Однако, положа руку на сердце, не с этого ли Россия начинала все свои войны в самые разные эпохи, имея разные политические режимы? Не входит ли «фаза расслабления» в нашу модель «догоняющего» или, вернее сказать, пульсирующего развития?

Либеральные и марксистские историки бесконечно ищут проявления «бездарности» русского командования в Крымской войне. Однако Горчаков, Жабокритский, Данненберг служили в тех же вооруженных силах, что и Нахимов, Корнилов, Тотлебен. Император Николай точно также ответственен, если угодно употребить этот термин, как за Горчаковых, так и за Нахимовых. Бывший актер Сент-Арно, командующий французскими войсками, по своей профпригодности, если и отличался от князя Меньшикова, то только в худшую сторону. И вряд ли британские офицеры, покупавшие офицерские звания за деньги, превосходили по своим боевым качествам русских офицеров. Не раз англичан от разгрома спасала француская «скорая помощь». Войска самой передовой страны не взяли в Севастополе ничего. Нарезные ружья и крупнокалиберная артиллерия — вот и всё, чем на самом деле могли гордиться «гордые бритты».

Можно предположить, что если б продлилась жизнь императора Николая, то в войне можно было добиться перелома. Никаких возможностей для развития наступления вглубь русской территории у англичан и французов не было. По состоянию на конец войны в регулярной русской армии было 1200 тысяч человек (за вычетом раненых, больных и отпускных около миллиона человек). Резервных и запасных войск имелось около 580 тыс., до 240 тыс. в составе ополчений, казаков при действующих войсках — 121 тыс. Имелись все предпосылки для переброски сил с западной границы, в том числе и гвардии, на черноморское побережье — поскольку стало ясно, что Австрия в открытую борьбу против России не вступит. В то же время турецкий фронт превращался для вражеской коалиции в большую дыру со знаком вопроса — чем ее закрывать в случае наступления русских на Константинополь через Малую Азию? Россия, по сути, еще и не начала воевать в полную силу. Мобилизационные усилия были минимальны и Россия вела войну, в основном, за счет обычного рекрутского пополнения.

Однако перестроечная истерия, захлестнувшая российские верхи после смерти императора Николая, привела к тому, что имущий класс в борьбе против западных интервентов оказался много слабее народа. В высшем обществе утвердилась пораженческая психология и желание сдать национальные интересы — под флагом проведения «прогрессивных преобразований». Это отразилось и на генералах, и на дипломатах.

Результатом «прогрессивных преобразований» в западническом стиле окажется не сила, а слабость России. «Фаза расслабления» вовсе не закончится. Интересы государства будут подавляться интересами иностранного капитала, российских сырьевых экспортеров и прочих отрядов олигархии. В тех войнах, которые она будет вести пятьдесят-шестьдесят лет спустя, нашу армию и флот будут постигать настоящие катастрофы, а наше государство вместо борьбы с внешним врагом начнет увязать во внутренних смутах. Это успеет заметить даже такой резкий критик Николая I как Толстой. А после крушения «прогнившего самодержавия», что случилось в феврале 1917 под натиском западнической партии, наша армия вообще утратит способность защищать страну, станет брататься с наступающим супостатом и расходиться по домам — чего в ее истории ранее никогда не случалось.