Хадсон сиял — по лицу его расплылась широкая улыбка, глаза светились бурной радостью.

— Так вот в чем дело? — спросил он негромко; голос его слегка дрожал. — И это все? Он не нападал на тебя, не пытался изнасиловать, не причинил тебе вреда? Только угрожал — и все?

— Все?! — широко раскрыв глаза, воскликнула Марианна. Очевидно, он ее не понял! — Хадсон, разве ты не слышал? Они погубят тебя! Ты должен быть белее снега — а я запятнана родством с преступником!

— Я все слышал. — И Хадсон вдруг воскликнул, сорвавшись на радостный крик: — Слышал, слышал, все слышал! Спасибо тебе, Господи, спасибо!

— Хадсон! — Он же перебудит весь отель! — Неужели ты не понимаешь, что это значит для твоего имени, для карьеры…

Хадсон прервал ее слова поцелуем — и никогда до сих пор, даже в предыдущую ночь, он не целовал ее так радостно и страстно!

— Да ты знаешь, какие ужасы я себе воображал? — хрипло спросил он. — Изнасилование, кровосмешение, наследственная болезнь, вирус СПИДа. Чего только не приходило мне в голову долгими бессонными ночами с тех пор, как мы с тобой встретились снова! Все кошмары, все трагедии, с которыми мне доводилось сталкиваться в суде, оживали и вставали передо мной! Я сходил с ума.

— Но разве не ужасно то, что случилось на самом деле? — Марианна уже ничего не понимала: она словно оказалась в перевернутом мире, где черное стало белым, а белое — черным. — Хадсон, эти люди знают меня. Они знают, кто такая Марианна Макбрайд. Майкл был одним из них. Если ты женишься на мне и вся эта грязь всплывет…

— Я уже женат на тебе, глупышка! — И он нежно поцеловал ее в губы.

В глазах его Марианна прочла отблеск минувшей ночи, но не позволила себе отвлекаться.

— Ты женат на Марианне Хардинг. Конечно, рано или поздно преступники сообразят, кто я такая; но если я вовремя исчезну из твоей жизни…

— К черту преступников! — Сжав ее лицо в ладонях, он нежно всмотрелся в ее огромные смятенные глаза. — Неужели ты не понимаешь, как я люблю тебя? — мягко спросил он. — Не понимаешь, что ты для меня значишь? Два года назад я едва не сошел с ума, а когда ты бросила меня в Марокко… — Он устало покачал головой. — Не хотел бы я пережить такое еще раз! Это было словно конец света, и самое ужасное — я не понимал, что же происходит! — Голос его лучше всяких слов говорил о перенесенной боли и отчаянии. — Я люблю тебя, Анни, и все остальное… понимаешь, все остальное для меня не имеет значения! Ты — единственная в мире женщина, созданная для меня. Моя женщина. Жена, возлюбленная, друг, мать моих будущих детей. Черт побери! — Внезапный гнев вспыхнул в его глазах. — Как ты могла подумать, что карьеру, — это слово он почти выплюнул, — я поставлю выше нашей любви? Почему приняла решение вместо меня? Неужели ты настолько не веришь в мою любовь? Считаешь меня таким мелким, эгоистичным, подлым…

— Нет, совсем нет!

Господи, ну как же объяснить ему?

— Представь, что ты вступишь с ними в борьбу — и потеряешь все, — с болью заговорила она. — Имя, положение, работу, уважение друзей и коллег. Пойми же, Хадсон, они тебя уничтожат! Рано или поздно ты возненавидишь меня. — Хадсон хотел возразить, но Марианна продолжала: — Конечно, ты будешь бороться с собой, будешь стыдиться своих чувств, но это же так естественно! А я… я этого не выдержу.

— Анни, я не знаю, с какого рода людьми ты общалась до сих пор, но поверь, ни один стоящий мужчина не сочтет это «естественным». Ты ни в чем не виновата и твоя мать тоже, — мягко добавил он. — Мне не раз случалось видеть мерзавцев, подобных Майклу: словно растения-паразиты, они присасываются к хорошим, честным людям, подделываются под них и пьют из них соки. У таких людей нет ни чести, ни совести; они идут на все, чтобы добиться успеха в своих грязных делишках. Я не первый год борюсь с ними и хорошо изучил их штучки!

— Об этом я и говорю, — прошептала Марианна, чувствуя, как глаза вновь наполняются слезами. — Они сделают все, чтобы подчинить тебя своей воле. Словно акулы, будут кружить вокруг тебя и выжидать.

— Черта с два! — решительно возразил Хадсон. — И ты думаешь, я позволю им тебя запугивать? Они отняли у нас два года счастливой жизни, но больше не отнимут ни часа! Доверься мне, Анни!

Всей душой она желала бы довериться ему, убедиться, что он в силах вступить в бой с мафией и выиграть, но ведь он сам сказал, что эти люди способны на все!

— Хадсон, они опасны. Ты не сможешь спрятать меня от них. Ведь ты сам говоришь, что они используют любые средства. — начала она, но нежный поцелуй Хадсона заставил ее замолчать.

— Я не собираюсь играть по их правилам, — ответил он. — И прятать тебя — тоже. Тобой я горжусь более всего и намерен показать свою прекрасную жену всему миру. Нет, Анни, мы не станем дрожать перед этими шакалами. Они уже изуродовали тебе жизнь, но больше не посмеют тебя тронуть. Ты моя жена, я поклялся перед алтарем оберегать и защищать тебя.

Жена… У Марианны запершило в горле. Муж и жена.

— Так ведь? — настаивал он. — Мы с тобой теперь одно целое, согласна?

— Согласна. — Марианна робко улыбнулась. В душе ее, скованной вечной ночью, впервые за долгие годы забрезжил рассвет.

— Да, вот еще что, — добавил он, глядя на нее влюбленными глазами. — В следующий раз, когда захочешь спасти мою репутацию, пожалуйста, сначала обсуди это со мной. Я, конечно, уже большой мальчик и многое могу вынести — но не смогу пройти через это снова!

— Я тоже. — Марианна хотела улыбнуться, но, к своему удивлению, поняла, что опять плачет — по щекам ее текли слезы, а рот искривился, словно у ребенка.

Хадсон понял, что время слов прошло: опрокинув Марианну на покрывало, он жадно впился устами в ее уста, а своими серебристыми глазами — прямо ей в душу.

— Анни, Анни, — шептал он сквозь поцелуи, — подумать только, что эти негодяи разлучили нас на целых два года! Они за это заплатят! Обвив его шею руками и всем телом прильнув к любимому, Марианна страстно, хоть и неумело, отвечала на его поцелуи. Вот Хадсон оторвался от ее губ и принялся покрывать поцелуями шею, грудь, живот — и Марианна задрожала от наслаждения. Ей сладко было видеть и чувствовать, как Хадсон желает ее; она упивалась обретенной над ним властью.

Когда наконец, не в силах больше ждать, он вошел в нее быстрым и мощным движением, Марианна громко застонала и выгнулась под ним, потрясенная силой его и своих собственных чувств.

Он вел ее в ритме древнего как мир танца любви, и она с радостью повиновалась, все глубже и глубже впуская его в свое тело, свое сердце, свою жизнь. Вершины они достигли одновременно — и оба в один миг почувствовали, что мир вокруг них преобразился, что сами они стали одним целым и ничто — даже гибель Вселенной — их уже не разлучит.

А позже, лежа в объятиях друг друга, купаясь в лучах солнца, разгоняющего ночную тень, они беспечно болтали, смеялись и строили планы на будущее. Оба полагали, что семья немыслима без детей; оба мечтали, что их любовь даст жизнь новым созданиям, которым предстоит вырасти и жить долго и счастливо.

— Ну как, миссис де Санс, больше вы ничего не боитесь? — ласково спрашивал Хадсон, вглядываясь в сияющее лицо Марианны.

— Ничего. — Она улыбнулась и поцеловала его в щеку.

— Мы будем счастливы, любовь моя, — тихо пообещал он. — Так счастливы, как ты не могла вообразить в самых смелых мечтах. Никто и ничто больше нас не разлучит. Поверь мне, милая, наша сказка только начинается!

ЭПИЛОГ

«Наша сказка только начинается.»

Сколько раз за эти годы Марианна вспоминала обещание Хадсона, данное тем солнечным утром! И сейчас, сидя на скамье в саду и вдыхая аромат цветущих роз, она думала о том, что муж сдержал свое слово.

Из-за розовых кустов доносился детский смех и веселые возгласы: там Хадсон играл с сыновьями. Темноволосые и сероглазые, упрямые, гордые и непреклонные, мальчики были точной копией отца. Жизнь их, думала Марианна, будет нелегкой, но увлекательной; как и их отец, они преодолеют все препятствия и добьются всего, чего захотят.