Скупка резко подешевевших долларов произошла столь стремительно, что, когда Федеральный резервный банк Нью-Йорка и другие одиннадцать федеральных банков США начали скупать американскую валюту, пока информация об этом дошла в Европу все сделки были практически завершены. И американцы начали, сами того не подозревая, действовать в интересах людей, проведших спекуляцию с валютами. К концу операционного банковского дня на Западе США курс доллара вернулся к старой отметке и даже поднялся на десять процентов.
«Росс Кредит» со своими новыми активами одним решающим шагом сразу вошел в первую мировую сотню коммерческих банков Европы и США, растолкав конкурентов локтями…
Прочитав сводку об операциях с валютой на европейском континенте, разбитую по минутам, глава федеральной резервной системы США сказал своему референту:
— Майкл, тот, кто это все придумал, — сволочь и сукин сын. Но он — организаторский и финансовый гений. Его наглая схема добывания денег и организаторские таланты вне конкуренции. Действия брокеров были выверены до минуты, а подготовка необходимых документов для покупки и продажи валюты продумана до самых незначительных мелочей. Я так понимаю, что юридически все действия этого фонда абсолютно законны и безупречны. Они просто прошли по краю, но ни разу не оступились. Вычислите того, кто это все задумал и реализовал. И предложите ему нашу дружбу. Такие люди нам очень нужны.
Почти в то же время, когда глава ФРС давал поручение своему референту, в Лондоне, в доме, известном под названием «Чатам Хаус», Председатель Совета управляющих «Королевского института международных отношений» — благотворительной организации, специализирующейся на анализе международных отношений, поднял трубку и сказал своему секретарю:
— Срочное задание. Отбросить все дела. Даже отслеживание начинающегося в Советской России XVII съезда ВКП(б). Все выводы наших аналитиков по недавней спекуляции через тридцать шесть часов — на стол. Суммы меня не интересуют. Меня интересует работа средств информации, задействованных при подготовке этой акции. Как получилось, что те вопросы по воздействию на массовое сознание через прессу, радио и в перспективе через телевидение, которые мы пока рассматриваем только в теоретическом плане, кем-то уже успешно реализуются на практике? И соедините меня с президентом «Фонда Рокфеллера» Максом Масоном.
Не дослушав почтительное «будет исполнено, сэр», аккуратно положил трубку. Потом встал и начал задумчиво прохаживаться по кабинету. Он был, как всегда, очень спокоен — оба его сердца бились ритмично и в такт.
За окном в свои права вступало раннее утро 26 января 1934 года…
Я дочитал сводку последних европейских новостей, предоставленную группой Фарады, и покосился на подполковника:
— Читал?
— Конечно, читал… Им пока всем будет не до того, что здесь будет происходить. А когда они снова обратят на нас внимание, то дело будет сделано. И, надеюсь, вряд ли поймут, что произошло.
Я подмигнул старому другу:
— Ну что, Стас. Пора появляться на сцене. Теперь наш явный выход на публику…
Нога недобро улыбнулся краем губ:
— Угу. Будет им цыганочка с выходом…
В большом подземном зале секретного радиоцентра ОГПУ на Шаболовке, рядом с Шуховской башней, к передатчикам которой у службы было свое подключение, царила деловая обстановка. Усиленно вслушивались в эфир радисты, тихо работали за своими столами шифровальщики, в напряженном ожидании пребывали связисты, готовые по первой команде броситься организовывать необходимую связь. За всем происходящим внимательно наблюдали молчаливые сотрудники из ОПЕРОД ОГПУ. Именно из них были организованы три кольца охраны, одно внутреннее и два внешних, незаметных для непосвященных, практически непроходимые для нежелательных гостей, если они попытаются штурмом взять помещения радиоцентра.
За исключением нескольких человек в зале, которые были отделены от остальных непрозрачной снаружи звукоизолирующей перегородкой, для всех сотрудников ОГПУ происходила завершающая фаза операции по уничтожению антисоветского подпольного центра, окопавшегося в самых высших эшелонах власти СССР. Центра, который уже четыре месяца терроризировал страну взрывами и который решил нанести свой смертельный удар по самому святому — съезду ВКП(б). Хорошо отлаженная машина дезинформации иностранного, особого и секретно-политического отделов, повернутая против своих же сотрудников, выполнила свою задачу, и поэтому все происходящее не вызывало у них никаких вопросов.
Менжинский посмотрел на часы, потом перевел свинцовый взгляд на командира своей Особой группы:
— Время. Начали.
Серебрянский молча кивнул головой, взял со стола микрофон и проговорил в него:
— Начальнику связи. Радистам выйти на общую волну прикрепленных за ними подразделений. Текст сообщения — «Кроссворд».
Вернув микрофон на место, повернулся ко всем присутствующим:
— Думаю, через полчаса мы получим первые данные. Сейчас остается только ждать.
Проговорив это, он удобно расположился за своим столом и, как и все в этом помещении, начал изучать пока чистый от пометок громадный квадрат из органического стекла с нанесенной на него схематичной картой Москвы.
Председатель ОГПУ покосился на своего главного диверсанта. Да, умен и коварен был Яков Исаакович. И людей подбирать умел. Как фокусник из шляпы, вытащил три месяца тому назад свой, как он назвал, «стратегический резерв» — небольшой отряд некоего Станислава Федоровича, бывшего подполковника, состоявший всего из семи человек. Перед представлением себе этих людей председатель ОГПУ поинтересовался у начальника Особой группы, что, мол, за персонажи и не подведут ли? Цинично усмехнувшись, Серебрянский охарактеризовал представляемых как «псов войны», отребье из отребья, шлак от топки мировой и гражданской бойни, которая длилась на территории России семь лет. Он выложил перед Менжинским краткую биографию каждого из отряда, от которой у видавшего виды председателя волосы встали дыбом. Эти семеро оказались бывшими сотрудниками Имперской охранки, ставшими белыми карателями, не мыслящими себя без войны и убийств и давно жившими вне общества, которое вело на них охоту, как на бешеных собак. Они настолько себя дискредитировали в Европе, куда бежали после окончания гражданской войны, что даже белогвардейская «внутренняя линия» объявила за выдачу отщепенцев награду. Объясняя зависимость карателей от него, главный диверсант показал сжатый кулак и пояснил, что «семерка» у него «вот здесь» и никогда не подведет, так как им просто некуда деваться, кроме как жить под крылом Особой группы ОГПУ, дающей им прикрытие. Да Менжинский и сам убедится в полезности этого «стратегического резерва».
И действительно, ненавязчиво, но веско подполковник, за которого Яков Исаакович поручился и стал приводить на все совещания заговорщиков с разрешения председателя ОГПУ, сумел донести до всех необходимость внесения некоторых корректив в первоначальный план заговора. Доказал он это так просто и убедительно, что Менжинский сам начал удивляться, что не сумел додуматься до таких, кажется, простых вещей, лежащих на поверхности.
Командиром «семерки» после тщательного анализа был доработан план по обоснованию ввода частей ОДОН в Москву. Он предложил воспользоваться ситуацией с терактами и самим взорвать несколько районных комитетов ВКП(б) в столице. Получив разрешение, Станислав Федорович со своими подчиненными блестяще выполнил задуманное, полностью сымитировав почерк «работы» неуловимых террористов. После этого председатель ОГПУ на полном основании ввел в Первопрестольную отдельные подразделения ОДОН якобы для ведения облав. Сейчас они, незаметно переместившись прошедшей ночью, сконцентрировались вокруг Кремля, растворившись в тупичках и переулках старой Москвы. Подполковник также предложил тактику «просачивания» и «рассредоточения», на основании которой к этим подразделениям мелкими группами прибывало подкрепление. Это по предложению бывшего белогвардейца, которого сам Серебрянский уважительно называл только по имени-отчеству, был создан центр управления заговором, где очень удобно было отслеживать динамику проводимой операции.