* * *

Есть вещи, о которых не хочется вспоминать. Хочется изгнать их из памяти и притвориться, что это никогда не происходило. Иногда мозг приходит на помощь, и они становятся лишь смутными воспоминаниями, и это, похоже, произошло со мной.

Я помню, как я была в доме торговца. Должно быть, я оставалась там всего лишь одну ночь. Я вспоминаю о своих ужасных, кошмарных предчувствиях, которые рисовало мое жестокое воображение. Старик представлялся мне жутким людоедом. Одно только меня утешало: Саймон был в этом доме. Сделка капитана касалась нас обоих.

По прошествии некоторого времени в день нашего прибытия капитан покинул дом, и больше я никогда его не видела.

На следующий день меня запаковали в одежду, в которой я прибыла, и волосы мои оказались, как и раньше, совершенно скрыты. Потом Саймона и меня повели по улицам Касбаха к гавани, где ждал корабль. Было очевидно, что старик в ответе за нас, но он не обращал на нас внимания, и у меня создалось впечатление, что он находился здесь только для того, чтобы защитить свою собственность, которой в данный момент мы и являлись.

Мы даже представить себе не могли, куда он нас везет.

Саймон и я нашли случай поговорить друг с другом раза два на борту. Главной темой разговоров был Лукас.

Саймон сказал мне, что пару раз они встречались с капитаном. Плохо с ними не обращались. Он сказал, что очень интересовались Лукасом. Саймон считал, что его куда-то увезли. Их разлучили, и у них не было возможности поговорить, но, по его мнению, Лукас надеялся на лучшее — во всяком случае, не был излишне обеспокоен.

— Мне кажется, одно время он думал, что они могут выбросить его за борт, потому что он был бесполезен в качестве рабочей силы. Думаю, что в этом качестве им нужен я.

Я помолчала, боясь даже думать, что ждет меня.

Саймон считал, что место, которое мы только что покинули, вероятно, было Алжиром.

— В старые времена это было пристанищем пиратом. Они находились под защитой турецкого правительства. Возможно, это место до сих пор остаётся для них раем. Касбах, должны быть, идеальное место для всякого рода темного бизнеса. Наверное, мало найдётся охотников прогуливаться там в определённые дни.

Наверное, он был прав.

Мы продолжали своё путешествие вдоль Сирийского побережья, направляясь к Дарданеллам, — и потом к месту назначения, которым, как мы в своё время узнали, был Константинополь.

* * *

Когда мы начали подходить к Босфору, в мою каюту пришла женщина. С ней была девочка, которая принесла нечто, напоминающее охапку прозрачного материала. Оказалось, что это одежда, и всё это было сложено на кровать. Потом они переключили своё внимание на меня. Я видела этих женщин на корабле и пыталась угадать, какие обязанности они здесь исполняют. Вскоре я поняла, что они пришли в каюту, чтобы помочь мне облачиться в эти великолепные одежды.

Это были длинные широкие шаровары из тонкого шёлка и красивый халат из прозрачной ткани. На нём сияли блёстки, похожие на звёздочки. Женщины вытащили булавки из моих волос и расправили их по плечам. Они расчесали их, переглянулись и захихикали, толкая друг друга локтями.

Когда я была полностью одета, они отступили подальше и захлопали в ладоши.

— Я хочу другую одежду, свою, — проговорила я.

Они не понимали меня. Они просто продолжали хихикать и подталкивать друг друга. Потом, погладив меня по волосам, улыбнулись мне.

В каюту вошёл старик. Он посмотрел на меня и довольно потёр руки.

Мой страх был велик, как никогда. Я знала, предположения Саймона были верны. Нас собирались продать в рабство — он был сильным мужчиной и мог выполнять работу, которую ему поручат, я же была предназначена для более зловещей цели.

Я чувствовала, что моя судьба беспокоит Саймона больше, чем его собственная.

Принесли плащ, сетку для волос, чадру, и моё великолепие скрылось от посторонних глаз. Вместе с Саймоном меня высадили с корабля и отвели к ожидавшему нас экипажу. Вместе со стариком и каким-то молодым человеком, которого я приняла за клерка или помощника, нас повезли по улицам Константинополя.

Я была слишком озабочена своей приближающейся участью, чтобы уделять много внимания маршруту, по которому мы следовали, но позднее я узнала, что город делится на две разные части — христианскую и турецкую, — соединяющиеся двумя мостами довольно неуклюжей конструкции, но тем не менее не очень нужными. Я почти не замечала мечетей и минаретов и с отчаянием понимала, как ужасно далеко мы от дома.

Нас везли в турецкую часть города.

Я чувствовала себя потерянной и была очень напугана. Я то и дело смотрела на Саймона, дабы убедиться, что он всё ещё здесь.

Казалось, мы едем очень долго. Это был совсем другой мир — узкие улочки, невероятно грязные; замечательные постройки, ослепительно белые шпили, вонзающиеся в голубое небо; мечети, базары, деревянные домишки, чуть больше лачуги, повсюду люди. Они бросались врассыпную перед приближающимся экипажем, и мне постоянно казалось, что мы переедем кого-нибудь, но им всегда удавалось ускользнуть из-под самых копыт лошадей.

Через некоторое время мы свернули на тихую широкую улицу. Деревья и кусты были в цветах. Мы замедлили ход перед высоким белым зданием, которое стояло поодаль от дороги.

Когда мы вышли из экипажа, нас подошёл поприветствовать мужчина в белых одеждах. Старик поклонился ему весьма раболепно, на что в ответ получил приветствие в несколько снисходительной манере. Нас провели в дом, в комнату, которая после ослепительного сияния солнца показалась тёмной. Окна были похожи на те, что я видела раньше, с глубокими альковами и тяжелыми драпировками.

Зашёл высокий мужчина. На нём был тюрбан с драгоценными камнями и длинные белые одежды. Он опустился в кресло так, словно это был трон, и я заметила, что старик принял ещё более почтительный вид, чем когда-либо.

Я с дрожью подумала: «Неужели это мой новый хозяин?»

С меня сняли плащ и распустили волосы. На человека в кресле я явно произвела впечатление. Я никогда в жизни не испытывала такого унижения. Он взглянул на Саймона и кивнул.

У двери стояли двое мужчин — стражники, как я предположила. Один из них хлопнул в ладоши, и вошла женщина. Полноватая, средних лет, она была в изысканном наряде того же стиля, что и мой.

Она подошла ко мне, оглядела, взяла в руки прядь моих волос и едва заметно улыбнулась. Потом она закатала рукава моего халата и пощупала меня. Она нахмурилась и, покачивая головой, произнесла несколько слов, которые, я была уверена, означали неодобрение.

Старик начал очень быстро говорить; другой мужчина раздумывал. Женщина тоже о чём-то рассуждала и кивала. Можно было сойти с ума от того, что я не понимала, о чём они говорят. Я поняла одно: они говорят что-то обо мне, и они были не настолько довольны мной, насколько рассчитывал старик.

Тем не менее они, похоже, пришли к какому-то соглашению. Старик хлопал в ладоши, мужчина кивал. Женщина тоже кивала. Она начала что-то им объяснять. Мужчина слушал её очень внимательно, и казалось, она убедила его.

Она сделала мне знак следовать за ней.

Саймон остался на месте. Я бросила на него отчаянный взгляд, и он рванулся следом за мной. Один из стражников выступил вперёд и преградил ему дорогу, держась за рукоятку ятагана.

Я видела беспомощность на лице Саймона; потом полная женщина крепко взяла меня за руку и увела.

* * *

Мне предстояло узнать, что я предназначалась для гарема одного из важнейших пашей в Константинополе. Все люди, которых я до сих пор видела, были просто его приспешниками.

Гарем — это сообщество женщин, в котором не дозволено появляться ни одному мужчине, за исключением евнухов, как тот важный джентльмен, который торговался со стариком. Он, как я узнала, был главным евнухом, и мне придётся часто видеть его.