—  Тогда он убьет тебя, — наконец вымолвил он.

— Я об этом знаю и смогу предотвратить нападение, — холодно ответил я. — Все-таки я достаточно многому у тебя научился, чтобы суметь защитить себя.

—  Но недостаточно, чтобы защититься от него, Роберт! Он колдун! Настоящий носитель силы, обученный в тысячу раз лучше тебя!

— Возможно, — ответил я. — Время покажет. Но я не допущу, чтобы ты убил его.

—  Я могу заставить тебя, Роберт!

— Только попробуй! — Я чувствовал, как во мне закипает гнев. — И еще, отец, — сказал я, пронзительно глядя на него, — если ты хочешь убить Шеннона, тебе сначала придется убить меня.

На этот раз он ничего не ответил, но выражение грусти на его лице стало еще сильнее. Наконец он опустил глаза, отступил на шаг и молча наблюдал, как я вытаскиваю неподвижное тело Шеннона из воды и кладу его на откос, подальше от берега и коварной реки. Выпрямляясь, я был твердо уверен в том, что отец уже покинул меня, как вдруг заметил силуэт, все еще стоявший неподалеку. Он стал бледнее и слабее, но его все еще можно было увидеть.

— Чего ты еще хочешь? — спросил я.

В моей душе бушевал целый вулкан противоречивых страстей. Мой голос дрожал. Андара покачал головой, поднял было руку, чтобы обнять меня, но потом остановился и только посмотрел на меня своими темными глазами.

—  Ты очень силен, Роберт, — сказал он. — Сильнее, чем я предполагал, учитывая такой короткий период времени.

— Тебя это удивляет? — зло спросил я. — Я же твой наследник, не забывай об этом, отец.

Я сам ужаснулся грубому тону, которым произнес последнее слово. Оно прозвучало как ругательство, как что-то непристойное.

—  Почему ты ненавидишь меня? — спросил он.

— Ненавижу? — Я покачал головой, словно протестуя, потом посмотрел на почти бездыханное тело человека у моих ног и сказал: — О нет, отец, я тебя не ненавижу. Я всего лишь презираю тебя. Тебя и всех тех, кто при помощи своих сил могут делать такое. — Я резким жестом указал на реку.

Андара грустно улыбнулся.

—  Я понимаю тебя, Роберт, — сказал он. — И даже лучше, чем ты себе представляешь. Когда я был в таком же возрасте, как и ты, то чувствовал то же самое.

— Тогда почему ты не действовал? Почему ты не использовал свою силу для того, чтобы побороть Зло?

—  Но я делал это, Роберт, — ответил он. — Я делал это, и все еще делаю. Но иногда для борьбы со Злом приходится делать и такие вещи, которые в других ситуациях считаются неправильными.

— Ты имеешь в виду убийство беспомощного человека?

Андара немного помолчал. Он, казалось, смирился со всем.

—  Возможно, ты прав, — сказал он, кивнув мне. — Возможно, это даже правильно, что ты помешал мне убить его: на моей совести и так слишком много смертей.

— Слова! — закричал я. — Это всего лишь слова и ничего больше! И это все, что ты мне можешь дать? За исключением, конечно, проклятия, которое я от тебя унаследовал.

—  Иногда приходится брать на себя вину, чтобы предотвратить большее несчастье, — мягко сказал Андара. — Но я не собираюсь даже требовать от тебя понимания того, что именно я имею в виду. Я ничего не требую от тебя, Роберт. Возможно, я и так уже потребовал от тебя слишком много.

Мне не хотелось отвечать, но я больше не владел собой. Я слишком долго жил с этим наследством, чувствуя просыпающуюся мрачную силу, которая затаилась на дне моей души и лениво ожидала случая, словно злобный цербер. Я устал бороться с ней и уже не мог молчать.

Внезапно слова потоком полились из меня, и я не в силах был остановиться. Я почти кричал.

— И это все? — задыхался я. — Неужели ты действительно думаешь, что мне этого достаточно? Ты не требуешь, чтобы я тебя понимал, и это все? Все не так просто, отец! Может, ты ничего и не требуешь, но у меня, в отличие от тебя, есть что потребовать!

—  Что же? — спросил он тихо.

По его глазам я понял, что он давно знает ответ.

— Я хочу, чтобы ты снял с меня свое проклятие! — прокричал я. — Я не хочу этого наследства! Ты дал мне его, даже не спрашивая меня. Я не хочу смотреть, как убивают невинных людей только лишь потому, что они оказались не в то время, не в том месте, или потому, что их смерть вписывается в ужасные планы чьих-то темных сил. Ты дал мне в наследство не только свою магическую силу, но и проклятие. Каждый, кто слишком долго находится вместе со мной, — каждый, кто делает мне добро, вознаграждается смертью или чем-то еще похуже! Я больше не хочу так жить! Мне не хватит сил всю жизнь приносить лишь несчастье и горе. Забери этоу меня! Сделай меня нормальным человеком, большего я от тебя и не хочу.

Конечно, я нес бессмыслицу, но эти слова так долго сидели во мне, что уже не осталось ни сил, ни терпения держать их в себе.

Андара тоже молчал и еще долгое время пристально смотрел на меня. Затем его силуэт начал бледнеть, очень медленно, но неумолимо. Однако, перед тем как исчезнуть, он еще раз обратился ко мне, но его последние слова я полностью осознал лишь некоторое время спустя.

—  Я ошибался, когда просил, чтобы ты не ненавидел меня, Роберт, — сказал отец. — Пожалуйста, прости меня. Продолжай ненавидеть меня, если тебе нужно кого-то ненавидеть. Только не себя. Никогда не надо ненавидеть себя самого.

С этими словами Андара исчез. Его тело превратилось в мрачное нереальное видение, которое рассеялось, как туманная дымка, и унеслось прочь вместе с дуновением ветра. На влажном песке не осталось даже мокрых следов, что было вполне естественно.

Несмотря на это, я не остался один. До меня уже давно доносился скрип подъезжающей повозки, но я не обращал на него внимания, поскольку был занят разговором с духом своего отца. Обернувшись, я увидел Говарда и по выражению в его глазах понял, что он все слышал. Каждое слово.

Некоторое время он молча смотрел на меня, потом вздохнул и таким же печальным жестом, как и Андара, указал сначала на лежавшего без сознания Шеннона, а потом на повозку.

— Поехали, — твердо произнес он. — Нам нельзя терять ни минуты. Помоги мне перенести его в повозку.

Наступил вечер, сумерки опустились на Мискатоникский университет. Несмотря на жаркий огонь, разведенный Говардом в камине библиотеки, вечер давал о себе знать неприятной прохладой.

Говард поместил меня и Шеннона в комнатах для гостей. Для Шеннона он выделил маленькую комнату, в которой, похоже, уже много лет никто не жил, а мне предоставил большие апартаменты, включающие две комнаты и ванную.

Мы не очень много говорили с ним по пути в университет и по прибытии туда. Говард стал невольным свидетелем нашей с отцом беседы, и, хотя он не проронил об этом ни слова, я все же прекрасно понимал, что ему не понравилось то, что он услышал и увидел. Поэтому я был рад, когда он молча показал выделенные мне комнаты и предупредил, что оставляет меня одного до ужина.

Сегодняшние события окончательно измотали мои нервы и тело, и я почувствовал, как волна усталости снова накатывается на меня. Я провалился в тревожный сон с мрачными видениями и спал, пока меня не разбудил Говард.

Затем он повел меня в библиотеку, где представил седовласому мужчине невысокого роста. Это был Ленгли, профессор каких-то наук — чего именно, я не понял, да меня это, признаться, особенно и не интересовало. Несмотря на свой угрюмый вид, Ленгли оказался приятным стариком, который не стал обращать внимания на мое стеснение и самым дружелюбным образом заставил сесть перед камином.

Какое-то время мы беседовали — правда, я не знаю, как еще можно назвать эту игру в вопросы и ответы, которой мы себя мучили. Скорее это была дань вежливости. В конце концов — мне показалось, что прошла уже целая вечность, — Говард нарочито громко прокашлялся, немного наклонился вперед и перешел к делу.

— Тебе нельзя терять время, Роберт, — с серьезностью произнес он. — Ленгли и я едва рассчитывали на то, что ты появишься здесь раньше конца месяца.