— Ты серьезно предлагаешь мне выйти за тебя замуж? — прошептала она.

— Я мечтаю об этом, дорогая. И даже трудно объяснить, как сильно.

— Я люблю тебя… Ты для меня — весь мир, и небо, и ничего, кроме тебя, нет на свете, — горячо проговорила Хиона. — Но тебе, наверное, лучше жениться на ком-то поважнее, чем я…

— Нет, я собираюсь жениться только на тебе! — твердо заявил герцог. — И единственный человек, который должен одобрить мой выбор и чье мнение для меня имеет значение, — это мой бабушка.

— Ты уверен? Ты в самом деле в этом уверен?

— Абсолютно. Но в общем-то не важно, что скажет бабушка или кто-то еще. Я просто люблю тебя, и это — главное!

— Для меня тоже! — воскликнула счастливая Хиона. — Но ты правда уверен, что хочешь быть со мной навсегда?

— Навсегда! Навсегда! Навсегда! О моя дорогая! Неужели ты не понимаешь, как ты хороша, как красива?

Хиона подняла к нему лицо, герцог посмотрел на нее так, что сердце ее перевернулось. Это был взгляд, который она так мечтала увидеть. Теперь она знала, как бы невероятно это ни казалось, — герцог по-настоящему любит ее. У нее было ощущение, что слова, сказанные ими друг другу, были предопределены задолго до встречи, а может, еще до рождения.

Судьба или боги соединили их вместе. Она знает точно: он — Аполлон, принесший свет во тьму ее мира, где для нее не было ничего, кроме боли и ожидания смерти.

Герцог, словно прочитав ее мысли, привлек девушку к себе и взволнованно проговорил:

— Никогда, клянусь, моя радость, я не позволю тебе быть несчастной или чего-то бояться. Никогда ты не будешь страдать, чувствовать одиночество и жить без любви…

— О, ты говоришь такие прекрасные слова, — счастливо пробормотала Хиона.

— Да это так и есть, потому что ты — самое прекрасное в моей жизни.

— То же самое я должна сказать и тебе, — проговорила Хиона. — Ты пришел ко мне, когда я была в отчаянии. А теперь я хочу пасть пред тобою на колени и излить свою любовь и благодарность…

Герцог рассмеялся:

— Не надо падать на колени, моя красавица. Я хочу, чтобы ты подарила мне свою любовь. Это самое драгоценное, что есть в мире. Мне нужна твоя любовь, и я жажду ее…

Не ожидая ответа, он стал ее целовать, властно и требовательно; его поцелуи казались Хионе обжигающим огнем солнца. Она чувствовала, как в ней самой разгорается жаркое пламя, и, когда герцог все крепче сжимал ее в объятиях, она думала, как это удивительно и прекрасно.

Она смотрела на него, как на божество.

— Я мечтаю на тебе жениться, — сказал он приглушенным голосом, — но только когда ты станешь моей, я смогу тебе доказать, как много ты для меня значишь…

Он нежно погладил ее щеку, провел рукой по линии подбородка, коснулся шеи.

Хиона, никогда не испытывавшая ничего подобного, часто-часто задышала.

— О, ты будишь во мне такие странные чувства, — трепетно прошептала она.

— Какие же?

— Как будто луч солнца прожигает меня насквозь.

Герцог улыбнулся:

— Дорогая моя, ты такая нежная и такая неиспорченная…

— Ты смеешься над моей невинностью?

— Я только обожаю тебя за это. Никогда не думал, что судьба подарит мне нечто подобное. Ты возбуждаешь во мне невероятные чувства.

— Я возбуждаю чувства?

— Даже больше, чем я осмеливаюсь сейчас сказать…

Она глубоко вздохнула, а герцог повторил:

— Я еще раз спрашиваю тебя, когда ты выйдешь за меня замуж?

— Сейчас. Сию секунду! — воскликнула Хиона.

Он ласково усмехнулся:

— Тогда пойдем и объявим об этом бабушке. У нее сразу пройдут все болезни, и она помолодеет на двадцать лет. Уверен, она сразу начнет готовиться к свадьбе.

— Если герцогиня сочтет меня достойной тебя…

— Вообще-то я думаю, она предполагала выдать тебя за Люсьена.

— За Люсьена? — изумилась Хиона. — Смешно! Он же мальчик.

— А я как раз боялся, что ты сочтешь меня слишком старым.

— Ты самый прекрасный мужчина на свете. Когда любишь, возраст не имеет значения.

— Верно, — согласился герцог. — Когда мы вместе, моя дорогая, мы одного возраста, потому что одинаково мыслим, одинаково чувствуем. Благодаря нашей любви мы станем еще ближе друг другу.

— Это правда! Безусловно, это правда! — воскликнула Хиона, но через секунду потухла. — Только достаточно ли будет тебе моей любви? Ведь я ничего не знаю о твоих интересах, я никогда не жила в Англии. Я буду делать ошибки, и тебе станет за меня стыдно…

Герцог снова тепло улыбнулся и привлек ее к себе.

— Уж не намекаешь ли ты, что я живу в замкнутом пространстве острова? Я думаю, ты согласишься, что нам принадлежит весь мир! И какое значение имеет для нас, что происходит в Лондоне, если мы будем возноситься на Гималаи или плавать в Красном море?

Хиона звонко рассмеялась. Ему показалось, что ничего более прелестного он не слышал в своей жизни, чем этот смех.

— Продолжай, мне так нравится тебя слушать.

— В общем-то я сам себе удивляюсь, — признался герцог, — обычно поэтические фантазии никогда не посещали меня.

Хиона взглянула на герцога, и он прочитал ее мысли по глазам.

— Ты права, — сказал он тихо. — Это любовь. Меня преобразила любовь к тебе, моя маленькая богиня с греческим носиком. Любовь, которая заставляет воспринимать все иначе, как никогда раньше.

— Вот так же и я тебя люблю, — проговорила Хиона. — Я хочу быть с тобой, учиться у тебя всему, пожалуйста, давай тогда поженимся как можно скорее.

— В этом я с тобой полностью согласен, — сказал герцог и, обняв ее за плечи, повел к дому. Не в силах сдержаться, он на ходу притянул ее к себе и страстно поцеловал. Теперь его губы были еще более горячими и настойчивыми; его пламя разожгло пламя Хионы; оба были охвачены любовью, возносящей их в небеса…

Они стали единым целым со звездами, под которыми когда-то сидели и говорили, единым целым с солнцем, алым и золотым, никогда не гасимым. Божественный луч сияющего мира соединил Хиону с герцогом, связав их навеки.