Изменить стиль страницы

Старик громко распорядился, и средних лет мужчина побежал в сторону. Раздался треск ломаемых веток, куча быстро росла.

— Используем все батареи, — сказал Катаока, проверяя карманные фонарики и бросая лучшие батареи радисту — Передашь SOS. Все будет в порядке, расстояние всего четыре-пять километров.

При свете карманного фонарика радист соединил проводником батареи, не вынимая их из фонарей. Включив рацию, он закричал:

— Везет, они как раз переговариваются!

— А ты вклинься в их разговор, — посоветовал Катаока. — Судно сил самообороны?

— Нет, кажется, американское.

В рации раздались звуки более мощные, чем сигналы с судна.

— Послушай, — сказал радист, глядя на Катаоку. — Очень сильные сигналы поступают с очень близкого расстояния… Где-то совсем рядом…

— Ты хочешь сказать, что поблизости, рядом, есть еще кто-то, кроме нас? — Катаока огляделся кругом. Уже совсем стемнело. — А что говорят?

— Не понимаю. Иногда попадаются английские слова, но весь разговор ведется шифром на основе английского…

— Все равно, давай, вклинивайся…

— Ты думаешь, я этого не делаю? Да они никак пока не отвечают!

Высоко в небо взвилось яркое пламя костра. Все, и млад и стар, стоя спиной к огню, замахали руками и закричали.

— Не отвечают, — сказал тот, который посылал световые сигналы. — А почему на этом корабле соблюдается затемнение?..

— Катаока… — сказал радист. — Между сушей и кораблем есть еще одно место, откуда исходят радиосигналы, ведутся трехсторонние переговоры.

Катаока пристально вгляделся в темную поверхность моря. Между расплывчатым силуэтом судна и берегом виднелся едва приметный белый след от вспенившихся волн. Этот след постепенно приближался к берегу, оставляя хвост в открытом море. Откуда-то издалека вдруг донесся шум двигателя, и пожалуй, не одного, а нескольких. Это было, конечно, эхо, прокатившееся по склонам гор. За поворотом дороги кое-где замелькали отсветы, видно, блики от автомобильных фар.

— Друзья! — крикнул Катаока. — Поторопитесь! Сейчас к берегу причалит десантное судно!

— Они прекратили переговоры, а наши сигналы игнорировали! — сказал радист, оставляя рацию.

Люди долго прислушивались и вглядывались в темноту, пока не поняли, где причалило десантное судно. Ориентиром служили автомобильные фары, светившие у кромки воды на расстоянии около километра. Падая и поднимаясь, карабкаясь по скалам, люди наконец добрались до места, куда причалило судно. Это был крохотный огород, разбитый на склоне горы и огороженный камнями. Морская вода достигала почти самого верхнего края этой каменной ограды. С борта причалившего судна на берег перекинули трап. Тяжелые американские военные грузовики подъехали задом к судну. По спущенным помостам с них стали сгружать большие, обшитые брезентом, ящики. С помощью катков их стали грузить на судно.

— Стой! — раздался крик из темноты. На измученных, едва добредших сюда людей были направлены два автомата.

— Возьмите нас на борт! Здесь женщины и дети! — крикнул по-английски Катаока.

К нему приблизился высокий молодой офицер с детским лицом. Казалось, он был в замешательстве.

— Вы гражданские?

— Кроме нас троих. Мы-то из наблюдательной бригады спасательного отряда. Но все остальные гражданские лица…

— Но в данном районе спасательные операции закончились, и район закрыт… Во всяком случае, я получил такую информацию.

— Они заблудились и не успели бежать.

— Сколько всех?

— Человек двадцать, тридцать, должно быть…

— Живее! — крикнул офицер, обернувшись к солдатам, которые, замедлив погрузку, прислушивались к разговору. Потом он сдвинул каску немного назад и сказал с сожалением, но твердо:

— Весьма сожалею, но мы прибыли сюда для выполнения особого задания по указанию высшего командования. Прибыли сюда, несмотря на большую опасность. Спасение не входит в наши функции.

— Вы хотите оставить умирать этих матерей, младенцев и стариков? Они уже больше десяти дней блуждают по горам.

— Сожалею, по ничем не могу помочь. Если бы даже я и захотел взять вас на борт, судно слишком мало, после принятия груза мы и сами-то едва сможем разместиться.

— Не знаю, какой такой у вас груз, но жизнь людей дороже!

— Весьма сожалею. Но я военный, получая это задание, я одновременно получил особое указание выполнить его с максимальной точностью. Откровенно говоря, разговаривая с вами, я уже нарушаю приказ…

— В таком случае, хотя бы свяжитесь с головным кораблем и попросите немедленно вызвать спасательное судно! — умоляюще произнес Катаока. — Здесь почва опускается под воду со скоростью трех метров в день. Да еще с ежедневным ускорением. До самого высокого пункта осталось всего сто метров. А если нагрянет цунами…

— Я и этого не могу вам обещать, пока не переговорю с командиром. До выхода в безопасную морскую зону связь у нас заблокирована…

— Мерзавцы! — заорал по-японски один из коллег Катаоки, слушавший их разговор. — Вы, вы, разве вы после этого люди…

— Постойте, лейтенант Скотт… — произнес по-английски с сильным акцентом небольшого роста человек, появившийся из-за грузовика. — Сколько человек можно взять на борт взамен одного ящика?

— Этого… этого я сделать не могу, — упрямо ответил лейтенант, заливаясь краской. — Это нарушение приказа!

— А как вы думаете, откуда исходит приказ? В конечном итоге за эту операцию ответственность несу я. Отвечайте, сколько человек сможете взять на борт.

— Человек пять-шесть…

— А если только женщин и детей?

— Человек восемь-девять, не больше.

— Значит, десять человек возьмете. Я остаюсь здесь…

— Я… я не могу этого допустить!

— А я сделаю так, чтобы вы могли это допустить. Дайте мне бумагу и перо…

Получив требуемое, человек что-то быстро написал и расписался.

— Сколько у вас женщин и детей? — обратился он к Катаоке все еще по-английски.

— Шесть женщин и трое детей…

— Пусть их сопровождает кто-нибудь из мужчин, говорящий хотя бы на ломаном английском.

— А как вы собираетесь поступить с остающимся грузом?

— Всю ответственность за него я беру на себя, так что об этом не беспокойтесь! Вот этот ящик, предпоследний, останется на берегу… Да, этот. Ведь я лучше всех знаю их содержимое…

— Быстро! — крикнул лейтенант солдатам. — Вас тоже прошу поторопиться. Мы и так уже выходим из графика.

Женщины замешкались, прощаясь с мужьями, начался плач, но их, подгоняя чуть ли не толчками, быстро посадили на судно.

— Все будет хорошо! Вы все непременно встретитесь! — вдруг по-японски закричал невысокий человек. — Садитесь, садитесь, а за всех остающихся отвечаю я!

Катаока удивленно обернулся, но не смог разглядеть лица этого человека.

— Не хочу, я лучше останусь! — закричала, ступив на трап, молодая женщина с младенцем на руках. — Чтобы я моего мужа одного оставила, нет, нет! Если уж он умрет, то и я с ним вместе, со всеми!

— Томоко! — прозвучал с берега почти рыдающий мужской голос. — Томоко, Томоко!..

Невысокий человек остановил выскочившего вперед, надрывавшегося от крика мужчину.

— Все будет хорошо. Встретитесь в Америке. Я сделаю так, что вы встретитесь…

Подняли трап. Сквозь рев двигателя с борта донеслись плач и крики. Оставшиеся на берегу мужчины тоже выкрикивали имена жен и детей. Судно быстро исчезло за полосой света, отбрасываемого фарами грузовиков.

Когда все смолкло, уши вдруг наполнил свист ветра, проносившегося по дну ночи. Действительно, все свершилось в одно мгновение. Оставшиеся мужчины ошеломленно застыли на огороде.

Невысокий человек, стоявший рядом с брошенным ящиком, медленно снял каску и обернулся.

— Как, это вы?! — изумленно воскликнул Катаока, увидев его лицо.

— Н-да, при странных обстоятельствах мы встретились… — сказал, смущенно улыбаясь, Куниэда. — Государственному служащему порой приходится бывать бессердечным… Но в данном случае я оказался несостоятельным. Дело в том, что человек, занимавшийся этим делом, погиб при землетрясении, вот я и заменяю его уже целый месяц… И как видишь…