чем я когда-либо представлял.

— Я бы неуничтожил тебя, Габриэль. Именно ты являешься тем, кто стремился сдержать нашу клятву. Я бы никогда никому не позволил убить тебя.

— Позволил бы, Люциан, — тихо промолвил Габриэль, сердцем зная, что это правда. — Ты никогда не сходил с ранее выбранного пути и никогда не отступал от своего слова чести. Ты бы сдержал нашу клятву.

— Твоя вера в меня сильнее моей собственной, — Люциан устало приподнял голову. — Она возвращается к тебе, брат. Она попытается подкрепить меня, поскольку полагает, что я больше в этом нуждаюсь. Возьми ее кровь, а потом дай ее мне. Я обнаружил у тебя несколько недостатков, и ревность является одним из самых худших.

Франческа нашла братьев, вытянувшихся на кушетках в ее рабочей комнате, на губах Габриэля играла легкая улыбка, лицо Люциана было непроницаемым. Она направилась к Люциану, но ее Спутник жизни остановил ее.

— Подойди ко мне, любовь моя. Я насыщусь, а потом позабочусь о брате. Мы должны будем воспользоваться землей под спальней, где отдыхает доктор.

Если Франческа и хотела поспорить с ним, Габриэль не смог найти этого в ее сознании. Она тотчас же подошла к нему, склоняясь над ним, ее руки прошлись по его телу, словно убеждаясь, что он цел. Она постаралась держаться подальше от его ран, хотя ее ладонь прошлась по множественным глубоким царапинам и следам укусов, оставляя после себя успокаивающий бальзам. Было ли это на самом деле или только в его сознании, Габриэль не знал, и его это не заботило. Она заставляла его чувствовать себя целым и единым. Она вновь сделала его мир правильным.

Он притянул ее ближе, вдыхая ее аромат. Он мог слышать кровь, струящуюся по ее венам, манящую его. Ее запах смешался с пьянящим соблазном, и неприрученный зверь внутри него быстро воспрянул, его потребности и потребность его брата были велики. Габриэль склонил свою темноволосую голову к ее изящной шейке, вкусил ее атласной кожи, тепло ее пульса. Его рот прошелся вниз по теплой колонне к выемке ее плеча, его зубы нежно прокусили кожу.

Франческа ощутила, как по ее спине пробежала дрожь. Габриэль обладал способностью проделывать с ней это вне зависимости от обстоятельств. Его руки обвились вокруг нее, когда он более плотно вжал ее тело в свое. Несмотря на степень его жажды, он осознавал, что они не одни в темной комнате и что он не сможет принять питание от своей Спутницы жизни на глазах брата. Это был слишком интимный процесс. Он утянул ее вглубь уединения тяжелых портьер. Его рот спустился ниже, пройдясь по ее плечу к кремовой возвышенности ее груди, как всегда отодвигая в сторону тонкий материал ее рубашки.

Франческа мгновенно почувствовал себя живой. Казалось она задерживала дыхание все то время, пока он отсутствовал, а ее сердце колотилось от страха, но сейчас оно стучало от восторга. Было что-то неправильно во всем облике Люциана-вампира. Он слишком часто вмешивался, чтобы защитить Габриэля и тех, кого тот любил. Он приходил к Скайлер, чтобы успокоить ее, а не тревожить и пугать. Ей было стыдно за саму себя, что она недостаточно быстро сложила кусочки мозаики воедино.

Ее голова откинулась назад, тонкие руки прижали голову Габриэля к себе, в то время как раскаленная добела молния танцевала в ее крови. Его зубы глубоко пронзили ее кожу, и он начал питаться. Своеобразная сонная удовлетворенность заняла место ее скачущего пульса. Она граничила с сексуальным возбуждением, ей было невыносимо чувствовать прикосновения Габриэля и не хотеть его, не нуждатьсяв нем, не жаждать ощутить его тело в своем.

Габриэль притянул ее ещё ближе, его руки прошлись по ней, ещё больше стаскивая рубашку с ее плеч, чтобы почувствовать тепло ее кожи. Она была такой мягкой и теплой, раем в его мире темноты и опасных сражений. Прикосновением языка он закрыл крошечные следы укуса на ее шее и ещё на одно мгновение позволил своему рту вкусить наслаждения, пробуя ее кожу. Он нашел ее грудь, глубокую ложбинку, прошелся вдоль ключицы до мягкого уязвимого горла.

Под его ладонью ее сердце начало биться в одном ритме с его. Ее сознание было наполнено желанием к нему, ее тело истекало жидким теплом.

— Я дома, — прошептал он в уголок ее рта. — Действительно дома.

Франческа улыбнулась, когда он поцеловал ее лицо, небольшие ямочки, подбородок.

— Конечно ты дома, любимый. Теперь поцелуй меня и дай своему брату то, в чем он так нуждается, чтобы позже дать мне то, в чем нуждаюсь я.

Ее голос был не больше, чем теплым дыханием в его ухо, но все тело Габриэля напряглось от этих слов. Его рот завладел ее, сокрушая землю под ногами, унося их в другой мир, в то место и время, где были лишь они, тепло их тел и удовольствие, занимающее их сознания.

Люциан осторожно кашлянул.

— Я стараюсь не делить твое сознание, Габриэль, но ты так близко и ваши смешанные эмоции заполняют эту небольшую комнату. Я довольно долго живу без чувств, так что искушение велико.

Габриэль мгновенно оторвался от Франчески, его черные глаза сверкали, но она рассмеялась, покраснев, как подросток.

— Мы вели себя беспечно, — нежно заявила она, одновременно оправляя свою одежду и обходя его.

Габриэль любил, как она двигается. Молчаливо, невероятно женственно. Эта симфония движений могла лишить его дыхания. В своем сознании он услышал негромкий вздох напоминания его брата, что пора продолжать лечение. Франческа склонилась над Люцианом, дотрагиваясь до ран на его горле и шее, ее пальцы были нежными, манеры успокаивающими. Габриэль знал, что она проводит очередную исцеляющую сессию. Она не могла дотрагиваться до того, кто ранен или нуждается в помощи, и не давать своеобразного утешения.

Люциан попытался выдавить слабую улыбку, хотя его глаза были закрыты.

— Ты действительно чудо, как мысленно тебя называет мой брат.

— Он называется меня чудом? — даже ее голос был успокаивающим и безмятежным для ушей Габриэля. Ему хотелось дотронуться до нее, вечно греться в ее красоте и безмятежности. После хаоса блеклого, серого мира, наполненного жестокостью, она была чудом.

— Да, и на сей раз он прав, — в красивом голосе Люциана слышались нотки усталости, и это встревожило Габриэля. Он никогда не слышал, чтобы его неуязвимый брат, говорил настолько обессилено.

— Я прав всегда, — поправил его Габриэль, приближаясь к брату с другой стороны. — Это странный феномен, с которым Люциану трудновато жить, но все равно…

Люциан открыл глаза и наградил брата ледяным взглядом, явно предназначенным для запугивания.

— Франческа, моя дорогая сестра, ты привязала себя к тому, у кого уж очень раздутое самомнение. Я не припомню времени, когда он был прав хоть в чем-то.

Габриэль приблизился к кушетке, устраиваясь рядом с братом.

— Не слушай его, любимая, он ежедневно тренирует в зеркале этот запугивающий взгляд. Он полагает, что так заставит меня замолчать, — очень осторожно он сделал на своем запястье длинный глубокий разрез и прижал руку с дающей жизнь жидкостью ко рту брата. — Пей, брат, это поможет тебе выжить. Я по своей воле предлагаю это тебе и твоей будущей Спутнице жизни, где бы она ни находилась, — Габриэль осознанно напомнил брату о женщине, ждущей его где-то в этом огромном мире.

Он чувствовал, как слабость Люциана билась в нем. Он устал от пустого блеклого существования, в котором провел почти две тысячи лет. Его тело молило о крови, его глаза видели только тени, серые и черные, не было никаких эмоций, кроме тех нескольких, которые он заимствовал, сливаясь сознаниями с Габриэлем. Он жил без надежды, постоянно жертвуя собой, чтобы Габриэлю не пришлось убивать, давая ему передышку от бесконечных сражений.

Люциан принял древнюю кровь неохотно, скупо. Он провел всю свою жизнь, присматривая за братом, и ему хотелось, чтобы тот был сильным и здоровым. Люциан почувствовал, как его съежившиеся клетки радостно приветствуют жидкость, набухая и набирая силу и мощь.