Удерживать было не слишком трудно. Усамы с мушиным упорством волна за волной беспрестанно накатывались на траншею, попадая под заградительный огонь пулеметов. Следовало признать, что эти люди обладали таким качеством, как самопожертвование. Время от времени им удавалось прорваться сквозь ливень пуль, и тогда они проходили межу Сен-Шарль, приближались к главной траншее, овладевали каким-нибудь ее участком, который нужно было отбирать обратно любой ценой – пусть даже это стоило нескольких тысяч жизней.

Он жаждал продолжать наступление вплоть до вражеских окопов, отвоевать несколько километров, что могло бы прославить его как одного из великих стратегов своего времени, но генеральный штаб в Пиатре, трусливые и одновременно хитрые престолы [9]категорически ему это запретили: мол, слишком быстрый и глубокий прорыв отрежет второй пехотный полк от основной части войск, приведет к гибели множества солдат, разорвет цепь обороны, поставит под угрозу весь Восточный фронт. Эффект домино, старик, эффект домино. В общем, генеральный штаб приказал ему ограничить свои амбиции защитой траншеи Сент-Андре.

Несмотря ни на что, он был убежден, что вражеские линии следует прорывать при первой возможности, сеять панику на украинских равнинах, а затем отступать на свои позиции. Подобная атака позволила бы оценить глубину и эффективность оборонительных порядков армии противника – быть может, нанести решающий удар по ее моральному духу. Как все экзальтированные фанатики, усамы плохо переносили поражения. Кроме того, его солдаты хотя бы на время избавились от созерцания привычного пейзажа: этой черной грязи, стоячей воды в воронках, мешков с песком, груды камней, полусгнивших кольев, колючей проволоки. Они бы на мгновение забыли об ордах крыс и ледяной влажности, пробиравшей до самых костей. Важные шишки в Пиатре, засевшие в комфортабельном бункере архангела Михаила, не отдавали себе отчета в том, что инертность и бездействие неизбежно сводят с ума вязнущих в грязной жиже пехотинцев. Однажды он побывал в Пиатре – по случаю официального повышения в чин капитана, или начала, – и до сих пор не мог оправиться от увиденного. Двое суток он провел в неслыханной роскоши, оскорбительной в сравнении с условиями жизни солдат на фронте, спал на шелковых простынях, поглощал изысканные блюда, пил лучшие вина – шампанское и бордо, курил сигары, привезенные с Кубы, знакомился с поразительными достижениями технологии, пользовался информационными системами со спутниковой связью, осматривал во всех деталях вражеские траншеи – хотя со своего командного пункта не видел их никогда, смотрел в режиме реального времени репортажи о событиях на других континентах, срал на позолоченном унитазе, обнимал юную нежную румынку, которую ему любезно подложили в постель, в общем, вернулся на фронт, лоснящийся словно гусь, напомаженный как курица, в новом звании и с соответствующей суммой денег, и от всего этого тошнило хуже, чем при тяжелом похмелье. Он не удостоился чести выслушать личные поздравления главнокомандующего и пожать ему руку, поскольку архангел Михаил проводил в это время чрезвычайно важную видеоконференцию с руководителями европейских стран.

Разве могли эти проклятые престолы европейского легиона понять, чем живут его солдаты? Да и к чему было этим людям ломать удобную для них и жуткую для солдат рутину? В глубине души они вполне были довольны сложившимся статус-кво.Пока продолжается война, они могут наслаждаться бесстыдной, позорной роскошью. Вот почему они использовали ГМС, генетически модифицированных солдат, только для поддержания порядка на европейских территориях. А ведь один из престолов в состоянии сильного подпития, стоя перед столиком с целой батареей бутылок, нахваливал ему необыкновенные достоинства этих бойцов нового типа, которые превосходят обычных людей по всем параметрам. По-ра-зи-тель-ные, дорогуша, просто поразительные! Архангел Михаил уже давно запретил все науки, повинные в распространении атеизма, но сохранил некоторые для личного пользования – такие, как электроника и биотехнология. Похоже, великий человек не вполне доверял Богу, поскольку чудесами этими распоряжался сам, не допуская никого к процессу создания своих архангельских когорт.

– Сначала получались настоящие чудовища, – добавил престол, которому алкоголь окончательно развязал язык. – Если вас это интересует, могу показать цифровые архивы, они весят не больше земляного ореха.

Это его не интересовало: такие благородные качества, как мужество, решимость, упорство, ловкость, сообразительность, имели ценность – в отличие от фокусов биотехнологии и пьянства старших офицеров. Равным образом он не хотел бы командовать созданиями, вышедшими из военных лабораторий.

– Вы сумели найти добровольцев для этих экспериментов? – спросил он престола.

– Их оказалось даже больше, чем нужно, – ответил его высокочтимый собеседник. – Кто не мечтал превратиться по мановению волшебной палочки в суперчеловека?

– Вы и я.

Престол посмотрел на него мутным, слегка подозрительным взглядом, а затем расхохотался.

– Вы правы, капитан, я ни за какие блага мира не согласился бы, чтобы мне имплантировали экзогены. Что вы хотите, я вполне удовлетворен тем, что есть у меня самого!

Отсветы далеких разрывов облизывали туман, установившийся на фронте уже больше месяца. Фигуры солдат едва виднелись в темноте главной траншеи. Вражеское наступление было маловероятным. Согласно данным агентуры, рамадан начался два дня назад, и усамы по ночам пили, ели, курили. Артиллерийский и ракетный обстрел стал заметно слабее.

Предстоял сравнительно спокойный месяц. Случай, которого он так долго ждал. Шанс показать тыловым крысам с берегов Сире, что некоторые из их офицеров еще не разучились сражаться и могут обеспечить победу европейским армиям. Он уже давно принял это решение. Война – это вам не прятки в пустыне из грязи, а театр боевых действий, величественная сцена, где быстрота и отвага играют первостепенную роль. Солдаты второго пехотного полка – это вам не трусливые шавки, которых держит на поводу кучка бессовестных жуиров. Он хотел увидеть на лицах своих солдат свирепую решимость, чтобы в глазах их сверкала гневная ярость, чтобы на шеях вздувались вены.

Убрав бинокль в футляр, он спустился по деревянной лестнице в траншею. Офицеры и солдаты забрались на груду мешков с песком, потому что вода стояла на высоте полуметра. Огоньки сигарет выхватывали из темноты их застывшие черты. Занятые поисками пищи крысы во множестве сновали по склонам траншеи или безмолвно скользили по прямой на темном вздрагивающем зеркале воды. Время от времени солдаты отгоняли самых дерзких из них криком, ударом ноги или приклада. Уже две недели они не получали почту, так как усилившиеся перед рамаданом бомбардировки прервали сообщение между Европой и Восточным фронтом. Начались серьезные проблемы со снабжением, интендантство рекомендовало офицерам экономить пищу, воду и боеприпасы. Некоторые части, находившиеся на передовой несколько месяцев, были на грани мятежа. Зачинщиков расстреляли, но недовольство росло в той же мере, как поднималась вода в окопах.

Траншея простиралась на пять километров между двумя холмами – солдаты прозвали их Большими Сиськами. Пятьдесят 155-миллиметровых пушек, поднятых вертолетами на их вершины, готовы были обрушить град снарядов на проходы между окопами.

Он подозвал одного из пехотинцев, испанца, исполнявшего роль порученца, и велел пригласить двадцать лейтенантов второго пехотного на главный командный пункт.

Поскольку он находился в середине траншеи, офицеры прибывали в разное время – самым дальним пришлось одолеть два с половиной километра по липкой грязи. Влажность проникла во все подземные ходы, прорытые с обеих сторон траншеи: не было ни одного сухого места в этих лабиринтах, где гнили трупы солдат, убитых снарядами и ставших кормом для крыс. Впрочем, никто без особой нужды не лез в «вонючие кишки дьявола». Не отдавая себе в том отчета, люди боялись ада. Ходило множество всяких историй, одна страшнее другой, о демонических созданиях, которые хватают вас за ноги или волосы и утаскивают в огненную геенну. А по ночам там раздаются голоса мертвецов, и слышатся такие душераздирающие стоны, что живые плачут кровавыми слезами.