Глава 1

   Пять минут назад, я, беременная на шестом месяце, ушла от мужа.

   Скажем прямо - еще десять минут назад я ничего такого экстремального не планировала. Шла себе вверх по нашей улочке, переваливаясь как утка, несла с рынка корзину со свежей зеленью и яйцами, и - в другой руке, в отдельном пакете - зело вонючую рыбу миренью, которую в жареном виде обожал Андреас. Решила - порадую мужа. Духовитость миреньи искупалась нежностью ее белого, с розоватыми прожилками мяса. Правда, чистить этот "деликатес" было удовольствием сильно ниже среднего - мелкие чешуйки щетинились колючими иглами, вымазанными в едкой зеленоватой слизи.

   Служанки у нас не было: при ежемесячных выплатах за дом мы - два начинающих мага, один из которых в данный момент не способен колдовать - позволить себе прислугу не могли. Так что готовить миренью предстояло мне самой. Как и резать лук, управляться с печью, чугунной сковородой и все такое прочее...

   До замужества я и не представляла, сколько приходится возиться на кухне замужней женщине. Ведь юные девицы, как известно, питаются бутербродами, яблоками и конфетами, запивая их шоколадом. Как те самые птички, с которыми девушек часто сравнивают - поклевали и полетели... Самое замечательное в таком образе жизни то, что после вообще не остается грязной посуды - одна чашка - и всё!

   Посмотрев на начавшее хмурится небо - гроза, что ли, собирается? - поднялась по трем серым каменным ступеням к дверям, поставила на крыльцо корзину. Вытащила пристегнутый на длинную цепочку бронзовый ключ. Дом был старинным, двери - темного дерева, высокие, двойные, а замок - с норовом. Нужно было привалиться плечом или хотя бы прижать створку коленом, тогда ключ легко проворачивался.

   Прихожая была под стать дверям - гулкая, с высоченным потолком. Разогнать сумрак в ней не могли даже два светильника, которые я зажигала по вечерам. А сейчас - когда свет скупо падал через застекленное круглое окошко над входными дверями, - и вовсе приходилось передвигаться на ощупь. Зайдя на кухню, положила на стол пакет с рыбой. Поставила корзину на табурет рядом. Ополоснула руки в тазу с прохладной водой - хорошо-то как! Сейчас поднимусь наверх, переоденусь в домашнее, полчасика отдохну и возьмусь за готовку.

   Медленно поднялась по лестнице на второй этаж, где находились три спальни и кабинет мужа. Обычно днем, если Андреас не ходил по клиентам, он работал там. Мы вложили оставшиеся от первого вклада за дом деньги в обустройство кабинета. Муж разумно полагал, что если хочешь, чтобы тебе хорошо платили - произведи хорошее впечатление. Так у нас появился огромный - три на пять локтей - письменный стол с красовавшимися на нем вычурными бронзовыми лампой и пресс-папье, дорогой бордовый ковер на полу, бархатные портьеры ему в тон, кожаные кресла и темные шкафы, заставленные книгами с кожаными корешками и всякой околомагической ерундой вроде хрустальных шаров, кварцевых друз, реторт с цветными жидкостями и неопознанных костей. На непосвященных обстановка действительно производила впечатление. А вот мой бывший научный руководитель, который, будучи в Салерано проездом, заглянул в гости, сморщил нос от смеха. Андреас тогда обиделся.

   В кабинете мужа не оказалось. Жаль - я соскучилась...

   Пройдя к нашей спальне, повернула ручку двери, открыла, шагнула - и застыла с занесенной над порогом ногой, не веря глазам.

   В кровати лежали двое. Точнее, не просто лежали. Голый Андреас, с запрокинутой головой, рассыпавшимися по плечам светлыми волосами раз за разом прижимал к постели мою бывшую согруппницу по магической семинарии Орсетту. Черные волосы Орсетты разметались по подушкам, белая рука порхала по спине мужа, поглаживая поясницу...

   Наверное, я ахнула. Потому что они замерли. А потом повернули головы ко мне. Первой открыла рот Орсетта:

   - А, вот и корова пришла!

   Что-о? Ну да, лодыжки у меня стали последнее время отекать. И сама я набрала пару лишних стоунов. Но ведь такое естественно во время беременности, разве нет?

   Оскорбление было настолько неожиданным и незаслуженным, что я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. С отчаяньем уставилась на мужа. Пусть прогонит её! Пусть скажет, что это - ошибка, что любит меня... попросит прощения, наконец!

   Но он не делал ничего. Даже не слез с нее, оставаясь на ней и - в ней. Просто молча смотрел на меня... и всё.

   А я смотрела на них. Пока не запомнила все - каждую деталь: скинутое на пол одеяло, ее розовый чулок, сброшенной змеиной шкурой повисший на спинке кровати, капельки пота и слипшиеся завитки волос на его лбу... А потом отступила в коридор, потянув за ручку дверь. И прислонилась к стене, пытаясь прийти в себя, отдышаться и осознать случившееся. А еще - хоть не хотела - невольно прислушивалась.

   Из-за двери раздался смех моей - теперь уже бывшей - подруги...

   Вот что теперь я должна делать? Приволочь с кухни сковороду и закатить скандал с воплями, слезами и рукоприкладством? Не могу... противно это. А еще - поняла внезапно, как озарило - не могу и не хочу больше оставаться в этом доме.

   Отлепившись от стены, побрела в комнату, куда перебралась с тех пор, как четыре месяца назад по утрам стал терзать утренний токсикоз. Чтобы не будить Андреаса, часто засиживавшегося с книгой заполночь, ага. Войдя, хотела присесть на кровать - надо же подумать, что делать дальше? И поняла - сяду и застряну. Начну рыдать, жалеть себя... туфли захочется сбросить. А потом опухшие ноги назад не втиснешь. Да и истерика исправить случившееся не поможет. А злость - отличный стимул для великих свершений! Повернулась к кровати спиной, оглядывая комнату: что я должна взять? Хм-м. Не что должна, а что могу уволочь. Да и делать все надо быстро, пока пара голубков еще в спальне.

   Как бы в подтверждение моих мыслей, за окном предупреждающе громыхнуло. Вот напасть, еще ливня и скользких мостовых мне не хватало!

   Первая реакция - спонтанная - самая честная. Андреас не оттолкнул Орсетту, не защитил меня. Хотя ясно, он-то к бабским склокам, да к тому, что из-за него чуть не дерутся - привык. До нашей свадьбы за ним хвост девиц таскался. Такой кавалер - высокий, видный, гордый, с чуть горбоносым породистым профилем, с пронзительным прищуром синих глаз. Вел себя как герцог крови - смотрел на всё чуть свысока... и, казалось, будто он имеет на это право. И неважно, что как маг он был не особо силен. Зато поставь рядом Андреаса и моего наставника и всякий скажет: "Вот, этот - да, настоящий маг. А тот дядька - скорее небогатый дворянин или учитель лицея".

   Я рядом с красавцем-мужем смотрелась бледно. И вначале не могла поверить, что он - солнце нашей семинарии - благосклонно решил обратить внимание на самую обыкновенную заурядную девицу, синий чулок третьего года обучения - Алесситу лен Ориенси. Но Андреас был настойчив, ласков, мил... и всего через три месяца я - сама не поняла как - оказалась Алесситой лен Тинтарис, женой божества. До звездочек в глазах влюбленной в свежеиспеченного мужа.

   Спустя полгода мы получили дипломы практикующих магов и - Андреас решил, что в глуши нам делать нечего, а в столице нас пока никто не ждет - отправились в Салерано - стоящий на берегу синей бухты второй по величине город Таристы. Здорово помогло небольшое наследство, доставшееся мне от матери - мы сразу смогли внести первую треть стоимости дома, из которого сейчас я собиралась уйти.

   Сейчас, думая о своей беспросветной глупости и наивности, мне хотелось постучаться головой о стену. Но что толку-то?

   Я так его любила, так гордилась, что он выбрал именно меня, так старалась быть хорошей женой, что не замечала очевидного, старалась не спорить ни по какому поводу, соглашалась со всем, что предлагал Андреас. Наставник советовал мне остаться в семинарии - учиться у него дальше, но Андреасу делать в небольшой Виэнии было нечего, - и мы уехали. Когда понадобилось платить за дом, я пошла в местное отделение банка, сняла наследство мамы, к которому не прикасалась всю учебу, и в бархатном синем кошельке - из рук в руки - отдала мужу. Ведь тот обмолвился, что если платить стану я, для него это будет унизительно, его поднимут на смех, скажут, что он семью содержать не может, сидит на шее у жены. Так что под купчей оказалась его - и только его - подпись. А остатки денег ушли на бордовые шторы в кабинете.