— Но ведь на дело все так и будет выглядеть… — пробормотал министр промышленности и торговли. — Подумать только, в северо-восточную часть Новой Зеландии, где население составляет несколько сот тысяч, хлынет больше десяти миллионов японских беженцев…

— Тада-кун, ты случайно не в Рабале был во время войны? — насмешливо спросил начальник Управления обороны. — Тоскуешь, наверно, по архипелагу Бисмарка, по острову Новая Британия…

— Смотрите, будете тосковать по таким местам, так вас, пожалуй, обзовут милитаристом, — усмехнулся министр иностранных дел. — Чем больше будут нервничать другие, тем осторожнее должны вести себя мы…

Вошел секретарь и что-то шепнул на ухо премьеру.

— Итак, будем считать, что официальное сообщение состоится через две недели и что возражений против этого нет… — сказал премьер, поднимаясь. — Теперь только следите в оба за господами корреспондентами. Я сейчас отправлюсь на встречу с их боссами…

— Внутри страны, разумеется, придется провести соответствующую кампанию, но основное здесь — международное общественное мнение, — сказал главный обозреватель газеты А., помешивая ложкой корнфлекс.

— Безусловно, — согласился с ним начальник канцелярии. — Министр иностранных дел озабочен именно этим.

— А что если посоветоваться кое с кем из крупных зарубежных журналистов? — предложил директор газетной корпорации М.

— Две недели, конечно, срок самый крайний, — сказал главный редактор газеты И. — После Большого токийского землетрясения спецкоры иностранных газет и агентств просто прилипли к Японии. Положение таково, что, если даже мы войдем в соглашение с иностранными корреспондентами, не исключены случайности, следствием которых может явиться преждевременное сообщение. Помните, что творилось, когда массовый еженедельник поместил на своих страницах высказывания пьяного ученого? Иностранные корреспонденты до сих пор, не зная сна, разыскивают его.

— Кажется, этот ученый, — сказал директор телекомпании X, — в самом деле имел отношение к настоящему вопросу… Говорят, он пропал без вести после того, как его отпустили на поруки… Если он или подобные ему появятся, вновь заварится каша…

— А нельзя ли это сообщение — в качестве сенсации — отдать какому-нибудь иностранному агентству или газете? — тихо спросил премьер. — Помните, был случай, когда одна американская газета преподнесла в качестве сенсации сообщение о японских автомобилях с браком? Может быть, и здесь поступить так же? Существует мнение, что это будет более эффективно…

Наступила короткая пауза. Потом не без раздражения заговорил главный обозреватель газеты С.:

— Какой в этом смысл, господин премьер?.. Самое лучшее, если правительственное сообщение появится одновременно и у нас, и за рубежом. Мелкие хитрости в данном случае могут возыметь действие лишь на весьма малый срок.

— Да… Мы хотели бы знать, когда услышим от вас подробности плана эвакуации, — произнес директор-распорядитель телекомпании Н.

— Н-да, теперь на какое-то время взоры всего мира обратятся к Японии, как когда-то они обращались к Вьетнаму или странам Ближнего Востока, — медленно проговорил главный редактор той же телекомпании, старательно размешивая свой остывший кофе, к которому еще ни разу не притронулся.

Взор главного редактора был устремлен в пространство. В разгар войны во Вьетнаме и на Ближнем Востоке он заведовал отделом информации. И теперь в его памяти всплыли тогдашние кадры новостей. Вьетнамцы в огне войны, лагеря палестинских и бангладешских беженцев. Безымянные люди, бредущие по дорогам; за плечами — нехитрый домашний скарб, на лицах — выражение бесконечной усталости… Мрачные, полные отчаяния глаза беженцев, прозябающих в жалких лагерях без всяких надежд на будущее… Теперь эти люди представлялись его мысленному взору с японскими лицами…

— Однако… — заговорил, покашливая, директор одного телеграфного агентства, самый старший по возрасту среди собравшихся. — Возможно ли… всего за каких-то там десять месяцев… спасти жизнь наших соотечественников, жизнь ста десяти миллионов человек? Вывезти всех, кто в чем есть?

— Ямасита-сан, — тихо сказал премьер, — наверное, такого вопроса не должно быть. Мы не можем, не имеем права сказать, что такой возможности нет. Я надеюсь, вы понимаете, что ответ может быть только один: к этому следует приложить все силы…

Опять появился секретарь и что-то шепнул премьеру.

— Ну что же… — сказал, поднимаясь из-за стола, начальник канцелярии. — Надо идти на совещание с главами четырех оппозиционных партий, которое состоится на официальной квартире председателя нижней палаты…

— Когда вы нам сообщите в общих чертах план эвакуации? — спросил глава партии К. — План, наверное, вчерне уже готов. Если одновременно с официальным сообщением вы не дадите народу хоть каких-то наметок, паники не избежать.

— Разумеется, мы создадим надпартийную парламентскую комиссию в связи с чрезвычайными обстоятельствами, это само собой… — нахмурился глава первой оппозиционной партии. — Однако мы располагаем неприятной информацией. Дело в том, что правительственная партия задолго до нас в секретном порядке поставила в известность финансовые и промышленные круги. Часть промышленников сразу же начала незаметно вывозить свои капиталы за границу. Справедливо ли поддерживать только финансовые и промышленные круги? Ведь правительство обязано нести равную ответственность перед всеми. Столь неблаговидное поведение правительственной партии проявляется повсеместно. В связи с этим у нас появилось сомнение, действительно ли план эвакуации предусматривает спасение жизни каждого гражданина. Прежде чем начнется надпартийная проверка осуществления плана, нам бы, господин премьер, хотелось услышать от вас, какова основная идея этого плана.

— Нашей главной и основной целью безусловно является спасение жизни всех граждан… — сказал премьер. — К этому прилагаются все усилия. Однако правительство несет ответственность за жизнь стодесятимиллионного народа и после катаклизма…

— Однако, — сказал глава партии М., — правительственная партия до сих пор заботилась главным образом о существовании финансовых и промышленных кругов, об охране их прав, хотя и провозглашала все время уважение к правам каждой личности. Мало того, основные усилия правительства были направлены на сохранение государства и его структуры. Я думаю, вы сами понимаете, что это смахивает на политику довоенного бюрократического правительства, которое ставило во главу угла сохранение существующей структуры государства, игнорируя жизнь отдельной личности. В результате во имя сохранения структуры и авторитета государства в жертву были принесены миллионы японцев. По-видимому, дух такой политики быстро не выветривается. Сомнительно, чтобы теперешнее правительство было готово полностью отдать себя спасению жизни народа, забыв про своей авторитет, отбросив всякую амбицию и все бюрократические формальности…

— Структура государства, откровенно говоря, проблема очень сложная, — тихо сказал премьер. — Конечно, бывают случаи, когда жертв оказывается меньше, если правительство действует, отбросив всякое самолюбие… Однако, опираясь на свой скромный опыт, могу сказать, что и во время войны, и после нее и на континенте, и внутри страны нарушение порядка приводило к долговременным и большим потерям. Может, вы скажете, что у нас с вами несходство взглядов, Коно-сан, но я убежден, что роль политики — это роль театральной костюмерной… Мне ясно только одно: действовать нужно, не жалея живота своего, а самолюбие, авторитет… что ж, ими, вероятно, придется поступиться. Ведь случай у нас особый… Огромное значение приобретают взаимоотношения с иностранными государствами, и правительство должно пойти к ним на поклон, если хочет хоть как-то обеспечить японскому народу будущее. Нельзя быть уверенным на сто процентов, что все пройдет гладко. Нас будут критиковать, поносить, обливать ледяным презрением, призывать к ответственности и внутри страны, и за ее пределами. Но я считаю, что мы, как работники костюмерной, обязаны сделать все, что в наших силах. Я прошу вас о сотрудничество, поскольку сейчас все мы работаем в костюмерной одного театра.