Единственный выход из ситуации — найти бывшего супруга и его слабые точки, чтобы заставить его развестись.

За нашу безопасность теперь отвечал Хусейн, правда, не афишируя этого, чтобы меня не обвинили в адюльтере. В Алжире это тяжкое преступление, за которое могут даже отправить на эшафот. Время от времени Хусейн наведывался к нам. Однажды он принес новости об Абделе. Оказывается, тот сдался властям и теперь находится под их защитой. По его версии, он присоединился к террористам против своей воли, потому что те угрожали убить его племянника и кузена. Я не верила ни единому его слову. Уж слишком хорошо я его знала. Это был выдумщик и лжец, готовый продать родную мать, чтобы только спасти шкуру. Но полиция ему поверила и предоставила защиту. В Алжире полиция может взять под защиту опасного индивида, но одинокую женщину, решившую жить со своими с детьми самостоятельно, никто защищать не станет. Если она сама приняла такое решение, пусть сама себя и защищает.

Через несколько дней со мной связался комиссар полиции.

— Здравствуйте, мадам Самия! Я получил ключи от вашего дома! Хочу поехать туда с вами, чтобы проверить, все ли в порядке.

Я была ему очень благодарна. Так хотелось поскорее оказаться дома! Но мысль о том, как я буду жить там одна вместе с детьми, не давала мне покоя. Я поделилась своими опасениями с комиссаром.

— Я строжайшим образом запретил вашим родственникам создавать вам проблемы. Если что, звоните, и я сразу приду к вам на помощь и сделаю все, что от меня зависит, чтобы защитить вас. Одно условие: пока вы официально не разведены, вы не должны видеться с вашим военным. Зачем вам лишние проблемы — вы ведь прекрасно знаете, какие нравы царят в нашей стране!

К трем часам дня вместе с Лейлой я отправилась к своему дому. Комиссар уже поджидал нас у двери. Вокруг было тихо, но мое сердце едва не выпрыгивало из груди.

После обычных приветствий комиссар отпер двери.

Мрачная сцена предстала перед нашими глазами: все перевернуто вверх дном, большинство предметов мебели исчезли, внутренние двери и окна были выбиты. Дом превратился в руины. И я разрыдалась. Подруга попыталась меня успокоить, а комиссар, сохраняя хладнокровие, приказал не входить в дом и заверил, что сам все уладит с моими родственниками.

— Мебель вам вернут и все отремонтируют. Уверяю вас, это в их интересах. Возвращайтесь к Лейле, а сюда вернетесь, когда здесь наведут порядок. Доверьтесь мне, — добавил он и с видом защитника пожал мне руку.

Когда мы шли к автомобилю, я заметила своего младшего брата — тот стоял, прислонившись к стене, с сигаретой в зубах. Увидев меня, он провел пальцем по шее, словно говорил: мы тебя зарежем. Я запаниковала, а Лейла сохранила спокойствие. Пока мы ехали к ее дому, она несколько раз оглядывалась назад, проверяя, не следят ли за нами.

Почувствовав себя в безопасности лишь в доме Лейлы, я позвонила Хусейну. Теперь, лишившись возможности встречаться, мы общались по телефону.

Дочери скучали по школе, по подругам. Уже больше месяца они жили моей взрослой жизнью, и я очень рассчитывала на их поддержку, особенно на поддержку Норы. Но девочкам нужна жизнь детей их возраста.

Новость, что скоро они пойдут в школу и смогут приглашать домой приятельниц, заставила Мелиссу улыбнуться. Нора же не спешила разделять энтузиазм сестры.

— Ты знаешь мое мнение, мама. Кошмар закончится только тогда, когда мы уедем из страны. Я не чувствую себя дома ни в этом доме, ни в этой стране. Мне не по душе здешние нравы. Я хочу жить свободно. Я не хочу бояться ни своего отца, ни деда, ни дядей, ни всех здешних мужчин вместе взятых. Я хочу во Францию — там у меня есть настоящие друзья, там я буду чувствовать себя по-настоящему дома. — Я понимаю тебя, Нора, только не все сразу. Всему свое время. Обещаю, настанет день, когда мы уедем отсюда.

— Чем скорее, тем лучше. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из нас здесь умер.

— Сделаю все, что смогу, чтобы с нами ничего не случилось.

Я пожала Норе руку, демонстрируя, что понимаю и сочувствую ей и так же, как и дети, хочу, чтобы все плохое закончилось.

Время, которое мы провели у подруги, пошло нам впрок — мы сытно ели и спокойно спали. Лейла предложила нам кое-что из одежды, но из-за разницы в размерах мы ограничились тем, что выстирали свои платья.

Я стала думать, на что мы будем жить. Денег у меня не было, я не работала и не могла более рассчитывать на поддержку родственников. На что кормить детей? Лейла могла-ломогать какое-то время, а что потом?

Как могла неработающая женщина с двумя детьми выжить в Алжире? Заниматься проституцией или просить милостыню? Я молила Бога о помощи и наслаждалась каждым мгновением, проведенным у подруги.

Как-то утром комиссар сообщил, что договорился с моим отцом: все улажено и через два дня я смогу вернуться домой. Новость меня взбудоражила. Теперь я должна буду самостоятельно растить детей и заботиться об их безопасности. Я даже не представляла, смогут ли они спокойно посещать школу? Подруга пришла мне на помощь в планировании нашей будущей жизни, отметив, что после школы мои дети должны сразу возвращаться домой без опозданий, чтобы меня не обвинили в безответственном к ним отношении.

Через два дня мы вернулись домой. В доме был беспорядок, возвращенная мебель стояла как попало, частично в разобранном виде. Мы не знали, как ее собрать, могли только худо-бедно расставить все по местам. Многих предметов все равно не хватало, но я не думала об этом, лишь бы мы были живы и здоровы.

Несколько часов спустя Мелисса попросила есть. Холодильник работал, но был пуст. Телефон еще не подключили, поэтому связаться с Хусейном я не смогла. Можно было одолжить еду у соседей, но гордость не позволяла мне опуститься до этого. Но и другого выхода не было. Я объяснила соседке свою ситуацию, чтобы она поняла, почему я прошу ее помощи. До сих пор помню, что она мне дала: полную тарелку пирожков и огромный кусок хлеба. Когда я благодарила ее, она сказала, что всегда готова мне помочь.

С соседкой мне повезло. Господь словно умышленно сталкивал меня с великодушными людьми, и те помогали мне в нужде. Девочки уплетали за обе щеки, я же ограничилась ломтиком хлеба, сославшись на отсутствие аппетита. Во время трапезы в дверь позвонили. Когда я пошла открывать, дочери не сговариваясь отправились следом.

Не открывая двери, я громко спросила:

— Кто там?

— Это Малика, соседка напротив. Надо поговорить.

Я впустила ее и прежде чем закрыть дверь, осмотрелась.

— Мне кажется, вы чего-то опасаетесь, — проницательно заметила она.

Я коротко ввела ее в курс моих дел, поскольку увидела в ней союзницу..

— Рассчитывайте на меня. Мы, женщины, должны поддерживать друг друга. Можете пользоваться моим телефоном, если понадобится. Мне будет приятно быть полезной.

Заметив разобранную мебель, она сообщила, что один из соседей — мастер на все руки — поможет мне.

— Я бы с удовольствием, только у меня нет денег, чтобы заплатить ему за работу.

— Он мой хороший знакомый и поможет вам совершенно бесплатно.

— Это так великодушно. Мы не справимся сами, и я бы хотела позвонить, если вы не против.

— Нисколечко. Идемте.

Я попросила Хусейна принести еды завтра утром, но соседка, слышавшая разговор, предостерегла меня:

— Завтра утром я сама накормлю вас. Твой мужчина не должен здесь появляться.

Я поблагодарила Малику — теперь мы могли есть без риска. Малика относилась к тем добрым людям, которых Господь поместил на моем пути!

Утром она принесла нам три круассана и три порции кофе с молоком. Мои девочки плотно позавтракали и были готовы отправляться в школу. Я с опаской ожидала момента, когда придется с ними расстаться. То, что мы были неразлучны в течение долгого времени и вместе прошли через столькие испытания, еще сильнее сблизило нас. Мне становилось тоскливо при мысли, что они уйдут из дома, но удерживать их возле себя было бы с моей стороны эгоистично. Я обняла Нору, напомнив об осторожности, а Мелиссу отвела в школу сама.