День прошел, наступил вечер. Когда городская стража уже запирала ворота, капитан «Леопольда Первого» возвратился на свой корабль и собрал всех офицеров в капитанской каюте. Серьезное выражение лица адмирала позволяло догадываться, что речь пойдет не о повседневных делах.

Карфангер разъяснил офицерам намерения отцов города. В целях защиты от бранденбургских фрегатов «Леопольд Первый» будет сопровождать китобойную флотилию только до Шетландских островов, затем вернется обратно, чтобы крейсировать между устьем Эльбы и входом в Ла-Манш, охраняя торговые караваны, идущие в Англию и Голландию. Помимо «Леопольда Первого» на днях выйдут в море два частных конвойных фрегата под командованием Петера Поймана и Иоханна Кестера со ста пятьюдесятью солдатами на борту каждый. Кроме того, совет города намеревался отозвать из Испании «Герб Гамбурга», отправив, туда вместо него частный конвойный корабль.

Адмирал не сказал ни слова о своих собственных заботах.

— Теперь-то мы посчитаемся с Бранденбургом! — воскликнул Михель Шредер.

— Ни в коем случае! Я сделаю все, чтобы пушки не заговорили, — возразил Карфангер.

— Но ведь мы получили приказ оборонять наших «купцов» от бранденбургских каперов, — вмешался Бернд Дреер. — Как же заставить их считаться с нами, если не пустить в дело пушки?

— Если пастух силен и полон решимости защитить свое стадо, то к нему не сунется ни один волк, — отвечал Карфангер. — Поэтому давайте постараемся не разжигать войну, а уладить дело мирным путем во имя достоинства и благополучия всей страны.

Он подозвал корабельного священника и попросил его подготовить к следующему дню проповедь и прочесть ее перед всей командой, прежде чем корабль выйдет в море.

— А что будет с «Дельфином» и «Малышом Иоханном»? — спросил Михель Шредер. — Есть ли надежда вернуть их обратно?

— Это волновало бы меня менее всего, если бы не их команды, оставшиеся без куска хлеба, — ответил Карфангер и пожелал своему лейтенанту спокойной ночи. Михель Шредер понял, что адмирал хочет остаться один, подозвал боцмана, велел ему взять фонарь, и они вдвоем отправились осматривать корабль, проверять, везде ли погашены лампы и свечи, не балуется ли кто-нибудь в носовом кубрике трубочкой виргинского табаку на ночь. Однако повсюду царили тишина и покой: на баке, на батарейных палубах между орудиями, в подвесных койках крепко спали матросы и солдаты.

Еще два дня простоял «Леопольд Первый» у бастионов Гамбурга. Наконец все было готово к отплытию. Напоследок Карфангер посовещался с капитанами Иоханном Кестером и Петером Нойманом — и конвойный фрегат снялся с якоря и вместе с китобойной флотилией ушел вниз по течению Эльбы.

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

Несколько недель подряд крейсировали они между устьем Эльбы, Гельголандом и Ла-Маншем, однако за все это время им не попался ни один бранденбургский фрегат. Зато ветер и бурное море так потрепали корабли, что Карфангер в конце концов принял решение идти в Ритцебюттель, чтобы починить там поврежденные бурей рангоут и такелаж.

Совет города воспринял это решение неодобрительно. «Леопольду Первому» надлежало оставаться в море и быть готовым в любую минуту дать отпор бранденбуржцам.

— Через два дня опять отплываем, — сказал Карфангер Михелю Шредеру.

— Вы полагаете, что к тому времени шторм утихнет? — спросил тот и с сомнением покачал головой. — В такую погоду легкие бранденбургские фрегаты обычно предпочитают не покидать гавани.

— Не они причина моей поспешности, — возразил адмирал. — Уж лучше я буду сражаться с ветром и волнами, чем с этими канцелярскими крысами.

— Тут я целиком разделяю ваше мнение, — заверил его лейтенант.

И опять «Леопольд Первый» бороздил бурное море, держа курс на Гельголанд. Время от времени на горизонте появлялись частные конвойные фрегаты Кестера или Ноймана, сопровождавшие возвращавшихся домой «англичан» или

«голландцев». Но по-прежнему нигде не показывались мачты, увенчанные флагами с бранденбургским орлом. Карфангер начал уже понемногу склоняться к мысли, что каперы получили от курфюрста приказ не трогать гамбургские корабли. Прошло уже три дня с тех пор, как шторм наконец стих.

И лишь на четвертый день из «вороньего гнезда» на фок-мачте донеслось:

— На траверзе справа три бранденбуржца!

— Ого! Может выйти недурной перепляс! — обрадовался Михель Шредер.

— Предпочел бы обойтись без него, — возразил Карфангер. — Давайте-ка лучше разглядим их как следует.

Адмирал долго не опускал подзорную трубу, досконально изучая каждый из трех кораблей, их парусность и вооружение. Затем обернулся к лейтенанту и сказал, протягивая ему подзорную трубу:

— Если не ошибаюсь, первым идет тридцатидвухпушечный «Наследный принц», за ним — двадцатидвухпушечный «Красный лев», а замыкает строй

«Берлин», на котором всего шестнадцать орудий. Итого получается семь десятков стволов против наших пятидесяти четырех.

— Однако залп «Леопольда» весит чуть ли не вдвое больше. Не забывайте о калибре наших орудий…

— Полно, лейтенант, — прервал его Карфангер. — Или вы запамятовали как двухпалубники де Рюйтера расправились с трехпалубными монстрами англичан? Этим бранденбургскими фрегатами командуют голландские капитаны, поэтому боюсь, что ваши расчеты слишком прямолинейны.

Некоторое время бранденбуржцы шли параллельным курсом, затем внезапно повернули на встречный. Орудийные порты их фрегатов открылись, из них показались жерла пушек.

— Понятно! Они задумали проскочить у нас за кормой и занять наветренную сторону, — определил Михель Шредер.

Карфангер тоже отдал приказ поворачивать; одновремно с маневром на мачте заполоскался сигнал «К бою! „, канониры и готлангеры бросились выкатывать пушки. „Леопольд Первый“ вновь оказался на наветренной стороне, чего бранденбуржцы явно не ожидали. Карфангер приказал держать на реях ровно столько парусов, чтобы в любом случае не дать противнику опередить себя и всякий раз оставлять его на подветренной стороне. Бранденбуржцы очень быстро поняли тщетность любых попыток занять выгодное для атаки положение, привели фрегаты к ветру и отправили к «Леопольду“ шлюпку с двумя офицерами и несколькими солдатами.

Карфангер облачился в парадный мундир, опоясался серебряной шпагой и надел на шею золотую цепь испанского короля. Когда он вновь появился на палубе, шлюпка с бранденбуржцами уже подошла к фалрепу фрегата.

— Лейтенант, идите встречать гостей, — приказал адмирал, — и передайте господам офицерам, что я рад приветствовать их на борту моего корабля. Солдаты же пусть лучше остаются в шлюпке.

На борт «Леопольда Первого» поднялись Корнелис Реерс, капитан «Берлина» и одновременно вице-адмирал эскадры, которой командовал Корнелис Клаас ван Беверн, и лейтенант Мартин Форс. В полном соответствии с морским уставом они передали гамбургскому адмиралу приветствие от командующего бранденбургской эскадрой.

— Весьма сожалею, господин адмирал, что наша встреча произошла при столь фатальных обстоятельствах, — добавил капитан Реерс. — Я никогда не забуду усилий, которые вы приложили к тому, чтобы воспрепятствовать бегству каперского фрегата «Дюнкерк» в альстерскую гавань.

Карфангер пригласил гостей в свою каюту.

— Должен вам заметить, дорогой капитан, что вы весьма странным образом отблагодарили меня за эти усилия, — заговорил он, обращаясь к Корнелису Реерсу. — Ведь вы отлично знали кому принадлежат захваченные вами корабли.

— Уверяю вас, господин адмирал, если бы все зависело только от меня, никто бы и пальцем не тронул «Дельфина» и «Малыша Иоханна». Во всем виноват капитан «Принца Людвига» — этого игрушечного фрегатишки, — который никак не мог смириться с тем, что его отдали под мое начало, хотя он гораздо старше меня годами, — оправдывался Реерс.

— Можете не извиняться, капитан, — остановил его Карфангер, — кто-кто, а я-то уж хорошо знаю, что такое — иметь завистников. К тому же все мы в конечном счете солдаты, а дело солдата — исполнять приказ независимо от того, нравится он ему или нет.